Элизабет Барвик издала звук наподобие смеха и скорчилась от боли в области бедер.
— Поверьте, мне абсолютно все равно, как вы этого добьетесь.
Покинув автостоянку больницы, Эл Шейфер свернул на Кольер-роуд, прислушиваясь к гулу двенадцатицилиндрового двигателя БМВ. Ему нравился этот звук, он помогал ему думать. А сейчас ему был необходимо хорошенько поразмыслить. Остановившись на красный сигнал светофора у Нотсайд-драйв, он, нажав на кнопки автомобильного телефона, стал ждать. Загорелся зеленый свет, и он продолжил путь.
— Стилсон, Иммерлинг, Хойт и Томас, — послышался в трубке женский голос, и Шейфер вспомнил историю, возможно и не достоверную, как имена Иммерлинг и Хойт стали печатным заголовком фирменных бланков. Эта история произошла пятьдесят лет назад, а легенда жила до сих пор.
— Генри Хойта-младшего, пожалуйста, — попросил Шейфер.
— Офис Хойта, — очень серьезным тоном произнесла секретарша.
— С вами говорит Элберт Шейфер. Соедините меня с Генри.
— Боюсь, он уже ушел домой. Можно узнать, по какому вопросу вы звоните?
— Просто скажите, что это очень срочно.
— Еще раз назовите свое имя.
— А я вам уже представился. Соедините меня с ним.
Возникла пауза, в течение которой, предполагал Шейфер, Хойт соображал, стоит ли ему отчитывать настойчивого оппонента.
Наконец, в трубке послышалось:
— Генри Хойт на проводе.
Умышленно избегая шутливой преамбулы, Шейфер с ходу начал:
— Генри, ты все еще представляешь спортивное общество «Атланта Бобкэтс», не так ли?
— Да, представляю, — протянул Хойт.
— Как давно ты меня знаешь, Генри?
— Ну не знаю, Эл, лет пятнадцать, наверно, — послышался в трубке раздраженный ответ.
— По-моему, тебе хорошо известно, что за мной закрепилась репутация довольно серьезного адвоката, Генри?
— Да, Эл, ты действительно серьезный адвокат, — прозвучал еще более раздраженный ответ.
У Хойта были все основания для такого вывода, подумал про себя Шейфер. Семь лет назад он выиграл дело, обведя вокруг пальца этого человека, его сорок восемь партнеров и двухсот компаньонов в нашумевшем процессе против самого влиятельного клиента фирмы. Этот случай втрое увеличил его личный банковский счет.
— Ну а теперь серьезно, Генри. Прошлой ночью один из ваших самых дорогостоящих игроков пытался убить собственную жену, адвокатом которой я сейчас являюсь.
— Кто? — еле слышно спросил Генри.
— Я не собираюсь, держать тебя в неведении. Это Рэмси Бэйкер.
— Господи Иисусе, — вырвалось у Генри.
— Надо отметить, что попытка почти удалась. Я только что виделся с этой женщиной. Ей уже никогда не быть прежней — ни физически, ни психически.
— Кто знает об том, Эл? — спросил Хойт.
— Я знаю об этом, Генри, все хотят знать. Я же не знаю, как долго я смогу закрывать глаза на это.
— Не слишком ли рано пускать в ход угрозы, Эл? Нам с тобой придется потолковать.
— Тебе, мне и Бэйку Рэмси. Завтра, в два часа дня в моем кабинете. И ни минутой позже. Мне не нужны никакие начальники. Надеюсь, вы будете уполномочены действовать.
— Не уверен.
— О, у вас достаточно времени, чтобы объяснить это им, Генри. Если же они заартачатся, напомните им, что это нападение на жену, очевидно, стало результатом накачивания старины Бэйка стероидами задолго до начала прошлого сезона.
— Ты ведешь очень опасные разговоры, Эл.
— Конечно, Генри. Прежде чем пожелать тебе спокойной ночи, я хочу тебе сказать еще кое-что: я очень хочу, чтобы ты сказал Бэйкеру Рэмси, кто я. Ну, это на тот случай, если он не знает. И еще одно: скажи ему, пожалуйста, что, если он хотя бы попытается приблизиться к своей жене, я позабочусь, чтобы он не увидел дневного света в последующие двадцать лет.
— Эл…
— Да, Генри, ты не ослышался. Это действительно угроза. Скажи, пожалуйста, Рэмси, что я слов на ветер не бросаю. Надеюсь на нашу встречу, завтра в два часа.
Повесив трубку, Шейфер схватился за руль машины. На мягкой коже остались следы пота. Только один раз в три-четыре года он позволял себе разговаривать в таком тоне со старшим партнером из ведомственной юридической фирмы. Это было лучше, чем секс.
Эл Шейфер повернул машину к дому.
Рэймонд Фергюсон сидел у постели Элизабет Барвик и смотрел на нее. Он был рад, что она спала. Это давало ему время привыкнуть к мысли, что красивейшая женщина, которую он знал, превратилась в раздутый кусок мяса. Он заставил себя подавить чувство жалости к ней, — потому что, если бы он не смог сделать этого, она тут же догадалась бы и возненавидела бы его. Он сделал глубокий вздох и дотронулся до ее руки.
— Лиз? Это Рэй.
Открыв глаза как можно шире и силясь изобразить на лице улыбку, Элизабет откликнулась:
— Привет, Рэй.
Он пристально смотрел ей в глаза, в то время как она нажала на кнопку, чтобы приподнять постель.
— Я слышал, ты собираешься жить.
— Возможно. Ты мне что-нибудь принес?
Улыбнувшись, Фергюсон вытащил сверток в дорогой обертке.
— Первый экземпляр, — сказал он.
Взяв в руки сверток, она, невзирая на дорогую упаковку, быстро разорвала ее.
— «Красота спорта, — читала она. — Фотографии Элизабет Барвик». — Быстро листая страницы, Элизабет просматривала книгу, держа ее у самых глаз. — Великолепная печать, — возбужденно сказала она. — Ты был прав, воспользовавшись услугами этой фирмы.
— Я постоянно к ним обращаюсь, — ответил Фергюсон. — Ты довольна?
— Рэй, это просто великолепно. Благодаря тебе я здесь просто красавица.
— Этим ты обязана только себе. Между прочим, есть хорошая новость. «Бобкэтс» купил десять тысяч экземпляров, чтобы премировать этими книгами болельщиков команды, которые постоянно покупают у них билеты на эти матчи.
— Вот это хорошая новость, — ответила Лиз. — Может, после сегодняшнего дня они больше им не понадобятся.
— По этому поводу можешь не беспокоиться, — предупредил ее Рэй. — Я все равно заставлю их выполнить условия контракта. — Оглядевшись по сторонам, он произнес: — Мне сказали, ты не велела приносить цветы, может быть, хочешь, чтобы я принес тебе что-нибудь еще?
— Не сейчас. Я дам тебе знать.
— Послушай, Лиз, ты еще не думала, что собираешься делать дальше?
— Думаю ненадолго запрятаться в какой-нибудь дыре.
— У меня идея, которую я собирался обсудить с тобой, и сейчас, похоже, подходящий момент.
— Выкладывай.
— Ты слышала об острове Камберленд?
— Только название. Это недалеко от острова Сапело?
— Нет, намного южнее. Это самая южная точка на границе с островами Джорджии, к северу от границы Флориды. Великолепное местечко!
— И что в нем такого великолепного?
— Понимаешь, многие острова благоустраивались бесчисленное количество раз, как, например, было с островом Хилтон Хед или Святого Саймона. В отличие от них остров Камберленд принадлежал семейству Драммонд с конца восемнадцатого века. Поэтому он сохранился в первозданном виде с того времени, как его обнаружили испанцы. Старик Элфред Драммонд, патриарх этих мест, построил там несколько огромных домов для своих детей, один из которых сейчас служит гостиницей. Помимо этих домов, на острове всего десяток-другой жилищ. Ежедневно въезд на остров разрешен ограниченному числу людей, и в гостинице только восемнадцать мест. Там дикая, первозданная природа и восемнадцать миль безлюдных, роскошных пляжей, каких ты никогда не видела.
— Звучит по-райски.
— Если я тебя утомил, я замолкаю. Мне нужен фотоальбом этого местечка. Текст я подготовлю сам. Хочешь пощелкать фотоаппаратом?
С минуту она молчала.
— Не знаю. Я очень любила снимать природу, всегда была большой поклонницей Энсела Эдемса и Элиота Портера. Я завидую Эдемсу, он успел сфотографировать природу Запада, пока он был действительно диким.
— А там как раз очень дикое место. Остров принадлежит одному старику, которому уже перевалило за девяносто. Он живет уединенно в роскошном особняке, в месте под названием Дангнесс. Когда он уезжает туда, никто не знает, чем может кончиться его очередная поездка. Застройщикам, конечно же, хотелось запустить свою лапу в дела обустройства острова, и я слышал, Парк’с Сервис тоже претендуют на право обитания там. Вряд ли в ближайшие несколько лет удастся сохранить это местечко в его первозданном виде. Поэтому очень хочется снять этот остров до того, как его окончательно вытопчут. Мне нужно солидное издание книги.
— Очень заманчивая идея, Рэй. Видит Бог, мне очень нужно уехать, когда я выберусь отсюда.
— Ну и когда это будет?
— Операция завтра. Несколько дней после больницы я где-нибудь поживу, посмотрю, как пойдут мои дела. А потом некоторое время хочу побыть совершенно одна, чтобы поскорее поправиться.
