— Какие у тебя отношения с семьёй? — спросила она.
— Жена меня ненавидит, а дочка… не знаю… она не знает меня. Я должен быть дома, а вместо этого торчу здесь. А это неправильно.
— Вернись! Не езжай на Север.
— Не могу. Я должен.
— Кому? Своему брату? Он уже не оценит поступок. Он мёртв, а ты жив. И твоё ближайшее окружение живо. Ты должен уже выбросить своего брата из головы!
— Всё не так просто. Я должен себе. Я должен окончить хотя бы это дело. У тебя никогда не было чувства незавершённого дела? Когда долгое время работаешь над чем-то очень важным для тебя, но не заканчиваешь, бросаешь на середине, после чего терзаешь себя чувством: а что было бы, если бы закончил? Я прошёл долгий путь, чтобы обрести счастье, и смерть моего брата не должна мне помешать на этом пути.
— А чем он тебе не угодил? Что такого в его смерти?
— Я мог всё предотвратить, но сделал только хуже. Кирк раскаивался в случившемся в «Очаге», но вместо того, чтобы помочь ему, я его оттолкнул. Теперь его вина — на мне. Я просто хочу всё закончить так, как хотел он. Даже если его нет в живых, ради его памяти, уважения к нему стоит сделать всё правильно.
— Мне не понять тебя. Я мечтала о нормальной семье, но единственного живого родственника ненавижу и желаю ему смерти, а сделать то, чего хотела мать, не смогу. Я даже завидую тебе: ты всё равно был с братом вместе всегда — вместе росли, вместе управляли рестораном и вот опять вместе движетесь к цели, пусть и к бессмысленной. А все мои братья и сёстры давно мертвы, и даже не принято упоминать о них. Хотя понимаю, что им повезло куда больше, чем мне, — они не видят бесчинства моего деда.
— Что с ними случилось?
— Все рождались с болячками, дефектами, с которыми не выживают на этом свете. Я единственная, кто родился более-менее пригодной для жизни.
— Если всё так плохо — тогда беги. Я не буду мешать. Плевать я хотел на Кузьмича!
— Мне некуда бежать. Он всегда меня найдёт. У меня есть ещё один вариант, но я не готова к нему. — Аня допила бутылку и разбила об стену, где не было людей. — Мы рабы своих слабостей.
Ближайшие гости отвлеклись на разбитую бутылку, но, убедившись, что всё в порядке, вернулись к своим прежним занятиям.
Аня взяла из почти пустого ящика ещё две бутылки вина, одну из которых протянула мне:
— Пойдём отсюда. Настроение всё равно говённое.
Повела она меня не на улицу, как я думал, а на крышу. Вместе с бутылкой пустилась в пляс, как на поле.
— Хватит говорить о плохом — посмотри, какой прекрасный день, Марк! Пора прекращать загоняться. Если бы я знала, что от тебя будет одно уныние, то даже не предложила бы порошка! Давай, включайся на мою волну, лови кайф!
Она схватила меня за руку, и я ей повиновался. Мы танцевали на питерской крыше под мелодию, слышимую только для нас. Она была такой грациозной, горячей, простой… Я так её хотел, и, чтобы это понять, мне хватило соприкосновения наших рук.
— У тебя есть ещё? — спросил я.
— Вау, неужели самому захотелось? — Она улыбнулась мне. — Есть, конечно. Догоняй меня в моём полёте!
Не знаю, чем я думал — скорее всего, просто плыл по течению, так же, как мой нос по запястью Ани. Какая нежная и ароматная кожа! Возможно, во мне говорил изголодавшийся романтик, а может, давал о себе знать допинг. По коже побежали мурашки, неистово забилось сердце. Лёгкий ветерок в такую жаркую погоду невероятно будоражил, особенно на крыше около набережной. Всё это я разделял с ней. И меня к ней тянуло. Всё ближе и ближе.
Плевок прилетел точно в лицо.
— Ха-ха, ты что творишь! — Она толкнула меня. — Тебе крышу рвёт не хуже, чем мне! Пойдём дальше гулять. Хватит торчать здесь! Для нас сейчас есть больше, чем этот дом! У нас весь Питер во власти.
Она потащила меня за собой вниз по лестнице и по лабиринтам из улочек Петербурга. Мы брели между домов, разукрашенных разнообразными рисунками. Останавливались только для глотка вина из бутылки и очередных плясок. Кажется, мы блуждали по логову Минотавра весь день, но, выйдя на набережную, я увидел солнце ещё в самом зените. Я потерялся во времени и пространстве, не понимая, что происходит. Я просто наслаждался присутствием Ани.
Она по-детски балансировала по поребрику. Так наивно, так красиво.
— Мне порой кажется, что я столько всего в жизни упустила и уже никогда не наверстаю…
— Это не так — у тебя ещё вся жизнь впереди!
— Нет, к несчастью, нет.
— Ты можешь нормально объяснить, что происходит? — вспылил я.
— Я не могу всего объяснить. Как только произнесу вслух — это станет реальностью, а я хочу радоваться, прыгать и плясать, пока есть возможность!
Аня продолжила бежать вдоль Невы, она лучилась вместе с солнцем, но в сумме складывалось впечатление, что для неё это в последний раз.
Остановилась она только перед мостом. К её несчастью, он начал подниматься.
— Да ты издеваешься! — закричала она, и со всего размаху в мост полетела бутылка.
Красное пятно потекло вниз вслед за осколками. Вина внутри оказалось достаточно, чтобы размазаться по мосту.
— Ну и зачем так расточительствовать?
— Потому что я хочу жить! Жить сегодня! И делать всё, что хочу!
Вокруг подтягивались прохожие, которых заинтересовала происходящая сцена, но Аня не дала им удовольствия наблюдать за шоу, так как мигом, смеясь, нырнула в переулок, а я вслед за ней.
Она остановилась только тогда, когда больше не было любопытных глаз, достала волшебный пакетик и повторила свой ритуал.
— Может, тебе хватит? — спросил я.
— Я сама решу, когда мне остановиться. Пойдём домой. Все эти люди меня бесят своей посредственностью!
— Боюсь, это ты их бесишь.
На это она ответила жестом со средним пальцем и гордо развернулась в направлении нашего пристанища.
Машина ждала меня всё на том же месте, под окном снятой квартиры. У меня было впечатление, будто прошло уже несколько дней с того момента, как я её оставил, но в действительности прошло лишь несколько часов.
Аня сразу же завалилась на кровать, а мне оставалась старая софа. Большего и не требовалось. Сознание требовало сна, а организм — новых движений.
— Ещё хочешь? — спросила Аня.
— Не, я стар для этой херни. Не знаю, как ты столько порций выносишь.
— Главное, чтобы было желание. Остальное не важно.
— Ох, мне бы так!
— Ух ты, и чего же ты не можешь?
— Избавиться от мыслей о брате. Он в буквальном смысле стоит перед глазами, хотя на сегодняшний день его образ размыт.
— Ты под кайфом.
— Серьёзно? А я как будто не заметил. У меня сердце готово из груди выскочить, а я вроде собирался ещё пожить какое-то время.
— Ты старпёр! Когда хоть ты поймёшь, что завтра может навсегда поставить крест на твоей жизни, поэтому надо жить сегодня!
— Ну вот, опять! Ты крутишь одну и ту же пластинку, а объяснить ничего не хочешь!
— И не буду! Сейчас мне нужно только направить всю энергию, выпирающую из меня, на что-то ещё более классное!
На этих словах Аня вскочила с кровати и уставилась на меня своими стеклянными глазами. После нескольких глубоких вдохов она с места запрыгнула на меня. Раздался треск — софа упала, и мы вместе с ней.
После минутной паузы:
— Такого провала в моей жизни ещё не было, — сказал я.
— Провала? Мне казалось, ты давно на дне, как и я.
На этих словах Аня поцеловала меня. Как же сильно мне это требовалось! Видимо, как и ей.
Мои пальцы касались её кожи и обжигались — она вся горела. Всё пространство вокруг неё пылало.
— Не останавливайся, Марк.
— Но ты вся горишь!
— И что? Разве ты нет?
— Ты не поняла: у тебя температура!
— Пошёл ты! Я стараюсь подарить нам наилучший день, а ты всё обламываешь! Кайфолом чёртов!
Она слезла с меня и направилась к кофейному столику за дозаправкой.
— Может, хватит?
— Не твоё дело! — Она рассыпала дорожку по поверхности.
— Вообще-то, моё — мне нужно тебя целой и невредимой доставить к твоему деду.
