предложили ей карьеру «откровенной актрисы». Хотя все возможности для этого у нее были и даже телефон тех ребят лежал в сумочке как пропуск – тот самый «золотой ключик»! – в страну искушений и удовольствий. Особенно был хорош Гарик – улыбчивый, плечистый, с телом, как у Аполлона, галантный. Когда он взял ее за руку, горячая волна метнулась по телу. Ей захотелось немедленно, долго и много, и с ним, и с его друзьями. Но она отняла руку. Она точно знала, что никогда не воспользуется этим ключиком. Стена между реальным миром и Ликой Садовниковой поднималась все выше, и разрушить ее было все сложнее.
После медучилища Лика устроилась медсестрой в «плохое заведение», как сразу назвала областную психиатрическую лечебницу ее подозрительная бабушка. Зато там платили больше, чем в обычных медицинских учреждениях. Душевнобольных Лика не боялась – здоровые были на ее взгляд куда опаснее. А когда бабушка упокоилась с миром, она переехала в другой район и начала жизнь с белого листа.
На работу приходила в наглухо закрытой одежде, высокий бюст стягивала тесным лифом, сильные красивые ноги в темных «старушечьих» колготках закрывала длинными юбками. К аскетической одежде прилагались кошмарные синеватые очки в роговой оправе. Волосы затягивала на затылке крепким узлом. Косметикой Лика не пользовалась. Ее быстро окрестили «очень странной девушкой» и «синим чулком». И все равно, как Лика ни старалась себя изуродовать, даже в страшненьком футляре, в лягушачьей шкурке она была притягательно хороша.
– Боже, – говорил в ординаторской коллегам-мужчинам моложавый врач Эдуард Бережной. – Вы хотя бы представляете, что будет, если ее раздеть? Какая она голая, эта Лика? – Он многозначительно пощелкал пальцами. – Какие сокровища она скрывает в своей робе?
Врачи посмеивались.
– Да, она роза, – согласился старик-психиатр Погорельцев, по совместительству местный философ и мудрец, с длинной седой бородой, куривший трубку в кресле у открытого окна. Он заметно прихрамывал на левую ногу – когда-то буйный пациент сломал ему колено, после чего Погорельцев стал философски смотреть на жизнь. Не глядя на коллег и наблюдая за тихим двориком, где гуляла группа больных, он хитро прищурил глаз: – Только роза-то в целлофане, не понюхаешь, не потрогаешь.
– Точно, – подхватил Бережной. – Даже уколоться нельзя – не подпускает.
Эстафету взял рассудительный Погорельцев:
– Если только сжать покрепче, силой взять. А так – шиш: только любоваться можно. – Он хрипло засмеялся, закашлялся, едва не задохнулся, сплюнул в свернутый из бумаги пакетик и вновь затянулся трубкой. – Был бы я помоложе – рискнул. А тебе, Эдик, и карты в руки! Дерзай. Необъезженные кобылки любят хороший кнут. Только долго не тяни – бери штурмом этот бастион. И лучше ночью – под покровом темноты.
Врачи заулыбались. Многие из них уже заигрывали с чудачкой-медсестрой, но безрезультатно. Она сторонилась буквально всех. С ней флиртовал даже главврач Иван Иванович Троепольский, человек очень серьезный, но он не сдюжил, – Лика сделала вид, что не замечает его знаков внимания. Санитары по очереди пытали судьбу, на правах тех, с кем Лика стояла на одной социальной ступеньке, но и мимо них таинственная девушка проходила равнодушно.
Другие медсестры, куда более раскованные с противоположным полом, посмеивались над новенькой коллегой. Катюха Истомина, разбитная, веселая девица, говорила ей по секрету: «Ты дура, что ли? Точно знаю, наш Сан Саныч, главврач, тащится по тебе, и уже давно, ну так дай ему уложить себя в койку – бед знать не будешь. Через год-другой, как Степановна на пенсию свалит, старшей медсестрой тебя сделает. Ну? Похлопочет за тебя – в мединститут поступишь. Такой шанс упускаешь!» Но Лика ее словно не услышала и тотчас нашла предлог, чтобы уйти.
Эдуард Бережной поинтересовался у той же Катюхи:
– Вы же после дежурства в душ ходите? Хотя бы иногда?
Они курили на площадке во время ночного дежурства.
– С нами хотите, Эдуард Васильевич? В душик? Я не против.
– Об этом еще поговорим. Так ходите?
– Когда намотаемся с дурачками за день – ходим, конечно. Взбодриться.
– Ты нашу Лику в душе видела?
– Ага, один раз. Она обычно до дома терпит.
– Ну, и какая она?
– А, вон вы куда! Я и Сонька для вас недостаточно хороши?
– При чем тут это? – начал злиться Бережной. – Обе вы хороши, успокойся. Какая она?
Катюха выдохнула струйку дыма, усмехнулась с прищуром:
– Все вам расскажи, Эдуард Васильевич!
– Ну расскажи, расскажи. – Он изменил тон: – Приказываю, как твой непосредственный начальник.
Медсестра с улыбкой уставилась ему в глаза:
– Откуда такой интерес? Запретный плод сладок?
– Сладок, сладок, ну?
– А что мне за это будет?
– Придумаю.
– Сейчас думайте.
– Обедом тебя в столовой накормлю.
– Ага, купить решили за тарелку борща? Щас.
– Семь дней буду тебя кормить обедами.
Катюха притворно задумалась.
– Не, в кафе «Русалка» меня сводите, вискариком угостите.
– Ну хорошо, Катюха, свожу и угощу.
– А со щами предложение отпадает?
– И неделю щами кормить в столовой буду. Идет?
– Договорились, товарищ доктор.
– Только честно говори! Может, у нее шрамы какие-то? Мы и об этом думали.
– Кто это «мы»?
– Врачи.
– А-а. Вон вы о чем у себя трещите! Протез у нее вместо ноги.
– Что?!
– А как бегает, да? Вместо левой протез.
– Правда?!
– Да шучу я! Какой вы стрёмный. Нет у нее протеза. И шрамов тоже.
– Болтушка ты, – отпустило Бережного.
– Какая есть. Мы с Сонькой глаз от нее в душе отвести не могли, а она застеснялась, глупая, заторопилась. Я ей сказала: «Ликуня, чего ты жмешься? Пользуйся тем, что у тебя есть. Не тушуйся. Смелее будь. Чего тянешь? Это как на сундуке с золотом сидеть и даже под жопу не заглянуть. Ни одной монеткой не воспользоваться. Дурой не будь: жизнь – она одна».
– Так и сказала?
– Ага.
– И что она?
– Вытерлась, оделась и убежала.
Бережной приторно улыбнулся и рассеянно спросил:
– Значит, офигенная наша молодуха?
– Именно.
– А может, она лесби? – нахмурился он.
– Нет, у нашей Лики другое.
– Что другое?
– Комплексы. Ее расшевелить надо. Растормошить. Подпоить. Зажать. Пощупать-поласкать. Поцеловать, да погорячее. Соблазнить, короче.
Врач усмехнулся:
– Погорельцев предлагал надавить – силой взять.
– Тоже вариант. Наш седой мерин знает, о чем говорит. По молодости, небось, маньяком был. Так когда мы вискарик пойдем пить, Эдуард Васильевич?
– Скоро, Катюха, скоро.
3
Главврач Иван Иванович Троепольский, для своих просто «Сан Саныч», не долго думал, кого из медперсонала прикрепить к новой пациентке, которую срочно доставила к ним бригада санитаров.
– Бережной, – сказал он самому перспективному доктору из молодых, но уже опытных целителей душ человеческих. – К нам привезли девочку двенадцати лет с острым приступом шизофрении. Натворила всякого, в
