Но больше всего ее тревожили и смущали истории, которые Ллойд рассказывал девочкам. Это были полицейские истории – наполовину притчи, наполовину признания, подозревала Дженис. Он увлекал девочек за собой в кошмарные путешествия по самым темным улицам Лос-Анджелеса, населенным проститутками, наркоманами и другими подонками общества, и сопровождал эти путешествия рассказом о полицейских, причем полицейские нередко бывали еще более сексуально озабоченными и жестокими, чем преступники, которых они бросали в тюрьму.
Год назад Дженис попросила Ллойда не рассказывать ей таких историй. Он молча кивнул в знак согласия, бросив на нее холодный взгляд, и отправился со своими полупритчами-полупризнаниями к дочерям. Девочки вступили в отрочество под аккомпанемент подробных рассказов о грязи и ужасах.
Энн пожимала плечиками и отмахивалась: ей было четырнадцать, и она помешалась на мальчиках. Кэролайн исполнилось тринадцать, она занималась балетом и демонстрировала недюжинные задатки. Она долго обдумывала истории, услышанные от отца, приносила домой серьезные детективные журналы и расспрашивала Ллойда о содержании статей. А Пенни слушала и слушала упоенно, пристально глядя на отца такими же светло-серыми глазами, и казалось, смотрит не на него, а в какую-то далекую конечную точку в пространстве. Когда Ллойд заканчивал очередную притчу, Пенни торжественно целовала его в щеку, уходила к себе наверх и плела одеяла из кашемира и так называемой мадрасской хлопчатобумажной ткани в полоску. Это рукоделие уже прославило ее в фоторепортажах, опубликованных в пяти воскресных приложениях к местным газетам.
Дженис содрогнулась. Неужели невинность Пенни разрушена без надежды на восстановление? В двенадцать лет она стала искусным ремесленником с предпринимательской жилкой. Дженис снова вздрогнула и посмотрела на часы. Ллойд по-прежнему отсутствовал. Она вдруг поняла, что тоскует по нему, хочет его со страстью, намного превосходящей разумные пределы того, что можно ожидать от любовного романа с двадцатилетним стажем. Она поднялась наверх, разделась в темной спальне и зажгла ароматическую свечку, служившую для Ллойда сигналом, что ее надо разбудить, ибо она жаждет любви.
Дженис забралась в постель. И тут ее посетила новая черная мысль, словно хищные птицы, раскинув крылья, закрыли ясное небо: девочки росли и с годами становились все больше и больше похожими на Ллойда. У всех трех были отцовские глаза.
Она слышала, как Ллойд вошел в дом час спустя, слышала привычные звуки ежевечернего ритуала, доносившиеся из холла: вот он вздыхает, подавляет зевок, снимает кобуру и кладет ее на телефонный столик, вот – такие знакомые! – его шаги. Он медленно поднимается по лестнице. Напрягшись, предвкушая тот миг, когда он откроет дверь и увидит ее в янтарном свете ароматической свечки, Дженис провела рукой между ног.
Но дверь спальни не открылась. Она услышала, как Ллойд на цыпочках прошел мимо по коридору к комнате Пенни, тихонько постучал костяшками пальцев и прошептал:
– Пингвинчик? Хочешь услышать историю?
Через секунду дверь с легким скрипом отворилась, до Дженис донеслось их радостное хихиканье. «Прямо как заговорщики», – подумала она.
И решила дать мужу полчаса, а сама сердито закурила. Когда последние остатки страсти испарились, а в горле запершило от полудюжины сигарет, прикуренных одна от другой, Дженис накинула халат, подошла к спальне дочери и стала слушать.
Дверь была приоткрыта, в щелку Дженис видела, как ее муж и младшая дочь сидят на краю кровати, держась за руки. Ллойд говорил очень тихо, искусно нагнетая голосом страх, как настоящий рассказчик:
– …и когда я распутал дело об убийстве Хейверхилл – Дженкинс, меня перевели в отдел грабежей, бросили на помощь группе в Западном Лос-Анджелесе. Там была целая серия ночных ограблений во врачебных кабинетах. Все – в многоэтажных зданиях в районе Вествуд. Грабитель охотился за наличными и легко сбываемыми лекарствами. Двух месяцев не прошло, как он нахапал больше пяти тысяч и чертову уйму «колес» – медицинских энергетиков и сильнодействующих успокоительных. Ну, эти местные Шерлоки – детективы из Западного Лос-Анджелеса – решили, что modus operandi[14] у него такой: ублюдок прячется в здании, выжидает, пока не стемнеет, потом вламывается в какой-нибудь офис на втором этаже и выпрыгивает из окна на стоянку машин. Даже улики нашли в пользу своей версии: осколки бетона на подоконнике. Ну, местные хрены и решили, что он гимнаст, этакий ловкий вор-домушник. В форточку пролезает, со второго этажа прыгает, и все ему по фигу. Командир группы организовал наблюдение за парковками, чтобы его поймать. Но когда этот шутник грабанул офисное здание на Уилшир – а его стерегли полицейские засады с двух сторон, – их теория полетела к чертям, и пригласили хрена из центрального участка. То есть меня.
Ллойд замолчал. Пенни прижалась головкой к его плечу и попросила:
– Расскажи мне, как ты зацапал этого ублюдка, папочка.
Ллойд еще больше понизил голос и усилил зловещие интонации:
– Девочка моя, никто не может прыгнуть со второго этажа несколько раз подряд и не пострадать. Я выдвинул другую версию. Грабитель по-наглому выходит из здания и машет ручкой охранникам в вестибюле, мол, все в порядке. Меня только одно смущало: как он выносит награбленное? Все эти «колеса» и пузырьки. Я вернулся к прежним ограблениям, потолковал с охранниками, дежурившими в ночную смену. Да, мужчины в деловых костюмах, знакомые и незнакомые, выходили из зданий по вечерам, но ни один из них не был нагружен сумкой или свертком. Охранники считали их бизнесменами, работающими в здании, и ничего не проверяли. Шесть раз мне пришлось выслушать одну и ту же историю, и тут меня наконец осенило. Грабитель переодевался женщиной, может быть, маскировался под медсестру с большой сумкой или заплечным мешком – рюкзаком, ранцем. Я еще раз переговорил с охранниками и тут – бац! Они видели незнакомую женщину в униформе медсестры с большим рюкзаком. Она покидала ограбленные здания вечером, практически всегда в один и тот же час во всех шести случаях. Охранники не смогли ее описать, сказали только, что она «уродина», «страхолюдина» и так далее.
Пенни беспокойно заерзала, когда Ллойд тяжело вздохнул, подняла голову с его плеча и толкнула локтем в бок:
– А дальше, папа? Какой ты вредный!
– Ладно, – засмеялся Ллойд. – Я провел перекрестный поиск по компьютеру. По базе данных полиции нравов на зарегистрированных лиц, совершивших половое преступление, и на осужденных за грабеж. И опять сорвал банк! Артур Кристиансен, он же Мисти Кристи, он же Королева Арлин Кристиансен. Специализация: минет по сниженным ценам для пьяниц, принимающих его за женщину, и ограбления со взломом по полной программе. Тридцать шесть часов подряд я сидел в засаде у его хазы. Я понял, что он торгует амфетаминами и перкоданом.[15]
Слышал, как его клиенты говорят, что он толкает первоклассный товар. Это было полное подтверждение, но мне хотелось поймать его/ее с поличным. На следующий день после обеда Артур/Арлин покидает дом с огромным стеганым мешком за плечами, едет в Вествуд и входит в офисное здание в двух кварталах от студенческого городка Калифорнийского университета. Четыре часа спустя, через час после наступления темноты, из здания выходит чудовищно уродливое существо в форме медсестры с тем же самым заплечным мешком. Я выхватываю жетон, кричу: «Полиция!» – и подбегаю к Артуру/Арлин. Он в ответ орет, что я не уважаю женщин, и начинает меня колотить. Ну, меня тумаками не удивишь, я уже тянусь за наручниками, и туту Артура/Арлин лопается застежка, и накладные сиськи выскакивают из блузки. Я надеваю на него «браслеты», вызываю патрульную машину. Артур/Арлин выкрикивает: «Сестры победят!» и «Полицейский произвол!» – а толпа студентов из университета начинает осыпать меня непристойностями. Я еле сумел забраться в машину. Это был чуть ли не первый бунт трансвеститов в Лос-Анджелесе.
Пенни смеялась до слез. Рухнула на постель и принялась колотить кулаками по одеялу. Зарылась лицом в подушку, чтобы стереть слезы, и потребовала:
– Еще, папочка, еще! Еще одну, а потом пойдешь спать.
Ллойд наклонился и взъерошил ей волосы.
– Смешную или страшную?
– Страшную, – ответила Пенни. – Расскажи мне что-нибудь жуткое, ты же знаешь, как я люблю слушать всякие гадости. А не расскажешь, я всю ночь буду думать о накладных сиськах Артура/Арлин.
Ллойд чертил пальцем круги на одеяле.
– Как насчет истории о рыцаре?
Личико Пенни стало серьезным, даже торжественным. Она взяла отца за руку и подвинулась, чтобы Ллойд мог положить голову ей на колени. Когда отец и дочь устроились поудобнее, Ллойд взглянул вверх, на сплетенный ее руками шотландский ковер, висевший на стене.
