— Конечно, серьёзно. — Её лицо выражало озабоченность. — Ты порвал мои трусики, а как я теперь утром выйду на улицу?
Если бы уже рассвело, то Иванов, наверное, разглядел бы в её глазах прыгающих чёртиков.
Расслабляясь, он по-доброму обнял Наташу:
— Тебя такой мужчина добивается, а тебе трусиков жалко. Да я тебе завтра всё, что захочешь куплю!
Улыбнувшись, она доверчиво уткнулась лицом в его плечо:
— Я сама себе всё куплю… Саша, ты только меня теперь не оставляй…
Испытывая огромное чувство нежности к этой ставшей ему неожиданно очень близкой женщине, он прошептал:
— Наташка, я всегда буду рядом. И ты прости меня за сегодняшнее.
— И ты прости меня, Саша, у меня очень плохой характер. И предупреждаю: я — стерва.
— Как говорит мой бортовой техник — хохол: «Бачили очи, шо брали, щас хоть повылазьте — надо хавать…». Всё будет хорошо! Ты теперь моя.
— Твоя… Знаешь, когда сегодня шла сюда, я и хотела и не хотела этого.
— Почему?
— Меня нужно завоевать. И мне нужен сильный мужчина. Слабого я сломаю.
Улыбаясь, он поцеловал её:
— Меня не сломаешь! Лучше сдавайся сразу!
И они слились в поцелуе…
— Всем развратникам и алкоголикам, подъём! — С этого бодрого Мишкиного крика началось новое утро.
Иванов с Натальей лежали, обнявшись, и им совсем не хотелось вставать. Казалось, что прошло не более пяти минут, как они утомлённые, наконец-то смогли заснуть.
— Солнце встало выше крыш, надевай штаны, малыш! — в плавках из ванной появился Михаил с полотенцем на шее. — Дети, в школу собирайтесь: мойтесь, брейтесь, похмеляйтесь! Подъём! Мирный атом в каждый дом! В каждом рисунке — бомба!
Дурачась, он подошёл к магнитофону и поставил кассету с ритмичной музыкой.
— «Малыш», ты бы хоть штаны надел! — посоветовала Мишке потягивающаяся Наташа. Иванов с обожанием смотрел на неё.
— Зачем? — продолжал дурачиться Ковалев, энергично работая тазом и неумело изображая танец стриптизёра. — Как говорят сталевары: «Наша сила — в наших плавках!».
— Так то у сталеваров! — засмеялась Наташа. — А ты — «малыш».
— Обижаешь! — Ковалёв перестал двигать тазом. — Но, конечно, куда уж нам до Сашки!..
Из кухни появилась одетая Ирина:
— Заявляю как специалист: Миша — хороший «сталевар»!
— Не трудись, — посоветовала Наташа. — Об этом почти весь госпиталь знает…
Хотя никто не выспался, это солнечное утро было наполнено музыкой, шутками, смехом и радостью. Во время завтрака все громко хохотали, вспоминая события прошедшей ночи, добавляя к ним свои комментарии. Даже Михаил, который пострадал больше всех, ни на кого не обижался. Наталья, показывая свежие синяки на руках и ногах, возмущалась:
— Ну, как я теперь в госпитале покажусь? Что я об этом скажу?
— Так и скажи, что сопротивлялась, — поспешил с советом Михаил. — Может быть, тебе медаль дадут «За отвагу». Знаешь такой анекдот про медаль? Нет? Тогда слушай: приезжает министр Грачёв к нам в Чечню, с инспекцией. А наши генералы, зная, что министр очень уважает женский пол, решили сделать ему приятный сюрприз: наградите, мол, лично, товарищ министр, отличившихся бойцов. Выходит, значит, министр с наградами, глядит, а пред ним стоит взвод штабных связисток, и все — одна к одной: ногастые, грудастые, крутобёдрые. Идёт Грачев вдоль строя и каждой связистке на левую грудь вешает медаль «За боевые заслуги». Доходит до последней дивчины и видит, что для неё одной — медаль «За отвагу». И бабёнка-то самая ядрёная из всех. Спрашивает: «Почему это, товарищ связистка, у всех медали «За боевые заслуги», а у Вас одной медаль «За отвагу»?». «А я сопротивлялась!» — отвечает та.
В это время Ирина обрабатывала йодом спину Иванова. Майор молча терпел неприятное жжение, а Ирина удивлялась:
— У тебя что, всю ночь на спине кошачьи свадьбы играли? Живого места нет.
— Он знал, за что мучился! — Михаил, выразительно посмотрев на Наташу, состроил страдальческую гримасу и пошевелил челюстью. — А я-то пострадал за что? — и, пародируя артиста Этуша с его известным монологом из фильма «Кавказская пленница», запричитал с акцентом: — «Ведь и сделать ничего не успел — да? Только вошёл, понимаешь, а она… хулиганка!»
Было так похоже, что все снова покатились со смеху.
— А ты, — обратился Михаил к Иванову, — всё-таки поставишь мне бутылку коньяка. В лечебных целях. Знаешь, как челюсть болит!
— Хоть ящик! — Иванов посмотрел на Наташу, и она по-доброму улыбнулась в ответ очаровательной улыбкой. Перехватив их взгляды, Ковалёв перестал дурачиться и признался:
— Честно говоря, не ожидал. Но уважаю тебя, Саня: столько мужиков не смогли Наталью даже поцеловать в щёчку, а ты смог всё с первого захода, лётчик — налётчик — перехватчик. И чем ты её взял?
— Тебе показать или догадаешься? — загадочно улыбнулся Иванов, бросив выразительный взгляд на Наталью, и все снова засмеялись.
Условившись о следующей встрече вечером у Ковалёва на квартире, компания стала расходиться. Иванов задержал Наташу в коридоре и принялся целовать её.
— Сумасшедший! — говорила она между поцелуями и целовала его в ответ.
— Я буду целый день думать о тебе, — говорил он, обнимая её ниже талии и ощущая возбуждающее отсутствие под платьем трусиков.
— Я тоже буду думать о тебе, — отвечала она, подставляя губы для новых поцелуев.
— Ты позвонишь ЕМУ? Может, вечером вместе позвоним?
— Нет. Я сама. — Она мягко высвободилась из его объятий. — Пора идти, Саша, а то опоздаешь.
— Не хочу тебя отпускать.
— И я не хочу расставаться с тобой. Давай загадаем, чтобы время до вечера пролетело быстро.
— Давай.
Выйдя из подъезда и ещё раз поцеловав друг друга, они разошлись в разные стороны.
В полку Иванова ожидал сюрприз: вместо отбывающего в свою часть в Россию старого и опытного командира эскадрильи, прибыл новый командир — подполковник Куркин Анатолий Иванович — бывший сослуживец Иванова ещё по Дальнему Востоку. Тогда из полка с должности командира звена Куркин уехал учиться в академию в Москву.
Возле столовой, после представления личному составу нового командира эскадрильи, Иванов подошёл к Куркину.
— Здорово, Толя! Рад встрече. — Иванов первым протянул руку. Куркин, нехотя, подал свою, и по его реакции стало понятно, что новоиспечённому командиру не понравилось дружеское обращение подчинённого.
— А ты всё в майорах ходишь? — подчеркнул Куркин неравенство положения и только после этого ответил на рукопожатие.
— Не всем же академии кончать. Кому-то и воевать надо, — не сдержался Иванов. Хорошее настроение начинало портиться.
— Александр, — новый командир смягчил официальный тон, — я теперь, сам понимаешь, твой начальник, поэтому прошу называть меня по имени-отчеству. Если хочешь, и я буду называть тебя так же. Кстати, как твоё отчество?
— Николаевич. — Иванова злил этот начальственный тон и высокомерное обращение.
— Ну, и как твои успехи, Александр Николаевич?
— Спасибо, нормально. Может, Анатолий Иванович, прикажешь тебя и на «вы» называть?
— При подчинённых называй, пожалуйста, на «вы».
— Как прикажете! — козырнул Иванов и отошёл от нового командира эскадрильи, вскипая от злости. Он уже пожалел, что вообще подошёл к Куркину. Время его не изменило, а высокая должность сделала заносчивее. Но этот эпизод не смог испортить приподнято-радостного восприятия жизни, которое сегодня подарила ему Наташа. Каждую минуту, думая о ней, Иванов чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле! Ему хотелось петь.
— Саня, ты знаком с новым комэском? — спросил Ващенка, когда они шли к вертолётной стоянке.
— Толик — мой бывший сослуживец по Дальнему Востоку, — ответил Иванов. — Мы командовали звеньями в одном полку, но подружиться как-то не получилось. Толик — сломал столик, — так его прозвали в части, — амбициозный и заносчивый. Он имел неплохие связи по линии жены в Главном штабе авиации. Тогда из полка он уехал в академию. И вот через четыре года судьба вновь нас свела.
— Понятно… — протянул Ващенка. — Ну, и как под ним нам будет служиться?
Иванов пожал плечами:
— Он не трус. Летать умеет. Но — буквоед. Посмотрим.
Они подошли к вертолёту.
— Ну что, братья-славяне, полетаем сегодня? — весело подмигнул он экипажу. — По местам!
Ващенка с Мельничуком удивлённо переглянулись и вслед за командиром полезли в вертолёт.
Летал Иванов в этот день почти автоматически: брался за управление только на взлёте и посадке. Остальное время пилотировал правый лётчик, а Иванов дремал в командирском кресле. Сегодня Иванов мог себе это позволить, потому что в задании на день значилась только доставка груза. Маршрут челночный — между Моздоком и Ханкалой.
