Ллойд услышал завывание сирены «скорой помощи» и тряхнул головой, словно пытаясь отогнать шум.
– Эти проклятые сирены надо было бы объявить вне закона, – проворчал он. Карета «скорой помощи» вылетела из-за угла и затормозила. – Вот и твоя колесница. А мне надо выбираться отсюда. Я обещал Дженис поужинать в ресторане. В восемь. А сейчас уже около одиннадцати. – Напарники пожали друг другу руки. – У нас опять получилось, – заметил Ллойд.
– Точно. Ты извини, что я нагавкал на тебя, малыш.
– Ты на стороне Дженис. Я тебя не осуждаю. Она куда красивее меня.
Датч засмеялся.
– Обсудим завтра признание Уилсона?
– Обязательно. Я тебе позвоню.
Ллойд нашел Сару Смит среди зевак. Она курила сигарету, нервно переминаясь с ноги на ногу.
– Привет, Сара. Как ты себя чувствуешь?
Сара затоптала окурок.
– Да вроде ничего. А что будет с этим, как его?..
Ллойд улыбнулся этому печальному вопросу.
– Он надолго сядет в тюрьму. Ты что же, даже имени его не помнишь?
– У меня плохая память на имена.
– А как меня зовут, тоже не помнишь?
– Флойд?
– Почти угадала. Ллойд. Идем, я отвезу тебя домой.
Они подошли к «матадору» без опознавательных знаков и сели в машину. Ллойд внимательно и открыто изучал Сару, пока та объясняла, где живет, и перебирала содержимое своей сумочки. Порядочная девочка из хорошей семьи, ударившаяся в небольшой загул, решил он. Лет двадцать восемь, натуральная блондинка, тело, скрытое черным хлопчатобумажным костюмом, стройное и нежное. Доброе личико, но пытается выглядеть крутой. Вероятно, добросовестно выполняет свои обязанности на работе.
Ллойд направил машину к ближайшему въезду на скоростную автостраду в западном направлении. Он радовался, что семнадцатая годовщина его службы в полиции отмечена успешным задержанием, и в то же время воображал, какую пытку на медленном огне – а может, и открытый скандал! – устроит ему Дженис за столь позднее возвращение. Но ему было приятно сознавать собственное великодушие: он избавил Сару Смит от столкновения с суровостью закона.
– Не волнуйся, все будет в порядке, – легонько хлопнул он ее по плечу.
Сара рылась в сумке в поисках сигарет, но нашла только пустую пачку.
– Черт! – пробормотала она, выбросила скомканную пачку в окно и вздохнула: – Да, ты, пожалуй, прав. А тебе нравится быть полицейским, верно? Ты прямо кайф ловишь, да?
– Быть копом – это смысл моей жизни. Где ты познакомилась с Уилсоном?
– Значит, вот как его зовут? Мы познакомились в одном баре. Обстановка такая, знаешь, в стиле вестерн. Рай для придурочных ковбоев, но они хотя бы относятся к женщинам с уважением. А что он сделал?
– Вооруженное ограбление бара.
– Бог ты мой! А я-то думала, он просто наркоту толкает или что-то в этом роде.
«Устами младенца», – подумал Ллойд, а вслух сказал:
– Я не собираюсь тебе читать проповеди или что-то в этом роде, но не стоит шляться по кабакам. Ты можешь пострадать.
Сара фыркнула.
– Тогда куда же мне идти? Где знакомиться с людьми?
– Ты имеешь в виду мужчин?
– Ну… да.
– Попробуй европейский подход. Пей кофе и читай книжку в живописном придорожном кафе. Рано или поздно какой-нибудь приличный молодой человек обязательно заведет с тобой разговор. Спросит, что за книжку ты читаешь. Таким образом ты познакомишься с людьми совсем другого круга.
Сара расхохоталась как безумная, захлопала в ладоши и толкнула Ллойда кулачком в плечо. Он оторвал глаза от дороги и взглянул на нее с нарочито непроницаемым видом. Это вызвало у нее приступ прямо-таки истерического смеха.
– Это так смешно, так смешно! – заливалась она.
– Это совсем не смешно.
– Нет, смешно! Тебя бы надо по телевизору показывать! – Наконец Сара угомонилась и вопросительно покосилась на Ллойда: – Ты так познакомился со своей женой?
– Я тебе не говорил, что женат.
– Я видела кольцо у тебя на пальце.
– Надо же, какая наблюдательная! Но со своей женой я познакомился в школе.
Сара Смит смеялась до колик. Ллойд посмеялся вместе с ней, но не так разнузданно. Потом сунул руку в карман, вытащил носовой платок и отер слезы с ее лица. Она прижалась щекой к его руке, потерлась носом о костяшки пальцев и спросила:
– Ты никогда не задумывался, почему люди все время повторяют одну и ту же ошибку, хотя знают, что ничего хорошего из этого не выйдет?
Ллойд пальцем приподнял ей подбородок, заставив запрокинуть голову, и повернул к себе.
– Это потому, что, кроме главной мечты, все всегда меняется, и хотя повторяешь одну и ту же ошибку, все равно ищешь новых ответов. А главная мечта остается неизменной.
– Я в это верю, – согласилась Сара. – Съезжай на следующем повороте, а там сразу направо.
Через пять минут он подъехал к тротуару перед многоквартирным домом на Баррингтон-стрит. Сара снова толкнула Ллойда кулачком в плечо:
– Спасибо.
– Удачи тебе, Сара. Попробуй фокус с книжкой.
– Может, и попробую. Спасибо.
– И тебе спасибо.
– За что?
– Не знаю.
Сара в последний раз толкнула его в плечо и выбралась из машины.
Дженис Хопкинс взглянула на антикварные часы в гостиной и почувствовала, что уже не закипает на медленном огне, а кипит вовсю: часовая стрелка указывала на десять.
Она помнила, что в этот день у ее мужа есть и «второй по важности юбилей». Это означало, что ей не удастся на законных основаниях закатить ему скандал из-за пропущенного ужина в ресторане. Она не сможет, используя эту мелкую обиду, навязать ему генеральное сражение, не сможет объясниться по поводу множества странностей, подрывавших их брак. Оставалось только сказать: «О черт, Ллойд, где ты пропадал на этот раз?» – улыбнуться, услышав его остроумный ответ, и увериться в том, что он безумно ее любит. А завтра она позвонит своему другу Джорджу, тот придет в магазин, и они будут долго обсуждать мужчин и сочувствовать друг другу.
– О Боже, Джордж, – скажет она, – какая мука – всю жизнь служить источником вдохновения!
– Но ведь ты же его любишь? – возразит Джордж.
– Больше чем могу выразить.
– Хотя и понимаешь, что он слегка того?
– Да он не слегка того, милый, он очень даже сильно того, если вспомнить все его мелкие фобии и все такое. Но они делают его более человечным. Моим маленьким мальчиком.
Джордж улыбнется и заговорит о своем любовнике, они оба засмеются и будут смеяться, пока не зазвенит уотерфордский хрусталь, а тонкие фарфоровые чашки не подпрыгнут на полках.
Потом Джордж возьмет ее за руку и как бы невзначай упомянет об их кратком романе, случившемся, когда он вдруг решил, что ему необходим опыт с женщиной, чтобы приблизиться к своему идеалу – самому стать настоящей женщиной. Это продолжалось всего неделю, когда Джордж сопровождал ее в Сан-Франциско на семинар по оценке антиквариата. В постели он говорил только о Ллойде. Ей это казалось отвратительным и в то же время волнующим. Она открыла ему самые интимные моменты своего брака.
Когда до Дженис дошло, что Ллойд всегда будет незримо присутствовать с ними в постели, она прекратила отношения. Это была ее единственная измена мужу, и ею двигали отнюдь не такие стандартные мотивы, как пренебрежение с его стороны, жестокость или сексуальная пресыщенность. Ей хотелось завоевать некое равенство с мужем: ведь его жизнь была полна приключений. Когда Ллойд бывал напуган или рассержен, он приходил к ней, бросал свой неотразимый взгляд, она расстегивала лифчик, прижимала его к груди, и он полностью принадлежал ей. Но когда он читал отчеты или разговаривал с Датчем Пелтцем и другими своими друзьями-полицейскими в гостиной, она буквально видела, как вращаются колесики у него в мозгу за этими светло-серыми глазами, и понимала, что он где-то далеко, в таких местах, куда ей нет доступа. Были и другие попытки завоевать равенство: успех ее магазинчика, книга о зеркалах Тиффани, написанная в соавторстве, деловая хватка, но все это служило ей слабым утешением. Ллойд умел летать, а вот она так и не научилась, хотя они были женаты уже семнадцать лет. У Дженис Райе Хопкинс не хватало слов, чтобы объяснить, почему так получилось. И – что совсем уж необъяснимо – умение мужа летать стало пугать ее.
У Дженис было двадцать с лишним лет сексуального опыта, и она критически сопоставляла его с последними, самыми свежими свидетельствами странного поведения мужа. Ллойд по часу торчал перед зеркалом, медленно вращая глазами, словно следил за полетом мухи. Он все больше времени проводил в доме родителей в долгих разговорах со своей матерью, которая девятнадцать лет как онемела и ничего не понимала. У него появлялось немыслимо саркастическое выражение лица, когда он разговаривал по телефону с братом об уходе за родителями.
