Я собрал раскиданные вокруг стола газеты.
— Извините, у меня нет напольных подушек.
Он хмыкнул и, скинув куртку, без тени смущения уселся на свободное пространство. Фирменный портфель и дорогой костюм разительно контрастировали с линялой и заворсившейся от времени поверхностью татами.
Некоторое время Мурабаяси крутил головой по сторонам, пока взгляд его не уперся в экран телевизора, который я опрометчиво забыл выключить.
— Хм, любишь видео? — Затем в его голосе засквозило удивление. — О-о, да ведь это же «Римские каникулы»! Смотришь такие фильмы?
На экране Одри Хепберн безрассудно мчалась на мопеде, уцепившись за Грегори Пека.
— Регулярно смотрю. А что, нельзя?
— Да нет, можно. Просто странно. Странно, что мужчина с таким характером так до сих пор и не вырос.
— С каким «таким» характером?
Он покачал головой:
— Тебе недоставало многих качеств. Сговорчивости. Умения приспосабливаться. Общительности. Да что там недоставало! Всего этого ты был лишен начисто. В тебе не было и крупицы любезности. Но главное, отсутствовало куда более важное качество — зрелость. Короче, ты был мальчишкой.
О, как же часто в прошлом мне приходилось выслушивать от него подобные речи. Однажды он даже назвал меня машиной без мотора. Что ж, не будь во мне столько таких вот врожденных изъянов, я не вел бы сейчас пустую жизнь в самом сердце большого города.
Глядя на экран, Мурабаяси тихо проговорил:
— Значит, по-прежнему бежишь от реальности? Вот они, пережитки детства, — затем, словно очнувшись, добавил: — А ведь неплох. Совсем неплох.
— О ком это вы?
— Да так, о фильме. Ведь чистой воды фантазия. Ты не находишь? Пусть немногословная, но богатая фантазия. И ведь были такие времена. Да… Это совершенное, словно мечта, кино могло родиться только в старые добрые времена.
Может, и так. Старые мечты. Мир ушедших грез. Не знаю, что заставляет меня ежедневно смотреть такие фильмы. Возможно, Мурабаяси прав и я застрял в детстве. Не знаю. Я молча переводил взгляд с лица Мурабаяси на экран. Кажется, во время сцены, где героиню тащит полиция, его губы едва заметно дрогнули. Мне ни разу не случалось видеть у него этого выражения, когда мы работали вместе.
Наконец его взгляд переместился с Одри Хепберн на меня.
— Кстати, не хочешь вернуться к прежней работе?
Я помотал головой.
— Вот как? Популярный дизайнер, лауреат премии JADA, заперся в своей скорлупе, чтобы скоротать остаток дней. И это при том, что ему нет еще и сорока.
Когда-то я наслушался подобных речей до оскомины. Премия JADA… Десять лет назад я получил Гран-при от Японской ассоциации арт-директоров, высшую награду в области промышленного дизайна. Не знаю, как сейчас, но на тот момент я был самым молодым лауреатом.
— Вы меня поучаете? Или критикуете?
— Да нет, просто размышляю вслух.
— Вот оно что? Мне-то, конечно, все равно, но неужели вы пожаловали в столь поздний час, просто чтобы поразмышлять вслух?
Казалось, он не обратил на мои слова никакого внимания.
— Послушай, Акияма, сколько мы не виделись?
— Не помню. Вы не ответили на мой вопрос.
В эту минуту я понял, что Мурабаяси колеблется.
— Я вот что… по правде говоря… я хотел с тобой посоветоваться.
— Хм, редкое явление. Наконец-то тоже стали жертвой экономической депрессии?
— Да нет, с работой полный порядок. Даже в эти тяжкие времена. Однако «полный порядок» и «монотонность» — несколько разные вещи, я прав?
Он ничуть не изменился.
— Если речь пойдет о деньгах, то вы не по адресу.
— Не такой уж я дурак, чтобы обращаться к тебе с этим. — Он с улыбкой склонил голову. — Все верно, речь пойдет именно о деньгах. Только не в том смысле, в каком ты подумал, а наоборот.
— Наоборот?!
— Да, наоборот. Собственно, речь пойдет о том, чтобы избавиться от денег. И вот тут мне понадобится твоя помощь.
— Избавиться от денег?!
— Да.
— И какова сумма?
— Пять миллионов.
— Хм, пять миллионов иен. Вы попались с липовыми банкнотами? Говорят, сейчас полно фальшивых стодолларовых купюр.
Мурабаяси усмехнулся:
— Криминал тут ни при чем. Напротив, деньги достались мне по решению властей, окружного суда. Ну… что-то вроде компенсации. Никак не пойму, как вершится правосудие в этой стране.
С этими словами он запустил руку в портфель и стал выкладывать из него деньги. Пять толстеньких пачек рядком улеглись на чайном столике.
Это больше, чем все, что осталось от моих сбережений. В наши дни банковский процент близок к нулю. Остаток на моем счете неуклонно сокращается. В лучшем случае его хватит года на три, а то и меньше. Короче, сумму, лежавшую сейчас передо мной, никак нельзя было назвать скромной.
Мурабаяси холодно произнес:
— Я хочу от них избавиться.
Я взглянул на него. У него был такой вид, будто он раздумывал, куда бы лучше выбросить крупногабаритный мусор.
— Вообще-то, я не привык к такого рода беседам.
— А если бы привык, то, наверно, не стал бы отнекиваться.
— Возможно. Но почему с таким странным предложением вы пришли именно ко мне?
— Ну… предложение и правда довольно странное. Поди найди недоумка, который станет всерьез выслушивать такое. У меня есть лишь один знакомый чудак — ты. Вот я и пришел к тебе.
— Вот оно что? Значит, нашли мальчишку-недоумка? Может, я и правда такой, как вы говорите. И все же мне кажется, что, если приходишь к кому-то с просьбой, разговаривать следует несколько в ином тоне.
— Могу лишь повторить то, что уже сказал о твоем характере.
Послышался шорох, я оглянулся. Сквозь проем в раздвижной стенке в кухне я увидел вторую «хозяйку» этого дома. Выбралась из тени рукомойника и замерла, пристально глядя на меня. Кажется, опять поправилась. Не удивлюсь, если она питается куда калорийнее меня.
Попросив подождать, я поднялся. Смел крошки с чайного столика и бросил ей. Некоторое время она выжидающе смотрела на меня. Затем выскочила, схватила еду и с писком скрылась в тени.
Мурабаяси забеспокоился:
— Что случилось? Что там?
— «Соседку» покормил.
— Соседку?!
— Мышь. Последнее время частенько наведывается. Имени я ей пока не дал, но…
В ответ он лишь вздохнул.
Раз уж пришлось встать, я заодно приоткрыл окно. Слишком душно для этого времени года. Рубашка липнет к телу. В комнату ворвались автомобильный гул с Сёва-дори и напоенный дождем тяжелый майский воздух.
— Послушай, Акияма, хочу вернуться к нашему разговору.
Продолжая стоять, я ответил:
— Да. Кажется, мы говорили о деньгах, от которых нужно избавиться. Но почему вы сразу не спросили?
— Не спросил о чем?
— Не спросили, почему меня не интересует причина, по которой вы решили избавиться от этих денег?
— Потому что хорошо тебя знаю. Тебе ведь и правда нет дела до причины. Ты всегда отличался полным отсутствием интереса к такого рода вещам. Удивительная черта! Я ведь уже говорил. Любой другой на твоем месте, глядя на эти деньги, предложил бы выбросить их ему в карман, раз уж все равно выбрасывать. Уверен, сто человек из ста сказали бы именно так. Но ты не из их числа.
В задумчивости я снова уселся на пол.
— Раз уж все равно выбрасывать, то почему бы не сделать анонимное пожертвование Красному Кресту? Что-то не припомню, чтобы вы хоть раз послужили на благо общества. Может, это ваш единственный шанс?
— Я думал о таком варианте. Но это неэтично по отношению к Красному Кресту. Такие уж это деньги.
— Деньги не пахнут.
— Еще как пахнут.
Я снова задумался. Его слова не лишены смысла.
— Тогда, может, просто сложить их в мешок для мусора? Тут главное не ошибиться — выбрать день, когда забирают тот мусор, что будут жечь.
— Неэтично по отношению к сборщикам мусора.
— Хм, не знал, что вы такой деликатный. Ну, тогда как насчет шредера? Машинке-то все равно.
— У нас сейчас как раз шредер сломался. А у тебя его и не было, верно?
— На кой он мне? У меня из бумажек — только газеты да туалетная бумага.
— Да уж… — Он снова усмехнулся. — Я долго думал. Действительно, существует множество способов избавиться от денег. Например, сжечь. Это, пожалуй, было бы неэтично только по отношению к министерству финансов. Но мне хотелось выбрать какой-нибудь более дикий способ. Такие уж это деньги. Тебе не кажется, что в вопросе выбрасывания денег должны существовать определенные стандарты и методы?
Методология выбрасывания денег. Об этом мне как-то не приходилось задумываться, и я промолчал. Между тем он с серьезным видом продолжал:
— Эти деньги были переведены на мой счет сегодня. С того самого момента, как я снял их перед закрытием отделения, я непрерывно размышлял, — Мурабаяси взглянул мне в глаза, — и решил, что теперь дело за тобой.
