10
Перед своим домом я остановилась чуть позже двух часов ночи. А рассчитывала лечь спать куда раньше. От нового крестообразного ожога расходилась жгучая кислотная боль. От нее вся грудь ныла. Ребра и живот саднило. Я включила лампочку под крышей машины и расстегнула жакет. В желтом свете на коже расцветали синяки. Минуту я не могла сообразить, откуда они взялись; потом вспомнила сокрушительную тяжесть переползающей через меня змеи. Господи, мне еще повезло, что это синяки, а не переломы ребер.
Отключив свет, я застегнула жакет снова. Ремень кобуры натер кожу, но ожог болел настолько сильней, что боль от синяков и потертости казалась ничтожной. Хороший ожог отвлекает мысли от всего чего угодно.
Свет, который обычно горел на лестнице, был неисправен. Не впервые. Но когда утром откроется офис, надо будет позвонить и сообщить. Если этого не сделать, его никогда не починят. Я уже поднялась на три ступеньки, когда его увидела. Он сидел наверху лестницы и ждал меня. Короткие белокурые волосы, в темноте бледные. Руки на коленях ладонями вверх – дескать, оружия у меня нет. Ладно, оружия нет в руках. А вообще оружие у Эдуарда есть всегда, если его никто специально не отбирал.
Если на то пошло, у меня тоже.
– Давно не виделись, Эдуард.
– Три месяца, – ответил он. – Пока моя сломанная рука до конца не зажила.
Я кивнула.
– Мне тоже швы сняли только два месяца как.
Он все так же сидел на ступеньке, глядя на меня.
– Что ты хочешь, Эдуард? – спросила я.
– Может, я просто зашел проведать? – Он тихо засмеялся.
– Сейчас два часа ночи, а не утро. Не дай тебе Бог, если ты просто зашел проведать.
– Ты бы предпочла, чтобы это было по делу?
Голос его был ровен, но что-то такое в нем слышалось.
– Нет-нет! – затрясла я головой. Иметь общие дела с Эдуардом мне никак не хотелось. Он специализировался на ликвидации ликантропов, вампиров, всех тех, что когда-то были людьми и перестали ими быть. Убивать людей ему надоело. Слишком легкая работа.
– А ты по делу?
Голос у меня был ровный и не дрожал. Очко в мою пользу. Браунинг я выхватить могла, но, если бы дело дошло до оружия, он бы меня убил. Дружить с Эдуардом – это как дружить с ручным леопардом. Можешь его гладить, и он тебя вроде бы любит, но в глубине души ты знаешь, что, если он всерьез проголодается или разозлится, он тебя убьет. Убьет и мясо с костей обглодает.
– Сегодня только информация, Анита. Никаких проблем.
– Информация какого сорта? – спросила я.
Он снова улыбнулся. Добрый старый дружище Эдуард. Вот так.
– А нельзя ли нам зайти в дом и там поговорить? Тут что-то холодно.
– В прошлый раз, когда ты был в городе, тебе не нужно было приглашения, чтобы зайти в мою квартиру.
– А у тебя новый замок.
Я улыбнулась:
– И ты не можешь его взломать?
Мне было по-настоящему приятно.
Он пожал плечами. Может, дело в темноте, но не будь это Эдуард, я бы сказала, что он смутился.
– Мне слесарь сказал, что он защищен от взлома.
– А я с собой тарана не захватил, – сказал он.
– Заходи. Я сделаю кофе.
Я обошла вокруг него, а он встал и пошел за мной. Я повернулась к нему спиной без всякой тревоги. Может быть, когда-нибудь Эдуард меня застрелит, но он не будет этого делать в спину, сказав сначала, что ему нужна только информация. Эдуарда нельзя назвать человеком чести, но у него есть правила. Если бы он собираются меня убить, он бы об этом заявил. Сказал бы, сколько ему заплатили за мою ликвидацию. Смотрел бы, как светится страх у меня в глазах.
Да, у Эдуарда есть правила. Просто у него их меньше, чем обычно у людей бывает. Но своих правил он никогда не нарушает, никогда не идет против своего искаженного чувства чести. Если он сказал, что сегодня мне ничего не грозит, значит, так и есть. Хорошо бы, если бы у Жан-Клода тоже были правила.
Коридор был тих, как должен был быть в середине ночи, в середине рабочей недели, когда людям рано на работу. Мои живущие днем соседи беззаботно похрапывали в своих кроватях. Я открыла новые замки на своей двери и впустила Эдуарда.
– Это у тебя новый фасон? – спросил он.
– Что?
– Что случилось с твоей рубашкой?
– Ох!
Находчивость в ответах – совсем не мое свойство. Я не знала, что сказать, вернее, сколько сказать.
– Ты опять повязалась с вампирами, – сказал он.
– Почему ты так решил?
– Из-за нового крестообразного ожога у тебя на... гм... на груди.
Ах, это. Я расстегнула жакет, перекинула его через спинку кровати и осталась стоять в лифчике и наплечной кобуре, причем встретила взгляд Эдуарда, не краснея. Очко в мою пользу. Расстегнув ремень, я сняла кобуру и взяла ее с собой на кухню. Там я положила ее на столик и достала из морозильника кофейные зерна, оставшись только в лифчике и джинсах. Перед любым другим мужчиной, живым или мертвым, я бы застеснялась, но не перед Эдуардом. Между нами сексуального напряжения не было никогда. Может, мы в один прекрасный день друг друга пристрелим, но спать вместе не будем. Его больше интересовал свежий ожог, чем мои груди.
– Как это случилось? – спросил он.
Я стала молоть зерна в электрической мельничке для перца, которую купила на этот случай. Уже от запаха свежесмолотых зерен мне стало лучше. Я вставила фильтр в любимую кофеварку, засыпала кофе, залила воду и нажала кнопку. Примерно на этой стадии кончалось мое кулинарное искусство.
– Я сейчас накину рубашку, – сказала я.
– Этому ожогу не понравится прикосновение чего бы то ни было, – сказал Эдуард.
– Тогда я не стану ее застегивать.
– Ты мне расскажешь, как тебя обожгло?
– Расскажу.
Захватив с собой пистолет, я прошла в спальню. Там в глубине шкафа у меня висела рубашка с длинными рукавами, которая когда-то была лиловой, а теперь выцвела в бледно-сиреневую. Это была рубашка от мужского костюма, и висела она мне почти до колен, но она была удобная. Я закатала рукава до локтей и застегнула ее до половины. Над ожогом я ее оставила свободной. Глянув в зеркало, я убедилась, что она закрывает почти весь мой вырез. Годится.
Поколебавшись, я все же положила браунинг в кобуру у кровати. Сегодня у нас с Эдуардом битвы не ожидалось, а если кто-то или что-то пробьется через мои новые замки, ему придется встретиться с Эдуардом. Нет, сейчас мне ничего не грозит.
Он сидел на моем диване, вытянув скрещенные в лодыжках ноги. Плечи его опирались на подлокотник дивана.
– Будь как дома, – сказала я.
Он улыбнулся:
– Ты мне расскажешь про вампиров?
– Да, но я пока решаю, сколько именно тебе рассказать.
Он улыбнулся еще шире:
– Ну естественно!
Я поставила две чашки, сахар и настоящие сливки из холодильника. Кофе капал в стеклянный ковшик. Аромат шел резкий, теплый и такой густой, что хоть на руки наматывай.
– Как тебе сделать кофе?
– Как себе.
– Никаких личных предпочтений? – посмотрела я на него.
Он покачал головой, не вставая с дивана.
– О’кей.
Я разлила кофе по чашкам, положила по три куска сахара и побольше сливок в каждую, размешала и поставила на столик.
– А ты мне его не принесешь? – спросил он.
– Не стоит пить кофе на белом диване, – сказала я.
– А!
Он поднялся одним плавным движением, весь изящество и энергия. Это впечатляло бы, не проведи я почти всю ночь с вампирами.
Мы сидели друг напротив друга. Глаза у него были цвета весеннего неба – теплый бледно-голубой цвет, который умудряется еще выглядеть холодным. На лице у него было дружелюбное выражение, а глаза следили за всем, что я делаю.
Я рассказала ему про Ясмин и Маргариту. Я только опустила Жан-Клода, жертву вампиров, гигантскую кобру, вервольфа Стивена и Ричарда Зеемана. Так что рассказ получился очень коротким.
Когда я закончила, Эдуард сидел, попивая кофе и глядя на меня.
Я пила кофе и смотрела на него.
– Это объясняет ожог, – сказал он.
– Ну и отлично, – отозвалась я.
– Но ты очень много опустила.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что я за тобой следил.
Я уставилась на него, подавившись глотком. Когда я смогла заговорить, не кашляя, я переспросила:
– Ты – что?
– За тобой следил, – повторил он. Глаза его все еще были равнодушны, улыбка приветлива.
– Зачем?
– Меня наняли убить Мастера города.
– Тебя наняли для этого три месяца назад.
– Николаос мертва, а новый Мастер – нет.
– Николаос ты не убивал, – сказала я. – Это я сделала.
– Верно. Хочешь половину денег?
Я покачала головой.
– Тогда чем ты недовольна? Помогая тебе, я чуть не лишился руки.
– А я получила четырнадцать швов, и оба мы получили по укусу вампира.
– И очищались святой водой, – напомнил Эдуард.
– Которая жжет хуже кислоты, – вспомнила я.
Эдуард кивнул, попивая кофе. Что-то шевельнулось в его глазах, неуловимое и опасное. Я могу поклясться, что выражение его лица не изменилось, но вдруг я оказалась не в состоянии отвести взгляда от его глаз.
