Он мог думать только о единственной вещи, ради которой был в состоянии слезть со старого кожаного дивана и поплестись в дом — о зубной щетке. Ради зубной щетки Хауэлл решился бы сейчас даже на убийство.
Он скосил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на наручных часах. Четверть двенадцатого. Черт, у него же встреча в полдень! Хауэлл с трудом встал, сунул ноги в тапочки и направился в дом, прихватив с собой пустую бутылку, положил ее в мусорный ящик у входа. Хауэллу не хотелось, чтобы прислуга пересчитывала порожнюю посуду.
— Добрый день, мистер Хауэлл, — сухо поздоровалась служанка, когда он проходил через кухню.
«Вот сука! Нужно мне твое приветствие!»
Хауэлл взбежал по лестнице в спальню. Элизабет оставила все в идеальном порядке, служанке не пришлось и пальцем пошевелить. Хауэлл достал костюм из своей гардеробной и бросил его на кровать. Две минуты яростно чистил зубы. Затем влез под горячий душ.
Через сорок пять минут, на удивление вовремя, Хауэлл уже сидел, бездумно листая «Еженедельник птицевода» и думая, какого черта он тут оказался. Приемная была обставлена вполне нормально, даже со вкусом: ковры, кожаные кресла, довольно приличные картины… Не к месту казался только двухметровый пластиковый цыпленок.
Зажужжал телефон на столе, молодая секретарша сняла трубку и повернулась к Хауэллу.
— Мистер Питс сейчас примет вас.
Она встала и открыла дверь кабинета.
Лартон Питс двинулся навстречу Хауэллу, выйдя из-за огромного стола. Он напоминал бейсбольного тренера, наступающего на судью, который дал сомнительный свисток. Лишь подойдя к Хауэллу почти вплотную, Питс улыбнулся.
— Джон… можно я буду называть вас Джоном? Я чертовски рад вас видеть. Я восхищаюсь вашими произведениями, чертовски давно восхищаюсь. С тех пор, как вам дали Пулитцеровскую премию за статьи об убийцах, я не пропускаю ваши материалы. И книгу читал. Хорошо написано.
— Благодарю, мистер Питс.
— Зови меня Лартоном, сынок, как все зовут. Может, выпьем чаю со льдом или еще чего-нибудь?
Хауэлл счел, что человек, повесивший в кабинете фотографию, на которой он снят вместе с преподобным Джерри Фалвеллом, написавшим вдобавок на снимке несколько теплых слов, вряд ли держит в том же кабинете бар.
— Нет, спасибо. Все в порядке… э-э… Лартон…
— Хорошо, хорошо, — ответил Питс, подвел Хауэлла к креслу и, обойдя стол, сел сам. — Я благодарен Денхему Уайту за то, что он устроил нашу встречу. Я понимаю, как дорого твое время, и сразу перейду к делу. Что ты обо мне знаешь, Джон?
— Ну, полагаю, только то, что читал в газетах. — Хауэлл знал, что перед ним владелец более тысячи «Маленьких цыплят», разбросанных по всей стране кафе, где подавали жареных цыплят. Этот человек всего добился сам, он занимался благотворительностью и давал деньги политикам любой масти — от крайне левых до крайне правых… Однозначно определить Лартона Питса было затруднительно.
— Я прожил замечательную жизнь, — откинувшись на высокую спинку кресла, сообщил Питс и загляделся на открывавшийся из окна вид. — Мой старик, пока я не уговорил его заняться цыплячьим бизнесом, был фермером. У него имелся только один-единственный мул — вот и все богатство! А додумался я до этой отличной идеи в четырнадцать лет. К двадцати годам я стал крупнейшим поставщиком цыплят в штате. В этом же году открыл первое кафе. Дело росло и крепло, я обзаводился связями. Короче, я напал на золотую жилу.
— Угу, — пробурчал Хауэлл. Лучшего он не смог придумать. И какого черта он здесь делает?..
— Но мои интересы всегда были шире, чем просто откорм цыплят, — продолжал Питс. — Я интересовался международными отношениями. Держу пари, ты этого не знал!
— Точно, — ответил Хауэлл, стараясь удержаться от смеха.
Питс подался вперед и пронзил Хауэлла пристальным взглядом.
— Джон, могу я тебе довериться?
— Конечно. — Джон решил, что это одна из странных шуток Денхема Уайта. Потом они соберутся за столом, человек шесть, будут потягивать мартини и посмеются вдоволь… Хауэлл попытался сообразить, как бы потактичнее откланяться, но не смог придумать.
— Это, конечно, не для печати.
— Не беспокойтесь, Лартон. Я уже не газетчик.
— Сегодня первое августа 1976 года от Рождества Господа Нашего, — произнес Питс. — В ноябре Джералд Форд надеется стать Президентом Соединенных Штатов.
— Может быть, — согласился Хауэлл.
— Но американский народ не выберет арахисового фермера в президенты, — произнес Питс тоном, не терпящим возражений.
Хауэлл был с ним согласен, но промолчал.
— В ноябре через четыре года меня изберут следующим Президентом Соединенных Штатов Америки, — доверительно сообщил Питс.
Хауэлл задержал дыхание, чтобы не расхохотаться, и старательно изобразил заинтересованность.
— Ты, наверное, так потрясен, что потерял дар речи, — продолжал Питс после паузы.
— Да, вы правы, — согласился Хауэлл и подумал, что Питс даже не шут, а просто сумасшедший, если американцы не будут голосовать за арахисового фермера, то с чего им выступать за цыплячьего?..
— Позволь мне объясниться. Я не собираюсь, очертя голову, кидаться в эту гонку. Лучшие умы нашей страны думают сейчас, как мне помочь.
— Я знаю кого-нибудь?
Питс поднял руку.
— Сейчас говорить об этом слишком рано. Сейчас я хотел бы поговорить о тебе.
— Обо мне?
«Ну, начинается, — подумал Джон. — Интересно, сколько времени Денхем Уайт вынашивал этот замысел?»
— Я хотел бы, чтобы ты написал мою автобиографию.
Хауэлл был настолько ошарашен, что даже ничего не ответил.
— Ну, как? — спросил Питс.
— О… вы слишком добры, что предлагаете мне такое… важное для вас дело, мистер Питс…
— Лартон.
— Лартон. Но я так завяз в своей работе…
Это была ложь чистой воды. Полдюжины издателей отвергли первый роман Хауэлла, а никаких других идей у него не имелось.
— Да. Денхем Уайт сказал мне, что ты пишешь что-то для себя. Ты, конечно, понимаешь, что я собираюсь нормально заплатить за эту книгу. Извини, Джон, за такой вопрос, но сколько денег тебе дали, присудив Пулитцеровскую премию?
— Тысячу долларов.
— А сколько ты заработал, когда вышла книга?
— Примерно тысяч шестьдесят.
— И я предлагаю заплатить тебе шестьдесят тысяч за мою книгу.
Хауэлл снова онемел, но на сей раз не из-за боязни рассмеяться. Он пытался понять, как названная сумма повлияла на его организм.
Питс подошел к секретеру, достал дешевую пластиковую папку и положил ее перед Хауэллом.
— Здесь двенадцать катушек с магнитофонной лентой. Я наговорил на них все, что смог вспомнить про свою жизнь. Унеси их домой и послушай некоторые записи. Затем позвони и скажи, сможешь ли ты сделать из этого книгу.
Хауэлл встал.
— Я буду очень рад сообщить вам мое мнение, но, Лартон, я не знаю…
— Просто послушай записи, Джон. Я думаю, ты оценишь, насколько интересной была моя жизнь. Позвони через несколько дней.
— Ладно, — Хауэлл взял папку и протянул руку хозяину.
— Я хочу попросить тебя о двух вещах, — продолжал Питс. — Первое: никто не должен знать, что книгу писал не я. Иначе это не произведет должного впечатления!
Это устраивало Хауэлла. Он не смог бы смотреть людям в глаза, если бы кто-нибудь узнал, что он даже обсуждал возможность написать автобиографию за Лартона Питса.
— Второе. Я прошу сделать это за три месяца.
— Лартон, я сперва послушаю записи, тогда обсудим.
— Нам не стоит снова встречаться. Сам понимаешь, из соображений безопасности…
Это тоже устраивало Хауэлла. Ему надо было пройти два квартала до места, где был назначен ленч. Он шел, потея от жары, терзавшей в августе Атланту, и старался не думать о встрече с Питсом. Ему хотелось сначала услышать, что скажет Денхем Уайт.
Хауэлл с облегчением вошел в подъезд, где работал кондиционер, поднялся на лифте на четырнадцатый этаж и вошел в фойе Коммерческого Клуба. Пройдя в просторный обеденный зал, он увидел брата своей жены, сидевшего в другом конце зала за своим обычным столиком. Хауэлл шел, пожимая руки и раскланиваясь во все стороны. В элегантном зале собрались самые известные бизнесмены, банкиры и адвокаты Атланты. Раньше Хауэлл знал этих людей издали, как журналист, теперь же, благодаря женитьбе, он познакомился с ними поближе. Хауэлл подошел к столику и сейчас же, откуда ни возьмись, появился чернокожий официант, который услужливо пододвинул Хауэллу стул.
Денхем Уайт был одет в серый костюм-«тройку», при одном взгляде на который становилось ясно: перед вами преуспевающий адвокат. Джон знал, что Денхем одевался у Хэма Стоктона, лучшего портного в городе, сшившего ему целый набор костюмов, сорочек и галстуков различных оттенков голубого и серого цветов, которые великолепно сочетались друг с другом. Денхем мог взять любой костюм, любую рубашку и любой галстук, не сомневаясь, что они составят прекрасный ансамбль. Он мог проделывать это с закрытыми глазами. И, наверное, проделывал…
