– А зачем ты за мной следил, Эдуард?
– Мне сказали, что у тебя встреча с новым Мастером.
– Кто тебе сказал?
Он покачал головой, и его губы искривила эта непроницаемая улыбка.
– Я был сегодня в “Цирке”, Анита, и видел, с кем ты была. Ты якшалась с вампирами, потом поехала домой. Следовательно, один из них – Мастер.
Я старалась сохранить бесстрастное лицо – слишком бесстрастное, так что было заметно усилие, но не панический страх. Эдуард за мной следил, а я об этом не знала. Он знал всех вампиров, с которыми я сегодня виделась. Список не очень длинный. И он сообразит.
– Постой, – сказала я. – Значит, ты бросил меня драться со змеей и не попытался помочь?
– Я вошел, когда толпа выбежала. Когда я заглянул в палатку, все уже почти кончилось.
Я пила кофе и пыталась сообразить, как улучшить ситуацию. У него контракт на убийство Мастера, и я привела его прямо к нему. Я предала Жан-Клода. Так что, отчего это меня волнует? Эдуард изучают мое лицо, будто хотел его запомнить. Он ждал, что лицо меня выдаст. Я очень старалась быть бесстрастной и непроницаемой. А он улыбался своей улыбкой пожирателя канареек. Очень он был собой доволен. А я собой – нет.
– Ты сегодня видела только четырех вампиров: Жан-Клода, темнокожую экзотку, которая, очевидно, Ясмин, и двух блондинок. Их имена ты знаешь?
Я покачала головой.
Он улыбнулся шире:
– А знала бы – сказала бы?
– Может быть.
– Блондинок можно отставить. Ни одна из них не “Мастер вамп”.
Я смотрела на него, заставляя себя сохранять лицо нейтральным, лишенным выражения, бесстрастным, внимательным, пустым. Бесстрастность – не мое любимое выражение лица, но, может, если потренироваться...
– Остаются Жан-Клод и Ясмин. Ясмин в городе новичок, остается Жан-Клод.
– Ты и в самом деле думаешь, что Мастер всего города будет вот так вот выставляться?
Я вложила в эти слова все презрение, которое смогла найти. Я – не лучшая в мире актриса, но, может, могу научиться.
Эдуард уставился на меня.
– Это ведь Жан-Клод?
– Жан-Клод недостаточно силен, чтобы держать город. И ты это знаешь. Ему – сколько там – чуть больше двухсот лет? Недостаточно стар.
Он нахмурился.
– Но это не Ясмин.
– Верно.
– Ты же сегодня с другими вампирами не говорила?
– Может, ты и следил за мной до “Цирк”, Эдуард, но ты не слушал у дверей во время моей встречи с Мастером. Не мог. Тебя бы услышали вампы или оборотни.
Он подтвердил это кивком.
– Я видела сегодня Мастера, но его не было среди тех, кто пришел на битву со змеей.
– Мастер бросил своих птенцов рисковать жизнью и не помог?
Его улыбка вернулась.
– Мастер города не обязан присутствовать физически, чтобы дать им свою силу. Ты это знаешь.
– Нет, – ответил он. – Не знаю.
– Верь или не верь, а это правда.
И я помолилась, чтобы он поверил.
Он снова нахмурился.
– Обычно ты не умеешь так хорошо врать.
– Я не вру.
И голос мой звучал спокойно, нормально, правдиво. Добрая честная я.
– Если Мастер действительно не Жан-Клод, то ты знаешь, кто это?
Это была ловушка. Я не могла ответить “да” на оба вопроса, но, черт побери, я уже начала врать, так зачем останавливаться?
– Да, я знаю, кто это.
– Скажи мне.
– Если Мастер узнает, что я с тобой говорила, он меня убьет.
– Вместе мы можем его убить, как убили предыдущего.
И голос его был ужасно рассудительным.
На минуту я задумалась. Задумалась, не сказать ли ему правду. Хмыри из “Человека превыше всего” с Мастером не заведутся, но Эдуард может. Вместе, командой, мы могли бы его убить. И жизнь моя стала бы куда проще. Я покачала головой и вздохнула. Вот, блин!
– Не могу, Эдуард.
– Не хочешь, – сказал он.
Я кивнула:
– Не хочу.
– Если я тебе поверю, Анита, это будет значить, что мне нужно имя Мастера. Это будет значить, что ты – единственный человек, который это имя знает.
Дружелюбная мишура соскользнула с его лица, как тающий лед. Глаза его были пусты и безжалостны, как зимнее небо. За ними не было никого, кто меня услышал бы.
– Тебе не стоит быть единственным человеком, который знает это имя, Анита.
Он был прав. Еще как не стоит, но что я могла сказать?
– Хочешь верь, Эдуард, хочешь не верь.
– Избавь себя от большой боли, Анита. Скажи мне имя.
Он поверил. Черт побери, поверил! Я опустила глаза в чашку, чтобы он не заметил искорки торжества. Когда я подняла глаза, я уже контролировала свое лицо. Мерил Стрип, понимаешь.
– Я не поддаюсь на угрозы, и ты это знаешь.
Он кивнул, допил кофе и поставил кружку на середину стола.
– Все, что будет необходимо для завершения моей работы, я сделаю, Анита.
– Никогда в этом не сомневалась, – сказала я. Он хотел сказать, что добудет от меня информацию под пыткой. В его голосе почти звучало сожаление, но это его не остановит. Одним из главных правил Эдуарда было: “Работа всегда должна быть сделана”.
И таким мелочам, как дружба, он портить свои послужной список не позволит.
– Ты спасла мою жизнь, а я твою, – сказал он. – Но сейчас тебе от этого никакой пользы не будет, ты понимаешь?
Я кивнула:
– Понимаю.
– Вот и хорошо. – Он встал, и я встала. Мы посмотрели друг на друга. Он покачал головой. – Сегодня вечером я тебя найду и спрошу снова.
– Я не дам себя запугать, Эдуард.
Наконец-то я слегка взбесилась. Он пришел сюда попросить информации, но теперь он мне угрожал. И я проявила злость – тут уж играть не надо было.
– Ты крута, Анита, но не настолько.
Глаза у него были безразличными, но настороженными, как у волка, которого я однажды видела в Калифорнии. Я обошла дерево, и он там стоял, сразу за ним. Я замерла. До этого я не понимала, что значит “безразличный взгляд”. Волку было абсолютно наплевать, убивать меня или нет. Создай ему угрозу – и ад сорвется с цепи. Освободи ему дорогу для бегства – он убежит. Но волку было все равно: он был готов к любому исходу. Это у меня пульс забился в глотке, это я так перепугалась, что перестала дышать. Я задержала дыхание и ждала, что решит волк. Он, в конце концов, скрылся среди деревьев.
А я потом снова вспомнила, как дышать, и вернулась в лагерь. Я была перепугана, но стоило мне закрыть глаза, как я видела светло-серые глаза волка. Это чудо взгляда на хищника в упор, когда между нами нет прутьев решетки. Это было прекрасно.
Сейчас я смотрела на Эдуарда и понимала, что это тоже по-своему чудесно. Знаю я то, что ему надо, или нет, я ему не скажу. От меня угрозами ничего не добиться. Это одно из моихправил.
– Я не хочу, чтобы мне пришлось убивать тебя, Эдуард.
– Ты меня убьешь? – Он надо мной смеялся.
– Можешь не сомневаться.
Смех исчез из его глаз, с губ, с лица, и остались только безразличные глаза хищника, внимательно глядящие на меня.
Я напомнила себе о необходимости дышать, ровно и медленно. Он меня убил бы. Может быть. Или нет.
– Стоит ли Мастер того, чтобы одному из нас умирать? – спросила я.
– Это дело принципа, – ответил он.
– Для меня тоже, – сказала я.
– Что ж, по крайней мере, мы прояснили позиции.
– Это да, – согласилась я.
Он пошел к двери. Я проводила его и отперла для него замок. В дверях он задержался.
– У тебя время сегодня до наступления темноты, – сказал он.
– Ответ будет тот же.
– Я знаю, – ответил он и вышел, даже не оглянувшись. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся на лестнице. Тогда я закрыла дверь и заперла, потом прислонилась к двери спиной и стала мысленно искать выход.
Если сказать Жан-Клоду, он, быть может, убьет Эдуарда, но я не выдаю людей монстрам. Ни по какой причине. Я могу сказать Эдуарду про Жан-Клода. Может быть, он даже сможет убить Мастера. Я даже могла бы ему помочь.
Я попыталась представить себе совершенное тело Жан-Клода, разорванное пулями, покрытое кровью. Разнесенное из дробовика лицо. И затрясла головой. Я не могу этого сделать. Не знаю почему, но не могу выдать Эдуарду Жан-Клода.
Не могу я предать никого из них. Значит, я по самое некуда в пруду с аллигаторами. Так что в этом нового?
Я стояла на берегу под черной бахромой деревьев. Накатывались и откатывались в темноте волны черного озера. Луна висела в небе, большая, серебряная. Дрожащим узором лежал на воде лунный свет. Из воды поднялся Жан-Клод. Серебряными лучами стекала вода по его волосам и сорочке. Короткие черные волосы завились локонами от воды, сорочка прилипла к телу, обозначив под тканью твердые и четкие соски. Он протянул мне руку.
Я была одета в длинное темное платье. Оно было тяжелым и висело на мне, как гиря. Изнутри что-то распирало юбку, как деформированный обруч. На мои плечи был наброшен тяжелый плащ. Была осень, и луна была полная, как в дни жатвы.
– Иди ко мне, – сказал Жан-Клод.
Я сошла с берега в воду. Она наполнила юбку, пропитала плащ. Я сорвала плащ, и он скрылся под водой. Она была теплая, как вода в ванне, как кровь. Я подняла руку к лунным лучам, и жидкость потекла по ней, и была она густая и темная, и она не была водой.
