злость. Захлестнула такой волной, что хотелось ломать деревья и пинать мусорные баки.
Не помня, как и какими путями, я добрался до Хай-хи. Ко мне подселили какого-то мужика, с вонючими носками и к тому же глухого. Он смотрел телевизор на полной громкости и орал в свою телефонную трубку весь вечер. Пару раз он пытался завести со мной беседу, но я игнорировал его как мог. Я убил уже несколько дней в пустую, не узнав ничего. Интернет, книги, музеи, библиотеки, люди. Никто не мог ответить на мои вопросы. Словно то странное место стёрли со всех карт, вымарали из всех статей и книг, как из письма каторжника жене. Я перевалил за десятую страницу поисковика и ничего не нашёл. Ютуб, местные форумы, старые новостные сводки, советские энциклопедии. Ничего. Когда мой новый сосед начал складывать в свой чемодан гостиничные полотенца, тапочки и бутылочки шампуня, я решил выселиться, чтобы не стать его соучастником.
Я ничего не узнал, не заручился ни чьей помощью, не нашёл себе спутников, а наоборот только больше запутал себя, да потерял время. Но я должен был ехать туда. Пускай без знаний о том, что вообще меня может ждать и совершенно один, я вернусь туда. Вернусь и разнесу это село по брёвнышкам, если мне ничего не объяснят.
Единственный последний автобус в такое позднее время шёл до Хилка. Хорошо выспавшись на переднем сидении, я вновь стал бродить у придорожных забегаловок в поисках попутчика.
Грузовики и бензовозы. Шансон. Нудные стенания о плохих дорогах, маленьких зарплатах и дурных жёнах.
Трое гопников, которые приняли меня за беглого зэка. Все предлагали схорониться в зимовье, у посёлка Жировка и болтали по блатному. Я старался поддерживать статус.
Потом был перегонщик, что гнал тачку в Бурятию.
Все эти люди были разными, но их объединяло одно. Стоило мне заикнуться о станции Аянской, они округляли глаза и старались поскорее избавиться от меня. Все как один, не желали говорить об это месте, но я узнал, что там пропадают люди. Много людей. У кого брат, у кого сват, у кого подруга. Пропадают по одиночке и пропадают семьями.
Парень, что перегонял автомобили, рассказал, что пропало с десяток таких же как он перегонщиков, что срезали дорогу через станцию. Вместе с машинами.
Поисковые отряды никого не находят. А полиция отвечает: нету тела – нету дела. Сотни людей: мужчин, женщин и детей пропадает ежедневно. Без всяких мотивов и предпосылок. Одни бегут из дома, другие действительно попадают в беду.
В четвертом часу меня подобрал лесовоз с китайцем за рулём, который по-русски знал только три слова: привет, пока и проститутка.
Показав ему координаты на карте, я попросил свернуть с федералки, на станцию, но тот зашумел, закричал на своём да замахал руками.
Я не стал с ним спорить, и он высадил меня в четырёх километрах от станции. Я сказал:
– Дзай дзень!
Он крикнул:
– Пака!
И лесовоз укатил вверх по федералке, обдав меня облаком выхлопного смрада.
Глава 5. Деформация и преобразование тела и костей.
Станция болотная, 10 июля, 1824г.
«Больше я Фёдора не видела. Это было существо с его лицом, голосом, мыслями. Но не Фёдор. Его кожа сделалась как у рыбы. От него несло тиной, сырым мясом и плесенью. Были и положительный стороны. Он и остальные заключенные стали совершенно не восприимчивы к морозам. Когда я куталась в шубу и топила печь, Фёдор ходил в одном исподнем и выбегал на снег босой. В последние наши с ним дни, я боялась смотреть на него и заперлась в комнате. Сейчас я жалею об этом. Ему нужна была моя помощь. А я просто не могла ничего сделать. Я не могла выносить его отражения в стёклах и зеркалах. Он ушёл в леса. В храм, который они с другими каторжанами возвели на вершине одной из сопок. Потом пропало несколько его друзей и надзирателей. Много. Нам запретили собрания жён заключённых. И вот шёл уже пятый день. Метель не утихала, дома ходили ходуном. У многих окна выбило ветром. Я видела, как зелёные молнии били в самые вершины гор. С рудника на нас шёл пожар.»
Станция Аянская, 26 июля, 2016 г.
Светало. Набирающий вес месяц, бледнел и сливался с серо-голубым небом. Я выбрал наиболее широкую тропу и шёл по краю, чтобы не вступить по колено в лужу грязи или лепеху чьего-нибудь дерьма. Еле живая, короткая травка замочила росой мои джинсы. Запах влаги, природы, немного дорожной пыли и печного дыма постепенно менялся на запах затхлости, сырости, гниения.
Здесь могло бы быть прекрасное место. Волшебное. Но не стало. Вся простота глубинки и девственность природы, омрачилась страхом. Страхом перед жителями и тем, что они скрывают. Страхом перед шорохами в ночи и невыносимыми, тошнотворными миазмами, что испускала земля.
Будучи в городе и занимая себя то пьянками, то бесполезными исследованиями, я отвлекал себя как мог. Почти забыл, о том чувстве, что охватило меня в лесу. И о том необъяснимом ужасе, перед заброшенной пятиэтажкой. О том состоянии, в коем я пребывал почти сутки и едва не отдал Богу душу.
Но я всё обдумал. Осмыслил. Я не мальчик, чтобы страшиться шороха за гнилой корягой. Единственное сверхъестественное в которое я верую – доброта. В конце концов, я могу и выстрелить.
Я перешёл железнодорожные пути и полоски связи вмиг исчезли.
Размытая дорога, и несколько кривых домов, что год за годом поглощает земля, пока не оставит на поверхности лишь пару кирпичей с трубы.
Возле первого дома уже стояла компания с ружьями. Миша, два Вовы, Лёха, прочие, чьи имена я так и не узнал. С ними же был и Тихон, только без ружья. Он отхлёбывал из баклашки крепкой охоты и активно жестикулировал.
Когда смотришь из далека – это обычные деревенские мужики. Подойдёшь ближе и от неожиданности и жути передернет. Похожие, словно у братьев лица, с плоскими носами, крысиными глазками. Карикатурные фигуры, будто у горе-художника, с торчащими куринными плечиками, короткими ногами при длинном торсе, опухшими суставами. Их тела были словно нарочито приспособлены к какой-то неведомой работе. Не человеческой. Это не сутулая спина или близорукость. Это – вырождение. Или эволюция. Только в какую сторону и к какой жизни и местности приспосабливаются их тела. Кроме ружей, у них была тачка. Такая ржавая, красная с кривыми колёсами, а в тачке лежали фары, поворотники и повторители.
Я решил, что не стоит показываться в
