Тетя Деб всегда считала этот дом ветхим, а Эдмунд никогда не понимал, почему Люси живет в нем. Но Люси он нравился. Ей казалось, что когда-то в нем царило счастье. Ей нравилось думать, что стены дома хранят веселые воспоминания о семьях, живших здесь, что добрые духи населяют его. Воспоминания и призраки...
Люси достала бутылку сухого вина из холодильника и расположилась у распахнутого окна. На улице было темно: окна блестели от дождя, и длинная вереница автомобильных фар тянулась от проспекта Финчлей, на которой всегда были автомобильные пробки независимо от времени суток и дня недели.
Альрауне. Прошли годы с того момента, когда Люси последний раз слышала это имя. Ее мать всегда настаивала на том, что история Альрауне была простым рекламным трюком. Дитя-призрак — это всего лишь продукт воображения репортеров. Зачатие и рождение этого ребенка нарочно окутано тайной. Все слухи об Альрауне были раздуты специально для того, чтобы газеты продавались, а люди толпами ходили на просмотр одноименного фильма. У Лукреции всегда был хороший нюх на интересные истории, и она никогда не пыталась установить, что было правдой в этих историях, а что вымыслом. Но легенда об Альрауне была исключением. Судя по имени, можно было понять, что это лишь фантазия[1]. Mandragora allrarun. Корень мандрагоры. «Не смешите меня! — заявила мать Люси, которая вела беззаботный образ жизни со своим мужем и маленькой дочерью. — Да разве назвала бы Лукреция своего ребенка Корнем мандрагоры!»
— Но это был фильм! — заявила Люси тете Деб годы спустя. — «Альрауне». Так назывался первый фильм Лукреции! Неужели мама никогда не понимала этого?
Тетя Деб ответила:
— Конечно, это имя было взято из фильма. В свое время это был выдающийся фильм.
Больше она никогда не говорила об Альрауне, хотя однажды заметила, что даже если бы десятая часть этих историй была правдой, то это был бы рассказ о столь глубоко трагичном и причудливом детстве, что не стоит его рассказывать посторонним. Так жива ли Альрауне или мертва? Скорее всего, мертва. В любом случае, лучше оставить ее в покое.
Люси нахмурилась, взяла телефон, чтобы позвонить тете Деб и рассказать ей о Трикси Смит. Тетя, вероятно, все расскажет Эдмунду — она почти все рассказывала ему. А он точно не одобрит эти новости. Но это уже от Люси не зависело.
После разговора с тетей она приготовила бы себе ужин и выпила еще один бокал вина. В принципе, она могла бы выпить всю бутылку. Почему бы и нет? То, что спустя столько лет имя Альрауне зазвучало вновь, оправдывало ее желание.
Эдмунд не знал проблем, связанных со столпотворением в метро в час пик. Он жил в двух милях от офиса и добирался до него на машине.
Своей жизнью он был доволен. Через пару месяцев ему должно было исполниться сорок, а эта дата многим казалась опасной. Обычно после сорока начинали говорить о юбилеях, планировать слегка истеричные вечеринки по поводу празднования дней рождения или утомительные занятия физкультурой, которые они, разумеется, не смогут регулярно посещать. Эдмунд не собирался вести себя подобным образом. Он хотел встретить свое сорокалетие со спокойной уверенностью и с чувством полного удовлетворения собственной жизнью.
С материальной точки зрения, у него все было в порядке. У Эдмунда был свой дом, не очень большой, но зато построенный двести лет назад. Эдмунду не хватало времени, чтобы идеально вести хозяйство, но его жилище было со вкусом обставлено. Никто и представить себе не мог, как ему льстило, когда хвалили его владения.
Он занимался юридической практикой, которую организовал в небольшом процветающем торговом городке без чьей-либо помощи. «Мистер Фэйн, — говорили люди, — один из ведущих юристов города».
И это тоже очень ему льстило.
Люди любили его, и Эдмунд знал это. Когда он был подростком, о нем говорили: «Что за чудесный мальчик! Такой ответственный, такой умный. Какие прекрасные манеры». Когда Эдмунд поступил в Бристольский университет, люди говорили тете Деборе, что она должна очень гордиться племянником. «Его ждет блестящее будущее!» — твердили окружающие. Все очень удивились, когда Эдмунд предпочел вернуться домой и организовать собственную юридическую практику. А, вы ожидали, что Эдмунд Фэйн с его познаниями в юриспруденции будет более амбициозен? Довольно странно, что человек такого ума собирался похоронить себя в маленьком провинциальном городке. Но, возможно, он захотел остаться с Деборой Фэйн, которая была добра к нему, как мать. Да, скорее всего это и есть главная причина.
Однако в личной жизни Эдмунда все было не так хорошо. И Эдмунд признавал, что, если бы вы уж придирались к мелочам, вы могли бы сказать, что единственный недостаток в его жизни — это отсутствие жены. Но он создал легенду, будто все эти годы был влюблен в одну женщину. И эта выдумка отлично работала. (Бедный мистер Фэйн, он такой ранимый. Это правда, что он никак не может оправиться от безответной любви?.. Любви всей своей жизни?)
Тетя Деб не раз задавалась вопросом, почему Люси и Эдмунд не могли быть вместе. Они же так дружили в детстве. Как было бы чудесно, если бы они были вместе. Но Эдмунд знал, что это было бы совсем не чудесно. Люси свела бы его с ума за две недели.
Пока Люси наслаждалась вином и думала об Альрауне, а Эдмунд с чувством полного удовлетворения анализировал свою жизнь, один человек мучился от воспоминаний о страхе, пережитом им в детстве.
Этот страх вырывался наружу, хотя прошло уже много лет и был достигнут определенный уровень благосостояния. Даже сейчас этот страх, который владел душой ребенка и многие ночи окутывал дом, не исчез окончательно.
Дом находился в Педлар-ярде — районе, который когда-то был частью рынка в восточном районе Лондона. Рынок прекратил свое существование еще полтора века назад, и от него осталась лишь старая мощенная булыжником мостовая. Дом № 16 был зажат между двумя большими зданиями, так что внутри всегда было темно и казалось очень тесно.
Иногда по ночам в этом доме необходимо было прятаться, хотя было непонятно почему. Однако с годами все разъяснилось. Нужно было постоянно находить новые убежища, перебегать из одного в другое, порой возвращаться в старые. И все потому, что, если так и не удавалось спрятаться в заполненных страхом комнатах в те ночи, когда он проносился по Дому, могло произойти нечто ужасное.
Об этом никому нельзя было рассказывать — один из первых уроков, которые нужно было усвоить. "Только попробуй рассказать хоть одной живой душе, что я тут делаю, и я переломаю тебе все пальцы, один за другим. Злое с тонкими чертами лицо приближалось, и тогда еле слышно раздавались угрозы: «Если ты расскажешь кому-нибудь — я узнаю! Запомни это! Если ты расскажешь — я узнаю!»
В эти ночи ни мои просьбы, ни мамины непуганое рыдания — ничто не могло остановить его. Мама прятала свои синяки и ссадины под одеждой и никогда не рассказывала об остальных ранах, которые он приносил ей в их постели. Я тоже никогда не говорил об этом. Она искала спасения в рассказах о прошлом, которые хранились в ее памяти. Это было ее броней. Это стало и моей броней, так как она увлекала меня этими историями, которые однажды меня спасли.
Безопасность.
Был ли я когда-нибудь в безопасности с тех пор? В безопасности ли я сейчас?
Люси полагала, что в конце концов она услышит о результатах исследований Трикси Смит. Возможно, тетя Дебора позвонит, и это было бы неплохо, потому что она хорошая рассказчица. Милая старушка Деб. Люси всегда нравилось слушать, как тетя делилась с ней своими бережно сохраненными воспоминаниями. (Вдруг всплывет что-нибудь об Альрауне?)
Но в данный момент Люси не думала ни об Альрауне, ни о дурной репутации своей бабушки. Она была на работе и полностью сосредоточилась на подготовке презентации немых фильмов ужасов для «Квандам».
Они собирались объединить в пакет для продажи три фильма: «Сонату дьявола», экранизацию романа Дю Морье «Трилби» (эту пленку компания приобрела совсем недавно) и раннюю версию «Колоколов», снятую в 1913 году.
Люси закончила описывать сюжет «Сонаты дьявола» и теперь была поглощена написанием рецензии на «Колокола». Хотя в фильме и не играл Генри Ирвинг, это была великолепная история об убийце, которого постоянно посещали призраки его жертв. На самом деле все три фильма наводили страх. Сразу было видно, что это классика: каждый фильм был уникален. Люси, однако, больше нравились фильмы ужасов, где присутствовали мрачные дома, в которых убийцы бродили по лестницам. Ей нравилось, как такие истории усиливали ее чувство защищенности.
Люси перечитала то, что написала до сих пор, подумала, что все это неплохо, но нуждается в какой-то искре, в некоем блеске, который сделал бы эту презентацию особенной. Например? Ну, скажем, устроить всю презентацию на фоне какой-нибудь страшной готической декорации. Сработает ли это? В «Квандам» не хотели использовать в рекламном видеоролике фрагменты из продаваемых фильмов. Они надеялись продать товар по старому принципу викторианских проституток: если не собираешься платить за товар — нечего пялиться на него, дорогой.
