заинтересованный взгляд, кролик ускорил шаг, насколько позволяло его состояние.
Через полторы сотни метров, двигаясь вслед за рельефом, пересечённая узкоколейкой, дорога под острым углом поворачивала в сторону, а ещё через три десятка, асфальт окрасился в коричнево бурый. Застарелая кровь большим, неровным пятном, отмечало место чей-то смерти. Объёмом не меньше нескольких литров, со следами ног и борьбы, пятно говорило о многом и не обещало нечего хорошего. Рядом, на склоне придорожной канавы, темнела окровавленная хламида. Сама канава, и всё вокруг устилали бутылки из-под крепкого алкоголя, доски и битый кирпич, шприцы, сотни окурков и куски пластика… Тоже было и во дворах. Угрожающе пискнув, дорогу перебежала тощая крыса. Где-то неподалёку раздался собачий лай, а с пром-зоны донёсся грохот выгружаемого щебня.
Обернувшись, Ван без труда разглядел состав, но сил идти дальше не осталось. Пульсирующий жар, слабость, от которой подкашивались ноги, боль в почках и печени. Обессиленный, беглец проковылял к единственной оставшейся лавочке. Рухнув на грязные доски, подпёр руками кружащуюся голову, он изо всех сил попытался удержаться в сознании. Не высокое солнце грело спину и шею, но вместо материнской любви, в нём была отцовская суровость. Стрекотали кузнечики, жужжали мухи, звенела мошкара. Озлобленно отмахнувшись от нацеливающегося кровопийцы, кролик поднял голову, опасливо огляделся и наконец, выровняв дыхание, задумался о том, куда идти.
Место, в котором он очутился, было ему прекрасно знакомо. Не нужно было посещать трудовые лагеря, чтобы знать об их существовании. Отчем провёл в одном из подобных три года, прежде чем матери, удалось скопить достаточно денег для выкупа. Поначалу, отчем молчал о том, что пережил, но спустя время, когда жизнь пошла на лад, а пасынку потребовался опыт старших, всё же заговорил. Чужой опыт нахождения не на самом глубоком, но всё же дне, привёл в чувство, вырвал из плохой компании, вернул обратно за парту, но не уберёг от попадания в тот же омут, пусть и отличным от отца путём.
Обращаться за помощью к местным не стоило. Не было её и у администрации, подчиняющейся владельцем сего бизнеса, целью которого было лишь выжимание максимальной прибыли до того, как место изживёт все резервы. Единственны, кто мог помочь, был он сам. Единственной котируемой валютой, была сила. Способная принимать разные обличья, чаще всего она выступала в роли физической крепости, оружия или связей. Не имея ничего из выше перечисленного, перспективы даже на грядущую ночь, вырисовывались максимально безрадостные.
Всего через пару кварталов, из ещё крепких, дома превратились в откровенно разваливающиеся или вовсе лежащие в кромешных руинах. Сельский клуб, от которого остался только несущий фасад, хибары с провалившимися внутрь крышами, остатки стен и опор на месте цехов, пустующие административные здания, с черными от копоти глазами окон. Затем снова небольшие кирпичные домики не то дач, не то бывших загородных домов, перекат через овраг, пустой короб разграбленной подстанции, проржавевшая водонапорная башня, нависающая над наполовину осыпавшимся, на половине жилым бараком, пустые гаражи технического парка. Раздваиваясь словно змеиный язык, дорога расходилась в разные стороны. Левая, перескочив через плохо вкопанные трубы, скрывалась за высокими кустами. Правая, чуть изогнувшись, ныряла вниз с холма, на вершине которого и остановился гость некогда рабочего посёлка.
Раскинувшийся на несколько километров в глубину и почти десяток вширь, вдоль пологой балки с бегущим внизу ручьём, селение доживало последнее десятилетие. Гигантские цеха в одной части, серая плешь горной выработки в другой. Небольшой пяточёк переносных, высокотехнологичных домиков за высоким забором, в которых скрываются ценные кадры руководящего состава. Колонны грузовой техники, вывозящей лес по единственной большой дороге, ведущей к железнодорожному узлу.
Вдруг, ревя прямотоком, оставляя чадный след, на подъём вырулила легковая машина. Каково было удивление Вана, распознавшего в ней полицейскую экипаж. Старую, времён до капиталистического пришествия, она неслась вверх, молча блестя сине-красной люстрой. Робкая надежда, дала пламя решимости. Замахав руками, беглец выскочил на дорогу.
Вылетев вверх по склону, а затем с грохотом лежащего в салоне хлама, приземлившись на мостовую, автомобиль с небольшим юзом остановился подле просящего о помощи. В словах и вопросах не оказалось нужды. Надежда умерла мгновенно.
Одетый в спортивный костюм, видавший виды и битый жизнью, человек за рулём безудержно трясся по тяжёлый рок, по всей видимости, играющий в его голове на полную громкость. Сведя губы в лодочку, от чего стали видны его грязное, на удивление ровные зубы, маргинал достал старый как мир пистолет и, размахивая им в такт музыке, направил ствол на незнакомца. Несколько секунд, за которые сердце Вана успело зайтись в паническом ритме, а затем почти замереть, закончились, вместе с вниманием “Полицейского”. Испугано взглянув куда-то на задние сидения, а затем заозиравшись, он вдавил педаль газа и, сорвавшись с места, понёсся дальше по улице.
– Только бы это падла не заглохла. Только бы не заглохла. – взмолился кролик, наблюдая за машиной, после короткого рывка, начавшей трястись в такт с водителем.
Всё же переварив то, что впрыскивалось в цилиндры вместо нормального топлива, колымага продолжила путь по ухабистым улицам.
Серые, рыжие, чёрные и белые облака дыма и испарений, из множества заводских труб. Мёртвый лес до самого горизонта там, куда по розе ветров уносились ядовитые облака. Шелест рано завядшей листвы. Пара отдалённых выстрелов.
Пошатнувшись, он сделал несколько шагов назад и, запнувшись о бордюр, рухнул в придорожную траву. Невысокая, ровно, словно газонокосилкой, обеденная козами из ближайшего подворья, она болезненно впилась в онемевшую кожу. Голубой простор над головой потускнел. Звуки трудовой зоны отдалились, затерявшись в басистом гуле и тонком писке. Остался лишь ритмичный стук бьющегося в отчаянье сердца, тщетно пытающегося разогнать кислород по голодающим органам и конечностям. Руки и ноги налилось тёмным багрянцем, в то время как лицо словно присыпали пудрой. Дыхание потеряло ритм. Тело сковали конвульсии и спазмы. В отчаянно попытке, организм боролся за жизнь.
Так, прошло больше часа. Вынырнув из тьмы забвения, Ван не увидел ни ряби, ни серости. Только безмерная жажда напоминала о слабости тела. Вдруг, его внимание привлёк шелест травы подле самого уха. Медленно, боясь спровоцировать неведомую угрозу, он повернул голову. Всего в нескольких сантиметрах от лица, бороздя мокрым, чёрным носом короткую траву, молодая дворняга искала еду. Мелкая, с серыми боками и чёрным брюхом, заметив взгляд до того бездвижного тела, она всполошилась. Резкий отскок назад, короткий лай, и замерев, псина вгляделась в лицо незнакомца.
Ван не двигался, но не оттого, что боялся быть укушенным, а тем более облаянным. В его жизни случались, куда худшие вещи. Буднично брошенное откровение, – Нет никакого лагеря для
