Нэн напряглась, крепко сжала губы, сдерживая дыхание. Отвернувшись, запихнула сумку в глубь ниши, прямо в зловонную массу в дальнем углу. Передохнула. Почувствовала какое-то липкое прикосновение к руке, запястью, рукаву. «Не думай об этом». Нэн еще глубже продвинула свою сумку.
— Спокойно, леди, — неуверенно проговорил полисмен и остановился.
Нэн услышала резкий хруст гравия под обоими каблуками. И еще один звук, громкий щелчок. Вытащив руку из ниши, она настороженно подняла голову: желтоватый свет понемногу расползался на пляшущих настенных надписях. Вновь поднимался легкий ветерок.
— Ох, черт, — прошептал полицейский.
— Опять поезд! — крикнул из темноты второй. — Осторожно! На этот раз местный!
— Идиоты гребаные! Поезд остановить думают! — завел свое третий.
— Черт побери, — пробормотал полицейский, стоявший возле Нэн. — Ненавижу это гребаный город.
Он пошел прочь от нее. Свет все ярче играл на стенах. Полицейские продолжали перекрикиваться, но грохот приближающегося поезда заглушил их голоса. Земля заходила ходуном под ногами Нэн. Ветер обдирал лицо. Сноп белого света вырвался из тоннеля — поезд приближался. Местный. На этот раз местный, по тому пути, где прячется Нэн. Еще одно долгое мгновение она стояла, оцепенев, а свет надвигался, поглощая ее.
Наконец Нэнси бросилась в укрытие, растворилась в густой вонище. Воздух колебался, пульсировал, дрожал в такт пролетавшему мимо поезду. Нэн, задыхаясь от вони, приоткрыла рот. Вход в нишу затопил белый свет. Нэнси поджала коленки к груди.
Состав промчался мимо сводчатой ниши. Проскользнула серебристая рыбья спинка, просвистели бешено вращающиеся колеса. Нэнси отшатнулась, вжимаясь в стенку. Она слышала только рев, только грохот…
И вдруг — скрежет. Пронзительный, как ножом по стеклу, нестерпимо громкий, точно Господь водит обкусанным ногтем по шершавой изнанке небес. Вновь и вновь скрежет, пока Нэн не вскрикнула от муки. Закрыла глаза.
Скрежет затих. Прекратила трястись земля. Замер гром. Нэн приоткрыла глаза. Поезд остановился — стоит себе спокойно прямо перед ней. Дрожа, Нэн выглянула из ниши. Напротив нее — сцепка, соединяющая два вагона.
Издали раздаются голоса полицейских:
— Ох, черт побери!
— Хорошенькое дельце!
— Ненавижу этот город.
Нэн съежилась в крохотной нише. Подтянула повыше ноги, обхватила руками колени. Вонь щиплет глаза. Вонь и запах собственной мочи. Моча жжет, разъедает нежную кожу в паху.
Вновь голоса полицейских. Мужские повелительные голоса:
— Давай, двигай!
— Хочешь загнать поезд на станцию?
— Нет, в столовую! Давай, гони его на станцию! Идиоты гребаные!
— Ладно! Пойдет на станцию. О’кей.
Нэнси сидела тихо, праздно глядя на огромного зверя, неподвижно замершего перед ней. Металлические колеса успокоились, их блеск погас. Вот сцепка между вагонами, с нее свисает какая-то цепь.
«Сейчас они подведут поезд к станции», — размышляла Нэн. Подведут поезд к станции, двери откроются — на перрон выйдут пассажиры. Она не могла оторвать глаз от сцепки между вагонами, думала: в любую секунду… Ей хотелось стронуться с места, выбраться из ниши, подняться на поезд. Можно спрятаться среди пассажиров. Выйти из поезда вместе с ними и удрать.
Но она не могла уговорить себя проделать такой фокус. Чистое безумие, она непременно упадет, расшибется насмерть. «И все же, — думала Нэн, — сейчас, в любую секунду, поезд пойдет дальше, на станцию». Тогда ей придется выходить из ниши. Высоко задрать руки. Полицейские возьмут ее в кольцо. Подумать только, полицейские, мужчины, увидят, что она описалась. Свернуться, словно спаленный листок, рассыпаться золой…
— В любой момент, — повторила Нэн. Она выползла из нищи. Быстро распрямилась. Снова согнулась, подлезая под сцепку. Еще ниже — извернуться, ухватиться за цепь. Сбоку, на одном из вагонов, обнаружила железное кольцо. Хватаясь руками за низкий выступ, подтянулась, занесла ногу, чтобы вставить в кольцо.
И тут поезд дернулся. Двинулся вперед. Нэнси вскрикнула. Ее сносило назад, она почувствовала, что ей не удержаться на узенькой сцепке. Поезд слегка покачивало. Обеими руками Нэн ухватилась за опору и все же продолжала скользить — вниз, на рельсы, под поезд, под огромные сверкающие колеса.
«Пожалуйста, не надо!»
Закричав от напряжения, Нэн подтянулась. Сумела поднять свое тело на руках. Попав носком в железное кольцо, постаралась надежнее примоститься на сцепке. Руки напряглись, грудь болезненно сплющилась о металлическую стену. Поезд, подрагивая, спешил к ближней станции.
Последнее усилие — Нэнси снова вскрикнула — и вот она на подножке. Ударилась о дверь вагона. Ухватилась за ручку двери. Поезд засвистел. Стены тоннеля расступились — впереди показались огни станции. Нэн сумела подняться на ноги, плача от напряжения и боли. Сильный толчок — ей удалось распахнуть дверь. Покачнувшись, упала внутрь вагона. А там…
Нэнси едва поверила своим глазам. Моргая, сжалась в комок. Словно попала в иной мир, сладостный, как пение арф. Внутри вагона было так чисто, металлические детальки заботливо начищены. Яркий свет под потолком, все так отчетливо видно, так успокаивает глаз. Тут и там сидят опрятные бизнесмены, в строгих костюмах, такие настоящие, так привычно читающие «Таймс». Вот мамаша покачивает младенца в коляске. Рядом хихикает парочка — туристы из Германии.
«Подумать только! — уставилась на них Нэн. — Люди, самые обыкновенные, спокойные, разумные, тихие люди с их самой обыкновенной жизнью. А я! Вы только посмотрите на это чудовище! Одежда разорвана, волосы в беспорядке. Все лицо в мерзкой жиже, и руки тоже. А запах! Господи, как же от меня воняет!»
Нэнси поспешно запахнула куртку, моля милосердную Матерь Божью, чтобы желтые пятна не проступили спереди на юбке.
— Матерь Божья, Матерь милосердная, я уйду в монастырь, честное слово, только высуши, убери это пятно, Матерь Божья!
Поезд начал тормозить. Нэнси разглядела стены станции, лица пассажиров за окнами. Ей померещилось и несколько человек в форме. Бетонные лбы под синими фуражками. Нарукавные знаки. Теперь это уже не страшно. Ей почти удалось. Надо довести свой план до конца. Выйти на станцию вместе со всеми. Нэн распрямилась. Вскинула подбородок. Потуже запахнула чертову куртку и…
Напомажена улыбка, подведенные глаза.
Оперенье райской птички…
Отважно маршируя, Нэн прошагала в самую середину вагона. На нее даже никто и не глянул. Каждый был занят своим делом. Бизнесмены читали газеты, мамаши ворковали, немцы гортанно смеялись. Нэнси ухватилась за отполированную рукоять, точно за волшебный посох. Запрокинув голову, замерла в ожидании. Поезд вот-вот остановится на станции.
Верно, все кажется скверным,
Потому что теперь ты ничья…
— Леди и джентльмены, прошу внимания, — проскрипел голос машиниста.
Нэнси с трудом сглотнула. Ради Бога, только не это. Еще сильней откинула голову. Если он объявит: здесь беглый преступник… Если скажет, что полиция разыскивает… Нэн затаила дыхание, глядя прямо пред собой. Они увидят. Тут уж все увидят. «Кончено со мной, мертва, убита, туша гниющая…»
— Прошу внимания, — повторил механический голос. — Этот поезд отправится в стазит фиф норие мозен дю то полекс он да трац.
Нэн подняла голову. Все пассажиры тоже смотрели вверх, озабоченно хмуря брови. Они пытались угадать смысл корявых слов, донесенных внутрипоездной связью и исковерканных разрядами электричества.
— Повторяю, — заявил машинист, — мы стерф фиф нолрин мозенс дю то полекс он да трац.
— Ну что ж, — пожал плечами кто-то из деловых людей, — раз уж завелся полекс он да трац, придется нам стерф.
Нэнси прикрыла глаза. Благослови Господь подземку города Нью-Йорка и ее радиосвязь! Открыла глаза, подобралась. Поезд остановился. «Наверное, все получится, — подумала Нэн. — Сейчас она просто выйдет и пойдет в толпе пассажиров. Проскочит мимо полицейских. И сразу домой. Выспаться, все забыть. Дома помогут. Там мамочка…»
Машинист в третий раз повторил объявление, все так же неразборчиво. «Я всегда аккуратно платила за проезд», — мысленно похвасталась Нэн.
Дверь скользнула в сторону. Пассажиры, оторвавшись от сидений, двинулись к выходу. Нэн задержалась на секунду, пока деловые костюмы не окружили ее со всех сторон, и смело шагнула вперед. Отважно вышла на платформу, и дальше, вперед, всего лишь одна из множества пассажиров, незримая в толпе.
И тут ее схватили стальные руки, с размаху впечатав в стену поезда. Один коп вцепился ей в горло, двое других заломили руки за спину. Заковали папочкину кнопочку в наручники. А вот и четвертый коп, размахивает тридцать восьмым калибром. Сунул мушку ей прямо в правую ноздрю.
