— Что это за порода? — поинтересовался Тань.
— Понятия не имею. Возможно, помесь овчарки с волком или хаски. Это собака моего гостя.
— Вы замечательная хозяйка, раз позволяете гостям привозить своих собак.
— Этому псу я обязана жизнью. Лично я готова пустить его куда угодно. — Маура вставила флешку в компьютер. Через мгновение на мониторе возникла целая серия миниатюрных изображений. Она щелкнула по первому снимку, и на экране появилась жуткая картина — обнаженное женское тело на секционном столе. — Похоже, они прекрасно открываются. Не могу точно пообещать, когда я просмотрю их, но скажу сразу — до следующей недели я не успею.
— Я очень благодарен вам, доктор Айлз.
Маура выпрямилась и поглядела на гостя.
— Доктор Бристол и доктор Костас — прекрасные патологи. Их суждениям тоже можно доверять. Вы не пошли к ним по какой-то особой причине?
Тань замер, повернувшись в сторону ванной, где только что выключили душ.
— Детектив, вы слышите? — спросила Маура.
— Полагаю, вы знаете, что сейчас о вас говорят, — неохотно ответил молодой человек. — Из-за суда над Уэйном Граффом и всего прочего.
У нее на скулах выступили желваки.
— Не сомневаюсь, что ничего хорошего.
— Возможно, блюстители порядка справедливы, но справедливость эта особая. Она не любит критики.
— Даже если критика оправданна, — с горечью добавила Маура.
— Вот поэтому я и пришел к вам. Я знаю: вы скажете правду.
Тань посмотрел ей в глаза — прямо и решительно. В день их первой встречи в Чайна-тауне Маура сочла этого человека непонятным — она не знала, как именно он относился к ней. На его лице и теперь было то же бесстрастное выражение, но сейчас Маура понимала: это всего лишь маска, сквозь которую она еще не научилась смотреть. В этом человеке таилось много неведомого, и она задумалась: а позволяет ли Тань хоть кому-нибудь заглядывать под эту маску?
— Что, по-вашему, я должна найти в отчетах? — осведомилась Маура.
— Возможно, какие-нибудь противоречия. Что-то, что не увязывается или даже вовсе лишено смысла.
— С чего вы взяли, что там есть такое?
— Не успели Стейнс и Ингерсолл ступить на место происшествия — и дело тут же обозвали суицид-убийством. Я прочитал их отчет — других версий они не исследовали. Проще всего было списать это дело на сумасшедшего китайского иммигранта, который устроил стрельбу в ресторане, а затем убил себя.
— А вы не считаете это суицид-убийством?
— Я не знаю. Но спустя девятнадцать лет это дело странным образом напоминает о себе. В портативном навигаторе нашей неизвестной с крыши было два адреса. Первый — частный дом детектива Ингерсолла. Второй — студия Айрис Фан, вдовы одного из убитых в ресторане. Погибшая явно интересовалась делом «Красного феникса». А почему — мы не знаем.
Вдруг заскулила собака, и Маура обернулась. В дверях стоял Крыс; его волосы еще не высохли после душа. Он пристально глядел на фотографию из секционного зала, которая отображалась на мониторе. Маура быстро свернула программу, и неприятное изображение исчезло.
— Джулиан, это детектив Тань, — представила Маура. — А это мой гость, Джулиан Перкинс. Он учится в Мэне, а сюда приехал на весенние каникулы.
— Так значит, это вы — владелец страшной собаки, — догадался Тань.
Парнишка продолжал всматриваться в монитор, будто по-прежнему видел на нем фотографию.
— Кто она? — тихо спросил Крыс.
— Просто мы обсуждаем одно дело, — пояснила Маура. — Почти закончили. Почему бы тебе не посмотреть телевизор?
Тань выждал, когда из гостиной донесутся звуки включенного телевизора, а затем сказал:
— Жаль, что он увидел фотографию. Такое не стоит показывать детям.
— Я просмотрю документы, когда у меня будет время. Но придется немного подождать. Спешки нет, я полагаю?
— Хорошо бы немного продвинуться в деле неизвестной.
— История с «Красным фениксом» произошла девятнадцать лет назад, — ответила Маура, выключая ноутбук. — Уверена, с этим можно еще немного повременить.
Я еще не вижу его, но уже знаю, что он вошел в мою студию. О его прибытии возвестил свист влажного ночного воздуха, ворвавшегося в помещение, когда открывалась и закрывалась дверь. Я не прерываю упражнения, чтобы поприветствовать его, и продолжаю крутиться и размахивать оружием. В широком зеркале я вижу: детектив Фрост завороженно наблюдает за тем, как сабля поет в моих руках. Сегодня я чувствую в себе силу — мои руки и ноги так же проворны, как в молодости. Каждое движение, каждый поворот, каждый взмах клинка продиктован одной из строк старинного сонета.
Достичь семи звезд, чтобы управлять тигром.
Парить, кружась и уклоняясь, как парят духи.
Стать белым журавлем,
Раскрыть, подобно ему, крылья
И резко выбросить ногу.
Дует ветер,
И трепещет цветок лотоса.
Все движения очень привычны для меня — одно переходит в другое. Мне не нужно думать о них, потому что тело овладело ими точно так же, как умением ходить или дышать. Моя сабля кружится и наносит удары, а я думаю о полицейском и о том, что скажу ему.
Я дохожу до последней строки сонета: «Феникс возвращается в свое гнездо». Я вытягиваюсь в струнку, мое оружие опускается, а пот холодит лицо. И только теперь я оборачиваюсь к нему.
— Это было прекрасно, госпожа Фан, — восхищенно округлив глаза, говорит детектив Фрост. — Похоже на танец.
— Упражнение для начинающих. Помогает мне спокойно завершить день.
Взгляд полицейского опускается на оружие, которое я держу в руках.
— Это настоящая сабля?
— Ее имя — Чжен И. Она досталась мне от прапрабабки.
— Должно быть, она действительно старая.
— И к тому же проверена в бою. Она предназначалась для сражений. Если не тренироваться с боевой саблей, ни за что не научишься справляться с ее весом и не узнаешь, как она ощущает себя в твоей руке. — Я дважды молниеносно разрубаю воздух, и детектив в изумлении отступает назад. Я с улыбкой передаю ему оружие. — Возьмите ее. Ощутите ее вес.
Фрост колеблется, будто сабля может ударить током. Затем осторожно обхватывает рукоять и неуклюже взмахивает оружием в воздухе.
— Для меня это как-то неестественно, — признается он.
— Да?
— Баланс кажется непривычным.
— Потому что это не простая церемониальная сабля, а настоящая дао. Подлинная китайская сабля. Ее форма называется ивовый лист. Видите, как она изогнута по всей длине клинка? Это традиционное поясное оружие солдат времен династии Мин.
— Когда это было?
— Около шестисот лет назад. Чжен И была сделана в провинции Ганьсу во время одной из войн. — Я умолкаю, а затем добавляю с сожалением: — Увы, в старом Китае война часто бывала обычным делом.
— Значит, эта сабля видела настоящий бой?
— Я уверена, что видела. Когда я держу ее, я чувствую, что старые сражения все еще поют в клинке.
Фрост смеется.
— Если на меня когда-нибудь нападут в темном переулке, госпожа Фан, я бы хотел, чтобы вы оказались рядом.
— Так пистолет-то у вас. Разве не вы должны были бы защищать меня?
— Не сомневаюсь, вы и сами с этим прекрасно справитесь.
Детектив возвращает мне саблю. Я замечаю, что он нервничает из-за близости бритвенно-острого лезвия. Я с поклоном забираю оружие и смотрю на него в упор. Моя прямота заставляет его вспыхнуть. Для полицейского, особенно для закаленного детектива, занимающегося расследованием убийств, такая реакция удивительна. Однако в этом человеке есть неожиданная кротость, восприимчивость, которая внезапно напоминает мне о муже. Детективу Фросту примерно столько же лет, сколько было Джеймсу, когда он погиб, и на лице полицейского я вижу смущенную улыбку мужа, снова ощущаю его природное стремление угодить.
— Вы хотите еще о чем-то расспросить меня, детектив?
— Да. Это касается дела, о котором мы не знали, когда говорили с вами в прошлый раз.
— И что же это?
Похоже, ему не очень-то хочется озвучивать свою мысль. И я уже вижу извинение в его взгляде.
— Дело касается вашей дочери. Лоры.
Упоминание о дочке — как сильный удар в грудь. Я не ожидала его, а потому даже покачнулась.
— Мне очень жаль, госпожа Фан, — говорит он, протягивая руку, чтобы поддержать меня. — Я знал, что это расстроит вас. Как вы? Может, вам присесть?
— Просто… — Я оцепенело качаю головой. — Я с утра ничего не ела.
— Может, вам стоит поесть? Давайте я отведу вас куда-нибудь.
— Возможно, нам лучше поговорить в другой день.
— Мне нужно задать всего несколько вопросов. — Фрост умолкает. А затем тихо добавляет: — Я и сам еще не ужинал.
На мгновение его слова повисают в воздухе. Это пробный шар. Моя рука еще крепче сжимает рукоять сабли — это подсознательная реакция на ситуацию, чреватую неопределенностью. Во всякой опасности кроется благоприятная возможность. Фрост — полицейский, но я не вижу в нем ничего подозрительного. Всего-навсего внимательный мужчина с добрым лицом. И мне отчаянно хочется знать, почему он спрашивает о Лоре.
