— Романтично, — сказала Жюли. — Все здесь в нашем распоряжении.
— Жаль, вина не захватил.
— Отстаете от жизни, — поддразнила она, покачав головой.
Амит натянуто усмехнулся, зная: покажи он египтологу то, что нашел в горах, она бы так не сказала.
Оба вышли из машины.
Амит обошел машину и открыл пятую дверь, чтобы достать продукты.
Жюли воспользовалась моментом и стала любоваться живописным морем с его белым от корки минералов берегом, суровыми темно-коричневыми горами, подпирающими залитое аметистовым свечением небо.
Лендровер мигнул фарами и, тоненько чирикнув, щелкнул замками. Амит убрал ключи в карман и подошел к Жюли с фонариками и черным рюкзаком.
— Господи, какая красота, — сказала она.
— Красота. А чем пахнет, чуете?
Он сделал ровный и долгий вдох носом, ощутив различимый аромат глины, поташа и брома.
Она тоже принюхалась, ее тонкие ноздри трепетали.
— Историей пахнет… Библией. Эти запахи зовут меня сюда вновь и вновь, — признался он.
— Ага. Очень напоминает запах в бассейне, — чуть задиристо с французским акцентом сказала она. — Ну, так в ковчеге чего только не было…
— Как же вы немилосердны.
Покачав головой, он вручил ей фонарь.
Амит повел Жюли мимо приземистой сувенирной лавки и кассы к гравийным тропинкам, что бежали к отвесным скальным склонам, формировавшим сплошную стену. Слева виднелись раскопки деревни, в которой ессеи жили вплоть до первого столетия нашей эры. Чуть дальше темнело глубокое ущелье, протянувшееся от моря к внушительной расселине, врезавшейся в скалы водостоком зимних паводков. Амит и Жюли шли к зигзагообразной тропинке, взбиравшейся вверх по расселине.
— Еще далеко? — спросила она, глядя на вздымающиеся скалы.
— Порядком, — спокойно ответил он.
— Великолепно, — тяжело дыша, фыркнула она.
Амит вел Жюли к приставной лестнице под зевом пещеры. Уже совсем стемнело, и казалось, будто мерцающие вокруг узкого серпа молодой луны звезды сейчас просыплются сквозь чернеющее небо.
Насквозь промокшая от пота, Жюли не уставала жаловаться на жужжащих мух и поддразнивать Амита по поводу того, как они будут выбираться отсюда обратно — вниз по скале, в темноте. Ей не нравилось, что в некоторых местах приходилось перелезать через валуны.
— Прогулка вниз с горы менее утомительна, — погрешил против истины Амит.
Несмотря на жалобы спутницы, он знал, что награда будет щедрой. Он включил фонарь и направил луч вверх на пещеру.
Жюли задрала голову, и ее фонарь подсветил полукружия груди — в том месте, где к ней прилипла промокшая от пота футболка.
Пещера — значит, опять карабкаться, но только совсем не так, как через валуны.
Резко переведя взгляд на Амита, она успела заметить, как он смущенно отвел глаза от ее набухших сосков.
— Не хотелось бы думать, что вы притащили меня сюда, чтобы таращиться на мои сиськи.
Она скрестила руки и сжала груди вместе, желая добить израильтянина.
Он густо покраснел.
— Да нет, я… Я просто… — замялся Амит, но тут же решил, что сам не настолько привлекателен, чтобы извиняться.
— Очень трудно не смотреть. Примите это как комплимент.
— Комплимент принят.
Жюли тоже порозовела.
— Вперед? — Она махнула ему идти к лестнице.
Эпизод куда-то унес страх перед подъемом, и Амит совершенно спокойно сошел с лестницы и забрался в пещеру. Он не удержался еще от одного взгляда украдкой, когда ухватил Жюли за руку, помогая подняться.
— Дальше будем двигаться по пещере, — уверенным голосом профессионала сообщил он. — Шагайте осторожно: местами коридор неожиданно петляет.
— Ведите, я буду ориентироваться по вашей заднице, — съязвила она.
— Что ж, приятного просмотра, — ответил он и начал карабкаться по тесному проходу.
— Ага, двойной сеанс, — сказала она, наведя луч на его крестец.
Коварный туннель вынуждал Жюли сконцентрироваться на подъеме. Когда Амит выбрался наконец в просторную, высеченную в скале камеру, предвкушение чуда еще не проснулось в ней.
— Вы в порядке? — спросил он, направляясь к осветительной мачте.
— Oui.
Жюли провела лучом по аккуратно сложенной на полу стопке кирпичей. В этот момент включился свет, и ее взору предстало большое отверстие в дальней стене. Она подошла ближе.
— Здесь придется на карачках. Пару метров, не больше.
Он заметил, как в ее скептическом взгляде мелькнуло беспокойство.
Амит вновь отправился первым. На четвереньках пролез в потайную камеру, поднялся там во весь рост и сразу же направился ко второй осветительной мачте, стоявшей у самого пролома. Когда из прохода выбралась Жюли и поднялась на ноги, комната осветилась.
Несколько секунд она, словно потеряв дар речи, молча вышагивала по периметру квадратного помещения, оставив без внимания угол, где были свалены инструменты и оборудование. Кое-где Жюли приостанавливалась и проводила пальцами вдоль длинных отметин-рубцов на каменных стенах.
— Кто же сотворил все это? — наконец спросила она.
— Представьте себе, ессеи, — скептически ответил он. — Да, наши с вами старые знакомые, составители свитков. Вот трудяги!
А он ведь еще даже не показал ей, какими на самом деле трудягами они были.
— Вон те кирпичи, — Амит показал на пролом, — замуровывали вход сюда и были замазаны слоем земли и глины, чтобы никто никогда не обнаружил это место.
— Ну, хорошо. Допустим, они вырубили в скале эту комнату. — Приуменьшив значимость находки, она пожала плечами. — И что? Чего ради?
Однако по скривившейся физиономии израильтянина она поняла, что он знал больше, намного больше.
— И потом: я так и не вижу иероглифа.
— Самое интересное внизу, — пообещал он, подойдя к ящикам с инструментами, лежавшим вокруг дыры в полу, дабы никто не свалился в нее.
Амита сдвинул какое-то оборудование, освобождая проход к ступеням.
— Хотите первой? — предложил он.
Она замешкалась в нерешительности, а потом подошла ближе и направила луч фонаря вниз.
— Хочу.
Губы Амита расползлись в улыбке, растянув козлиную бородку. Теперь ей предстоит мерзкое занятие — подавление своего азарта.
— Осторожнее на ступенях.
Спускаясь, Жюли держалась правой рукой за стену, и кончики пальцев поднимались и опускались, окунаясь в бесконечные борозды в камне; туристские башмаки негромко поскрипывали в такт осторожным шагам. На нижней ступени она чуть посторонилась, позволив археологу стать рядом.
Пока она стояла, разинув от изумления рот, Амит потянулся и включил очередную осветительную мачту, растворив тьму в просторном квадратном помещении. Когда он оглянулся на спутницу, ее груди часто вздымались и опадали, только саму Жюли не очень волновал тот факт, что Амит это заметил.
Ее зачарованный взгляд был прикован к огромному рисунку, покрывавшему стену напротив ступеней. Это был изумительный экземпляр — белый, с красочными узорами, и казалось, будто его нанесли на стену только вчера. Она подошла ближе.
— Надеюсь, я не должен вам напоминать, что ничего трогать нельзя, — поддразнил Амит.
— Ха-ха, — ответила Жюли, не сводя глаз с изображения. — С ума сойти…
В самом центре настенного рисунка была маленькая сводчатая ниша, высеченная в песчанике. Пустая. Расходящиеся от нее концентрические окружности символизировали солнечные лучи, как бы наложенные на более крупную композицию — равностороннее распятие, обвитое виноградной лозой. Концы креста имели ложковидные расширения, и каждое украшали иудейские символы. Сверху и снизу это были шофары, церемониальные горны, возвещающие о приходе еврейского Нового года. А справа и слева — напоминающие по форме лимон этроги, фрукты, которые иудеи использовали во время праздника Суккот в священном табернакле.
Но самыми удивительными были четыре четвертинки круга, изогнувшиеся меж плечей креста, в каждой из которых помещался необычный символ — дельфин, обвивающий трезубец.
— Интересно, что же здесь было? — спросила Жюли, приблизив лицо вплотную к пустой нише.
— Здесь был глиняный сосуд, — со знанием дела сообщил Амит. — А в сосуде — три свитка.
Ее изумленные глаза наконец уделили и ему немного внимания.
— Шутите! Где они?
— Вы же понимаете: оставлять здесь свитки было бы неразумно, — ответил он. — Я передал их в Музей Рокфеллера для транскрипции.
— Господи! — охнула Жюли. — Это уму непостижимо.
Прижав пальцы к губам, она изучала рисунок еще несколько мгновений, то и дело косясь на символ дельфин-трезубец.
— Этот символ… Он-то как тут оказался?
Амит подошел к ней, встал рядом и в который раз оглядел изображение.
— В голове не укладывается. С виду прямо как варварский.