— Вы были абсолютно правы — это тройной перелом «ле форт». Сейчас необходимо наложить швы. — Сделав инъекцию ксилокаина в щеки и левое веко, он начал аккуратно зашивать рваные раны на лице.
— Вот так. Все будет хорошо.
На лице женщины появилось подобие улыбки.
— Неплохая работа для столь малоизвестного врача, как вы.
Эстес открыл рот от изумления. Его вдруг осенило, кто лежал перед ним. Он кивнул сестре.
— Сделайте ей один миллиграмм морфия внутривенно.
— Подождите! — остановила его пациентка.
Эстес склонился над женщиной.
— В чем дело?
— Я хочу увидеть Эла Шейфера. И никого другого. Никаких имен здесь.
— Вы сказали — Эла Шейфера? Вы уверены, что не хотите обратиться к Уолту Хопкинсу? — Шейфер был отчаянным судебным адвокатом в процессах по крупным криминальным делам. А Хопкинс, как ему было известно, был ее личным адвокатом.
— Шейфер, и никто другой.
— Ну ладно, — замялся Эстес. — Значит, вы уверены, что не хотите… никого другого?
— Никого другого.
Эстес кивнул медсестре, вдевавшей шприц в длинную резиновую трубку.
— А сейчас, дорогая, вам надо поспать, — прошептал он ей. — Увидимся завтра.
Его пациентка сразу расслабилась.
Эстес давал распоряжения.
— Положить лед на лицо и эту область груди, перебинтовать туловище, а затем провести интенсивную терапию. Отметьте в карте, что ей ничего нельзя делать ртом. Первое, что необходимо ей сделать утром, — это провести сканирование черепа. Как только я увижу результаты проведенного обследования, я назначу дату операции.
— Как записать ее имя? — спросила сестра.
— Запишите ее как… П. Д. Кларк, — ответил он, назвав первую пришедшую ему в голову фамилию человека, с которым в прошлый выходной сидел в одном нью-йоркском баре. — Позаботьтесь, чтобы адвокаты не досаждали ей своими вопросами относительно страхового полиса или чего-то еще. В настоящий момент все финансовые расходы списывайте на мой счет.
— Как скажете, доктор, — ответила медсестра, делая пометки в своей записной книжке. Вторая медсестра, наложив на лицо пациентки кусочки льда, покатила ее на тележке из приемного покоя в сторону лифта.
— Давайте еще раз взглянем на рентгеновские снимки, — обратился к Миллеру Эстес.
Миллер снова включил кадоскоп.
— С головой дела неважные, — сказал Эстес, внимательно рассматривая пленку. — Это чудо, что ее мозг уцелел, а череп не раздробился после таких побоев.
— Никогда бы не подумал, что «ле форт» можно получить и от удара кулака, — признался Миллер.
— Я тоже. И никто вообще, — ответил Эстес, всматриваясь в рентгеновские снимки. — Но это был не обычный кулак.
В приемной больницы Пьедмонт Эл Шейфер представился, и ему сказали, куда пройти. Нажав кнопку лифта, он стоял вытянувшись, как струна, в ожидании блуждающей сверху вниз кабины. Он был ростом всего пять футов и семь дюймов вместе со своими ботинками, поэтому каждый дюйм был у него на учете.
В коридоре у комнаты 808 со скучающим видом стоял мужчина огромного роста в плохо сидящем костюме. Шейфер представился, мужчина, приоткрыв дверь комнаты, сказал что-то находящимся там людям.
— Доктор просит вас минуту подождать, — мужчина повернулся к Шейферу.
Шейфер не мог стоять спокойно и ходил взад и вперед до тех пор, пока из комнаты не вышел доктор. Шейфер сразу же определил, что это был один из нескольких сотен представителей правящей элиты, с которыми ему приходилось иметь дело крайне редко до тех пор, пока их сыновья или дочки не попадали в неприятные истории.
— Меня зовут доктор Гарри Эстес, — сказал врач. — Может быть, присядем на минуту? — он направился вместе с Шейфером к скамейке.
Шейфер устроился на скамейке, заметив при этом:
— Мне надо было прийти в шесть.
— Я понимаю вас, — ответил доктор. — С вашей стороны было очень любезно позвонить мне домой.
— Скажите мне, доктор, — начал Шейфер, — имя вашей пациентки действительно П. Д. Кларк?
Доктор натянуто улыбнулся.
— Боюсь, это был мой минутный каприз. Пациентка не хочет выдавать своего имени персоналу больницы.
— Как же ее все-таки зовут? — поинтересовался Шейфер. — Неплохо начать знакомство хотя бы с имени.
— Да, конечно, — пробормотал доктор, одергивая белый больничный халат. — Ее зовут Элизабет Барвик. Сегодня ни свет ни заря она появилась на пороге отделения скорой помощи внизу. Ее зверски избили и, очевидно, изнасиловали. Она отказалась сообщить, кто ее избил, сказав только, что ее били кулаками. Во время оказания неотложной помощи попросила вызвать меня.
— Она была вашей пациенткой?
— Нет. Мы встречались в обществе, я и она были членами группы, которая обычно занималась на теннисном корте одного общего знакомого. Я хирург по пластическим операциям и восстановлению поврежденных частей тела. Мне кажется, она знала, что на первом этапе ей понадобятся услуги такого специалиста, как я.
— Она была сильно изранена?
— Она получила обширную травму лица и головы, были сломаны два ребра, вся верхняя часть туловища и грудь были в синяках, половые органы также повреждены и кровоточили. Врач из неотложной помощи обнаружил следы семенной жидкости на лобковых волосах.
— Отлично. Какую медицинскую помощь ей оказали?
— Очень небольшую. Был сделан рентгеновский снимок поврежденных частей тела, перевязаны ребра, на лицо и левую грудь наложили лед. Я наложил швы на четыре рваные раны на щеках, веках и лбу. Ей дали седативные препараты. Прошлым вечером был сделан рентген, а утром сканирование черепа.
— А ее нервная система не пострадала?
— Как это ни удивительно, но нет.
— Какое лечение вы предполагаете провести?
— Я назначил на послезавтра восстановительную и пластическую операцию. Нужно подождать, чтобы сначала немного спала опухоль.
— Мозг не поврежден?
— Рассудок ясный, с самого начала ведет себя очень спокойно. Я хочу показать ее психиатру, но она настаивает на встрече только после пластической операции. Я очень сомневаюсь, что ей найдется что сказать ему. Она очень сдержанна.
— Вы не знаете, почему она пригласила именно меня?
— Нет, — ответил доктор тоном, по которому было очевидно, что и для него этот вопрос оставался загадкой.
— Пациентку сфотографировали?
— Нет.
— Я хочу это сделать немедленно. Может быть, это ее смутит, но, откровенно говоря, это сейчас наиважнейшая вещь, которую вы можете сделать для ее пользы. Это следовало сделать до того, как вы наложили ей лед. Пометьте себе где-нибудь, доктор, что необходимо делать фотографии любого пациента с увечьями, нанесенными другим лицом. Фотографии всегда являются важным документом потом.
Доктор встал.
— Я прослежу за этим. Вы абсолютно правы, мне следовало подумать об этом раньше. — Он снял очки и потер переносицу. — По иронии судьбы, эта женщина сама фотограф, и очень неплохой.
Шейфер тоже поднялся.
— Я бы был вам весьма признателен, если бы вы снабдили меня также письменным отчетом о нанесенных ей ранах и выпиской необходимого курса лечения. И не забудьте привлечь к этому делу психиатра.
— Я сейчас же займусь этим и немедленно отошлю вам отчет с подробным описанием.
— Кто, кроме нас с вами, знает о пребывании этой женщины здесь?
— Только один человек по имени Рэймонд Фергюсон. Он выпустил книгу с ее фотографиями о различных спортивных состязаниях. Она просила меня связаться с ним, но он ее еще не видел.
Шейфер удивился:
— У нее нет родственников?
— Ее родители оба умерли. У меня больше нет сведений о каких-либо родственниках.
— Она замужем, доктор?
— Да, — вздохнул Эстес. — За человеком по имени Бэйкер Рэмси.
Брови Шейфера поднялись.
— Это тот Рэмси, что играет за футбольную команду «Бобкэтс»?
— Именно он.
— Вы его знаете?
— Да.
— Каково ваше мнение о нем?
— Когда-то я думал, что он приличный человек. В последнее же время я думал, что он ничтожество. А сейчас я думаю, что он монстр.
Комната была залита ярким солнечным светом, который, проникнув через опущенные жалюзи, отражался на потолке. Она была оборудована гораздо лучше большинства больничных палат, но здесь не было ни цветов, ни одежды в открытых шкафах, ни книг. Здесь было только что-то, напоминавшее очертаниями удлиненную женскую фигуру, укрытое простынью. Большая часть лица пациентки была забинтована, и это обстоятельство заставило Шейфера вздохнуть с облегчением. Придвинув стул, он присел рядом с постелью пострадавшей. Через щели перевязочных бинтов на Шейфера внимательно смотрели ее глаза.
— Миссис Барвик, я Эл Шейфер.
Она говорила, как чревовещатель: ее губы еле шевелились, а голос поражал необычайной силой.
