— Почему я не послушалась его? Почему не поверила? Почему ты повсюду тащишь за собой смерть? Почему? Почему? ПОЧЕМУ?!
С силой нанесенная пощечина отозвалась на ее щеке плотным звуком.
Руки Райана крепко схватили ее плечи.
— ПМ прав только в одном: я ни за что на свете не мог пропустить твоей свадьбы, — с нажимом произнес он.
«Свадьба…» От этого маленького слова соскочил замок, который она прочно навесила на слишком тяжелое горе.
— Лукас умер, — потерянным голосом маленькой девочки вымолвила она.
С болью в душе, переживая ее горе, Райан с тоской смотрел на бледное лицо, на нежной коже которого отпечаталось красноватое пятно от пощечины. Широко раскрытые зеленые глаза, устремленные на него, казалось, выпрашивали какую-то несбыточную надежду, которую он при всем желании не мог ей дать. Сердце его сжалось при мысли, что она, может быть, хотела умереть. Он медленно опустил голову.
— Я знаю, моя дорогая, я знаю… Мне очень жаль…
Руки его вновь сомкнулись за ее спиной и поглаживали ее, когда она уткнулась лицом в его грудь, выплескивая долго сдерживаемые слезы.
Никто и не заметил его появления.
А ведь ПМ до прихода в гостиную долго репетировал перед зеркалом различные скорбные выражения лица, уместные в сложившихся обстоятельствах. Однако он напрасно потерял время.
Только Луиза повернула к нему незрячие глаза.
— А, это вы, Пьер-Мари, — устало вздохнула слепая, откидывая голову на спинку кресла.
Старая корова! Ее отношение к нему, как к ничтожной вещи, живо напомнило ПМ отца. Черт бы побрал его душу! Удержавшись от детского желания состроить слепой гримасу, ПМ раздвинул губы в лицемерной, хотя и бесполезной улыбке, подошел к ней и мягко похлопал по руке.
— Эдвард ищет ее, Фрэнк и слуги уехали на лошадях. Они приведут ее, — шелестел он. — Не беспокойтесь.
— А если уже поздно? — с тоской проговорила Луиза.
ПМ подавил в себе неприятное чувство, подумав, что это нарушило бы все его планы. Усилием воли он отогнал эту мысль.
— Выбросите это из головы! Она крепкая, умеет владеть собой. В прошлом она не раз это доказывала… — не без доли горечи добавил он.
В душе ПМ возненавидел себя за неумение обуздывать свои чувства, но слепая уже отрешилась от него. Старая ведьма! Он выпустил ее иссохшую руку, мягко упавшую на подлокотник, и повернулся к остальным.
Марк Ферсен стоял у канапе, на котором в прострации лежала Элен. Пьеррик с непринужденным видом сидел у изголовья, держа на коленях свою тряпичную куклу. Немного подальше притулившаяся в углу Жилль упорно старалась поймать взгляд Ронана, но неизменно натыкалась на враждебный взгляд Жюльетты. И только Вивиан, переходившая от одного к другому, слегка оживляла гнетущую атмосферу.
ПМ вежливо отказался от песочного печенья, подумав при этом, что оно не такое аппетитное, как она сама, и мысль эта взволновала его. Потом он подошел к Марку и, положив ему руку на плечо, с отмеренной дозой эмоций и сочувствия выразил соболезнования от себя лично.
— Хороший он был, его нам будет не хватать, — заключил он, с удовлетворением увидев, как увлажнились глаза отца Лукаса.
ПМ хотелось бы, чтобы его супруга видела, с каким достоинством держится он в роли удрученного дядюшки, но эта шлюха Армель потребовала развода под предлогом, что семья по уши в долгах и теперь по его милости она вынуждена загнивать в какой-то конуре, а ведь у нее было достаточно средств, чтобы предложить ему комфортную жизнь во дворце. ПМ не был таким уж неблагодарным, он не забыл, что только Мари и Лукасу обязан он тем, что его поселили в замке.
Смерть этого гнусного сыщика была лишь неотвратимостью.
— Кто умер? О каком Лукасе говорят?
Все недоуменно уставились на Элен, задавшую вопросы тоненьким голоском. Вздох Марка, хотя и легкий, казалось, разорвал воцарившуюся тишину.
Еще раз вздохнув, он дотронулся до ее плеча.
— Я говорил тебе, дорогая, — мягко проговорил он вполголоса. — Наш сын…
— Какой сын? — сухо оборвала она, недобро взглянув на него. — О ком ты говоришь? У тебя нет сына!
Ее супруг досадливо поморщился. Ощущая охватившую всех неловкость, он быстро обошел канапе, взял жену за руки и тихо сказал:
— Успокойся, Элен, успокойся.
Она порывисто приподнялась и оттолкнула его. На ее скулах выступили два красных пятна. Вот-вот начнется приступ.
— Не считай меня сумасшедшей, Марк! Кто он, этот Лукас? — свистящим голосом повторила она. — Почему ты так несчастен? Не лги мне, я чувствую это по твоему голосу.
Она обежала комнату безумным взглядом, задержав его на Луизе, выпрямившейся в своем кресле.
— А вы все почему ничего не делаете? Почему вы здесь, а не ищете его?
— Но кого, миленькая, кого? — озадаченно пробормотал он.
— Да его… Моего мальчика… Где мой мальчик? Приведите его ко мне, моего мальчика…
Голос ее, дойдя до высшей ноты, превратился в истеричный, а все ее тело затряслось.
Луиза была мертвенно-бледна. Ее потухшие глаза были устремлены на Элен, которая повторяла, задыхаясь: «Отдайте мне моего мальчика… Отдайте моего мальчика…»
На этот раз Марк не выдержал. Широким шагом он вышел из гостиной, оттолкнув пытавшегося его удержать ПМ. Дверь с шумом захлопнулась за ним.
А приступ Элен внезапно прекратился.
Она хлопала ресницами, будто проснувшись после глубокого сна. Полностью выбитая из колеи, она растянулась на канапе и обвела присутствующих взглядом удивленного ребенка.
— Почему он рассердился? Что вы ему сделали?
Пьеррик ей мило улыбнулся и как можно мягче попробовал объяснить, почему так огорчен Марк.
— Лукас… Вы помните Лукаса?
По его смущенному виду, по тому, как старательно разглаживал он юбочку на коленях, было ясно, что он очень стесняется своего вопроса. Она нахмурилась, напрягая мозг в поисках ответа, и медленно опустила голову. Потом, осмотревшись исподлобья и убедившись, что на нее больше не обращают внимания, мать Лукаса с заговорщическим видом подалась к Пьеррику и прошептала:
— Он не умер… Он только притворяется…
И приложила к губам указательный палец.
— Тсс…
Райан проводил Мари до западных ворот парка и остановил свою лошадь под кронами деревьев. Он намеревался уехать на другой день после свадьбы, но смерть Алисы, убитой вместо дочери, нарушила его планы. Убежденный, что убийца на этом не остановится, он решил остаться, чтобы защитить ее.
— Я не верю тебе, — выдохнула Мари. — Почему я должна верить? В прошлом ты только и делал, что лгал.
С горечью в голосе она добавила, что для нее это никогда не имело значения, а теперь тем более.
Он не дал ей продолжить:
— Ты не имеешь права так говорить!
— А у тебя есть на это право? — возмутилась она. — У тебя, пережившего смерть Мэри?
Голубые глаза потемнели, голос стал более хриплым.
— Мне нужно было знать, кто ее убил, и это помогло мне продержаться все тридцать пять лет. Мы с тобой одной закалки, Мари. Пережив удар, ты воспрянешь, ты захочешь узнать, кто убил Лукаса и почему.
Райан пристально посмотрел ей в глаза.
— А я помогу тебе, сделаю все, что в моих силах.
Уже без горечи она смотрела на него.
— Неужели? А как ты сделаешь это, раз тебя ищет полиция? Кстати, как тебе удалось выпутаться после прыжка с маяка?
И хотя ситуация была неподходящая, он позволил себе усмехнуться:
— Если я скажу тебе, что вплавь, ты мне не поверишь…
Рокот мотора вдалеке заставил его поторопиться. Он достал медальон, тот, который она несколькими днями раньше положила на могилу.
— Меня очень тронуло, что ты поместила мое фото рядом с фотографией Мэри.
— Я думала, что ты мертв, — пробормотала она.
Он предпочел не спрашивать, рада ли она, что все вышло наоборот.
— Всякий раз, когда я тебе понадоблюсь, клади его на то же место… Я постараюсь как можно быстрее связаться с тобой.
Мари не протянула руку, чтобы взять медальон.
— Мне никто не нужен, а особенно — ты.
— Хочется верить в обратное, — мягко возразил Райан и быстрым движением, словно накидывая лассо, он, наклонившись, ловко водрузил медальон на ее шею. — Это на всякий случай, если ты передумаешь.
Вместо ответа Мари пришпорила Дьябло и поскакала к замку, ни разу не обернувшись.
Луиза думала, что упадет в обморок, пока дойдет до своей комнаты, и почти пожалела, что отказалась от руки, поспешно предложенной этим фатом ПМ.
Закрыв за собой дверь на ключ, она прислонилась к косяку, чтобы привести в порядок свои чувства. Закрывать глаза уже стало частью ее ритуала, от которого она не отказалась, став слепой. Но в этот раз успокоение не пришло.
Ничто не могло ее успокоить.
Этот голос, возникший из прошлого, словно эхо боли, которую она считала навсегда похороненной, пригвоздил ее. Такое невозможно. Господь не мог сыграть с ней столь жестокую шутку! Она ведь уже заплатила такую тяжелую дань…
