- Не живет она здесь, съехала.
- Как съехала? Куда? – забеспокоился Миша.
- А я почем знаю? Не докладывалась…
- А вы?.. - неуверенно спросил Миша.
- А я теперь хозяин. Живу я здесь, ясно? Ходят тут всякие - спать мешают, - толстяк смерил Мишу с ног до головы уничтожающим взглядом и захлопнул дверь.
Миша постоял в растерянности: ну и что теперь делать? куда идти? вот тебе и расследование, а ведь только начал…
Развернулся, пошел по лестнице вниз, но потом передумал, вернулся, постоял перед дверью, но позвонить не решился. Вздохнул и позвонил в соседнюю квартиру.
Через пару минут на пороге стояла бабулька в огромных очках
- Пришел? - сказала она неожиданно звонким голосом. – Заходи!
Миша потоптался в прихожей.
- Ну чего ты там? - крикнула старушка. - Иди уже!
Миша пошел на голос.
- Вот, гляди, - сказала старушка, - двенадцать метров, окно во двор. Восемь тысяч в месяц. Водку не пить, девок не водить.
До Миши дошло, наконец. Бабуля сдает комнату и с кем-то его перепутала.
Он не стал ее переубеждать . Ему нужно было задать несколько вопросов . Пожалуй, бабулечка сможет ему помочь. Старушки всегда все знают.
- Хорошая комната, - подыграл Миша, - и прекрасный вид из окна.
Под окном дрожало на ветру тщедушное сборище рахитичных берез.
- Дороговато только, - добавил Миша, - боюсь, не осилю.
- Чего говоришь? Ты погромче, я слышу плохо! Аппарат есть, так я не ношу, ну его, пищит все время! – выдала старушка скороговоркой.
- Дорого, говорю! - прокричал Миша.
- Да как же дорого! Восемь тыщ всего прошу! И рынок рядом, и вокзал, и магазинов полно, - заволновалась старушка, - не найдешь лучше!
- А ну, положь! Кому сказано – положь! - раздался вдруг за спиной Миши зычный баритон.
Миша вздрогнул, быстро оглянулся. В комнате кроме них с бабулей никого не было.
- Что это? - спросил он у хозяйки, которая никак не среагировала на таинственный голос, похоже, просто не услышала.
- Чего? – спросила она, наморщив лоб под цветным ситцевым платочком, умильно повязанным вокруг личика, похожего на печеное яблоко.
- Кто это разговаривает?
- Разговаривает? - удивилась бабуся. – Кто разговаривает? Я одна живу. Может, телевизор? Так я его и не включала нынче.
- Ложь, кому сказано! - повторил голос.
- Да вот же, - сказал Миша, озираясь, - снова кто-то разговаривает.
- Да это за стенкой, - успокоила его старушка. - Не бойся. Сосед. Голос у него больно громкий. Я-то глухая, не слышу, а вот Ольга жаловалась. Говорила, спать не дает. Съехала вот из-за этого, теперь приходится квартиранта искать. А где его найдешь? С рынка-то полно приходят, да я боюсь. Одного пустишь, а потом орава целая поселится. Женщина одна приходила с ребенком, отказала я. Этот ребятенок носится как оглашенный повсюду, он мне здесь всю посуду побьет. Не надо мне этого, - бабуля вздохнула. Пригорюнилась. - Мне одинокого надо, положительного. Вот такого как ты. Работаешь или студент?
- Работаю, - сказал Миша.
- Ну вот и живи, – разрешила старушка, - вот и живи! Что ж не жить? Вокзал рядом, и рынок, и магазинов полно. Если дорого, так я сбавлю. За семь восемьсот сдам. Себе в убыток.
За стеной кто-то трубно высморкался, что-то заскрипело.
- Слышимость какая! - удивился Миша. Подошел к стене, постучал - раздался глухой звук. - Из картона как-будто.
- Не из картона, - сокрушено призналась старушка, - а из этого, как его? Гипсоблока, что ли? Тут раньше начальник жил. Давно, когда только дом построили. У него две квартиры в собственности были. Стенку сломали между квартирами - одна большая комната получилась. А потом начальник то ли съехал, то ли помер, не помню уже. Квартиры снова разъединили. Вот и стенку сделали, чтобы побыстрей, из этого гипсоблока. Мужу моему эту квартиру на заводе дали. Тридцать годков тому уже.
Раньше тихо было. Директор школы здесь жил с женой, а потом убили его. Да, да, милок, убили. А кто, зачем – неизвестно. Людмила, жена-то его, квартиру и продала этому толстому-то. Бирюк, не здоровается даже. Пошла я к нему как-то, когда Ольга моя засобиралась, съезжать надумала. Стала я его просить, чтобы не шумел так шибко, так он выпроводил меня, и так дверью пред носом хлопнул, что даже у меня, глухой, уши заложило.
Старушка сокрушенно покачала головой.
– Оставайся, ты – молодой, крепкий. Поговоришь с ним по-мужски, может, притихнет, - с надеждой взглянула она на Мишу.
- А Ольга вдруг вернется?
- Не вернется. Ходила я к ней рынок, - она на рынке медом торгует, - нет, говорит, уже другую квартиру нашла, хоть далеко, но тихо, никто не шумит. Хорошая девка, молодая, но уважительная. Два года у меня жила. Помогала, и с рынка, опять же, то картошку принесет, то лук, если попрошу. А теперь одна я совсем, – снова загрустила старушка.
Словно в ответ за стеной заорал телевизор.
- Так, значит, там еще и убийство произошло? - осторожно спросил Миша, опасливо взглянув на стену, очень не хотелось спугнуть словоохотливую старушку.
- Да уж, - ответила та, присев на край аккуратно заправленной кровати, вплотную придвинутую к злополучной стене, расправила на коленях голубой в цветочек фартук, - сама до сих пор в себя прийти не могу. Уважаемый человек, директор школы. Такой серьезный, вежливый. Первый здоровался. Сумки иной раз до двери доносил. Не то что этот…
- И что, вы ничего не слышали в тот день, - кивнул Миша на стенку, - в день убийства?
- Нет, не слышали. Я-то уж ясно, глухая. И Ольга не слышала. Они вообще тихо жили. Никогда нас не тревожили. Тут милиционеры ходили, все выспрашивали. Нет, ничего такого мы не слышали и не видели. Да ты не сомневайся, заезжай, живи. А этого бирюка, усмиришь, ты вон крепкий какой.
- Ладно, - сказал Миша, - я подумаю еще. Если что, зайду.
- Подумай, подумай, - вздохнула бабуся. - Что ж не подумать? Комната хорошая. Рядом вокзал, рынок, магазинов полно. И вид из окна…
Миша вышел из подъезда, посидел на лавочке. Нужно подумать, нужно хорошо подумать. Обобщить, сделать выводы. Времени мало, поэтому нужно соображать быстрей.
Может быть, зря он все это затеял? Может, ну его это дело. Перекантоваться пару дней, отдохнуть, набраться сил, успокоить нервы, и вперед – на штурм редакций. Может, удастся в какую-нибудь газетенку, - да хоть в рекламный отдел, - пропихнуть свое туловище, свой мегамозг? Или просто свадьбы начать снимать. А, Мишаня, слабо? Слабо да по свадебкам, да по корпоративчикам? Гордость свою в одно место, и амбиции забыть крепко-накрепко?
Нет, нет, нельзя сдаваться… только чуть-чуть подумать, пораскинуть мозгами. Получится, все получится.
Стена в этой квартире… стена, сквозь которую все слышно…
Может быть, эта Ольга слышала что-нибудь? Что-нибудь важное?
Нужно найти ее! Найти без промедления.
Вся трудность заключалась в том, что он не знал, как разговаривать со свидетелями. С бабулей прокатило, а с остальными как? На каком основании сейчас, например, он будет допрашивать эту девушку? Если, конечно, найдет ее на этом рынке.
- Не подскажете?.. здесь где-то рынок рядом... как пройти?
Женщина взглянула на него из-под лохматой шапки и почему-то улыбнулась. Хотя вроде ничего смешного он ей не сказал. Был вполне серьезен, и даже грустен. Навеяло размышлениями о собственной неудачливой судьбе.
- Прямо, потом налево, мимо школы и снова налево.
- Спасибо.
- Не за что, - она снова улыбнулась.
Ну и ладно, хоть у кого-то хорошее настроение.
Что он скажет этой девушке-квартирантке? Надо было все-таки у Жанны удостоверение фальшивое выпросить. Прикинулся бы следователем по особо важным делам. Имел бы полное право задавать вопросы.
Вот она, школа, значит, сразу за ней и налево. Холодно, черт возьми! Нужно куртку теплую покупать, холод до костей пробирает…
Вот и рынок. Где же ее здесь искать? Где здесь медом торгуют?
Миша долго ходил от ряда к ряду, пока, наконец, не увидел перед собой баночки всех размеров и всех оттенков янтаря. Запах стоял такой густой, что хоть ножом режь - насыщенный, приторно сладкий.
- Берите, молодой человек, – слышал он со всех сторон, - вот липовый, а вот цветочный, гречишный! Вот, попробуйте! Ну что же вы уходите? Попробуйте!
Он кланялся, сконфуженно улыбался, скользил глазами по грудям за цветными фартуками, читал имена на бейджиках: Вера, Оксана, Наталья, Гаянэ, Ольга.
Стоп! Вот она, Ольга!
Миша поднял глаза.
Симпатичная. Только одета не очень. Слишком скромно, старомодно даже - платочек, серая курточка и юбка, наверное, в пол, хотя ему не видно - прилавок скрывает.
Лицо без косметики, глаза светлые и губы не накрашенные, бледные. А в общем, ничего. Маме бы понравилась. Она часто говорит сыну, что хотела бы для него простую девушку, что ее пугают эти современные эмансипе.
