с оружием, но никакой женщины в ее комнате не оказалось.
– Кто же говорил тем незнакомым женским голосом?
– Думайте сами.
Детектив хотел было спросить у женщины: «Издеваетесь?» – но промолчал.
– А какое было оружие? – вместо этого поинтересовался Крымов.
– Пистолет Павла Константиновича, он его хранил в сейфе.
– Видимо, тот самый, который нашли в руке вашего убитого шофера Федора. Ладно, экспертиза разберется. А какой второй момент?
– Еще чище первого.
– Мне уже ничего не страшно, прошу вас.
Вздохнув, Илона рассказала о том, как Аннушка заметила, что волосы куклы подросли за месяц как минимум на сантиметр.
– И Аннушка это подтвердит?
– Сегодня у нее и узнаете, Андрей Петрович.
– Вы точно не договорились поиздеваться над следствием?
– Точно, – грустно вздохнула свидетельница.
Он попрощался с Илоной Марковной, выкурил три сигареты, многое передумал, «большой Гале» в коридоре управления сказал, что у него не только вторая серия наготове, но и целый детективный сериал. Созвонился с лечебницей, откуда бежала Женечка, и узнал, что нападение на сотрудников больницы и бегство «полоумной хулиганки, место которой в колонии строгого режима», случилось в девять вечера. Это означало, что у дочери Павла Оскомина было время нагрянуть в родной дом и встретить там загулявших родителей.
Вскоре в его кабинет вошла бывшая горничная Оскоминых – Анна Полетаева. Она была напугана и подавлена вестью о трагедии в доме недавних хозяев, тоже с заплаканными глазами.
Ее рассказ о перерождении Женечки с появлением в доме таинственной куклы и войне с мачехой полностью совпадал с рассказом Илоны Марковны, разве что имел немного другой эмоциональный окрас.
– Я не Илона – она, как кремень, а я трусиха, – сжимая в кулачке влажный платок, призналась миловидная молодая женщина. – После того как Женя порезала Зою, я бы порог этого дома ни за какие коврижки не переступила. Да хоть в сто раз зарплату сделайте больше – жизнь дороже, правда, товарищ капитан?
– Несомненно, – поддержал ее Крымов.
Аннушка вытерла платком глаза, а потом нос.
– Мне и так каждую ночь снится, как дверь в спальню открывается, а на пороге наша Женечка стоит. В одной руке у нее эта проклятущая кукла, а в другой тот самый нож, которым я столько раз хлеб резала, а она Зою Владимировну полоснула. А кукла смотрит на меня и говорит: «Она свидетель – убьем ее, ее сердце я съем».
– Жуть, – покачал головой Крымов.
Едва Анна Полетаева ушла, раздался звонок.
– Алло, – взял трубку детектив. – Капитан Крымов слушает.
– Андрей Петрович, это старший лейтенант Яшин. На железнодорожном вокзале только что поймали вашу сбежавшую девчонку.
– Мою сбежавшую девчонку? – встрепенулся капитан.
– Ну да, что в розыск объявлена, из сгоревшего поместья, из психушки сбежавшую. Имени своего не помнит. Царапается, кусается, как дикая кошка. В рюкзаке у нее деньги и драгоценности.
– Родительские?!
– Наверное. Да, и с ней огромная рыжая кукла – за нее девчонка убить готова.
– Еду! – крикнул в трубку Крымов. – Не дай ей сбежать еще раз! И скажи всем: опасна как черт. Стереги! Головой за нее отвечаешь! – Он полез в стол за оружием. – Кукла! Вот сейчас и поглядим на это чудо.
В зале ожидания железнодорожного вокзала было неспокойно. Все десять рядов пустовали. На одном из кресел в самом центре сидела рыжая девочка-подросток в джинсовом костюмчике, вцепившись в большую куклу. Ее окружили по периметру, как опасную террористку, что обвязала себя шашками с динамитом. Все будто гадали: будет взрыв или нет. Только вместо шашек была все та же кукла.
Девочка не двигалась и смотрела в одну точку.
– Тихо сидит, – подходя к коллеге, заметил Андрей Крымов.
– Это только кажется, что тихо. Ее колбасит, товарищ капитан, – сказал Яшин. – Ничего не понимает, реагирует на движение и звуки, как зверек. А реакция у нее, как у змеи, и сила присутствует. Одному охраннику чуть палец не откусила, орал, как резаный.
– Брр, – поежился Крымов. – Прям ужасы рассказываешь.
– Точно говорю! Цапается направо и налево, как спятившая кошка, уже трех человек искусала – их повезли прививку от столбняка делать. Один из них местный врач, кстати. С уговорами к ней полез. Хотел успокоительное вколоть. Я тоже пытался.
– И?
– У меня реакция хорошая – карате занимался. Успел руку отдернуть.
– Молодец. Говорить с ней бесполезно, как я понимаю? – заметил Крымов. – Что предлагаешь делать?
– Что я предлагаю?
– Чему вас в школе милиции на такой случай учили?
Яшин задумался, но ответить не успел. К ним подошел полицейский из вокзального патруля.
– Старший сержант Петров, – отчеканил он. – Тут транквилизатор нужен, товарищ капитан. Бац с расстояния – и готово.
– Да кто ж тебе позволит стрелять в человека, сержант? – осуждающе спросил Яшин.
– Стреляют же в обезьянок, товарищ старший лейтенант. А она сейчас, девчонка эта, именно в таком состоянии, как я успел убедиться. Дикой и непослушной обезьянки, кусачей, – мрачно хохотнул он. – Кстати, бригаду из местной психушки уже вызвали, скоро будут. У них свои приемчики имеются. Поглядим, как работают.
Крымов не выдержал:
– Сержант, возьмите своего напарника и обойдите вокзал по периметру на предмет пресечения возможных беспорядков.
– Каких таких беспорядков?
– Выполнять.
– Но…
– Выполнять, я сказал!
– Есть, – недовольно отчеканил тот и удалился.
– Болван, – пробормотал капитан. – А что кукла, Яшин? Странной не показалась?
– Кукла как кукла – дорожит она ею. Девчонка-то из богатеньких?
– Да, наследница папиных миллионов, его строительной фирмы и сгоревшей усадьбы. Подберусь-ка я к ней поближе, Яшин.
– Мне с вами, товарищ капитан?
– Не надо. Ты уже пытался. Жди врача.
Крымов двинулся к сиденьям, выбрал ряд, что через два от притихшей девочки, сидевшей в обнимку с куклой, прошел и сел напротив нее – лицом к лицу. Теперь все, кто был в зале, следили за ними обоими. Еще один решил себя в жертву принести! Крымов долго всматривался в ее глаза, пытаясь найти в них живой блеск, но они были стеклянными, пустыми, с непроглядной мутью, что свойственна людям, теряющим или уже потерявшим разум.
– Женя, – тихо позвал он. – Женечка…
Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
– Какая у тебя красивая кукла – почти живая. Как ее зовут, Женя?
Впустую.
– Дай-ка, я угадаю. Катя? Нет?.. Даша? Тоже нет? – он называл имена с расстановкой. – Полина? Опять не угадал?.. Лилит?
Ноль эмоций! Зато ему показалось, что свет оживил глаза рыжей куклы. Но это вряд ли. Фантазия. Мираж. Сама девочка сидела неподвижно, как маленький сфинкс. Сыграть такое просто невозможно. Это состояние крайней заторможенности, вызванной нервным истощением, почти каталепсии. Сколько же эта симпатичная рыжая девочка перенесла стрессов, что впала в такой ступор? Долгую болезнь матери,
