— Размером, между прочим, с хорошего ужа, — задумчиво добавил Круглов.
Сейчас чиновница из территориального управления выглядела изрядно напуганной. Однако она довольно быстро взяла себя в руки.
— Страшно подумать… Мы действительно были в шаге от катастрофы. Но ведь, если я правильно поняла, и самка, и детеныши мертвы, верно?
— Верно, — Алина кивнула, ожидая, какой последует вывод.
— Тогда дело, по крайней мере, в этой части можно считать закрытым. Я уверена, что товарищи из РУВД займутся поисками того, кто выпустил подобное чудовище на свободу, но, повторяю: сейчас задача номер один — успокоить население.
— Змея была беременна, — Наговицына произнесла это почти устало.
— Да, вы уже говорили. Повторяться не к чему. Склеротиков здесь нет. Главное, что змея и нерожденные детеныши мертвы, и…
— Змея была беременна, — Ламанча перебила Марголину таким же ровным усталым тоном. — It takes two to tango.
— Что? — Элла Семеновна удивленно вскинула брови.
— Американская поговорка, — пришел на помощь Кремер. — «Для танго нужны двое».
— Я не понимаю, — Марголина начинала раздражаться. — При чем здесь танго?
— У подавляющего большинства животных для того, чтобы самка забеременела, необходимо некоторое, пусть и ограниченное во времени, участие самца, — самым любезным тоном пояснил майор.
Сидевшие за столом офицеры РУВД никак не прореагировали на сказанное — основные моменты представленной Кремером и Наговицыной информации были им известны. Но до Марголиной, наконец, дошел смысл того, что имели в виду Алина с майором.
— Значит, еще один… Еще одна…
— Значит, где-то, предположительно в том же районе, может скрываться еще один гремучник-мутант, — закончил ее мысль Кремер.
Оба полковника и капитан кивнули, соглашаясь с коллегой.
Алина, опустив глаза, рассматривала поверхность стола. Потом выпрямившись и обведя всех взглядом, в котором сквозило отчаяние, она сказала:
— Я так не думаю.
— То есть? — Круглов тоже обвел взглядом присутствующих, словно призывая разделить его удивление. — Вы считаете, что самца здесь может и не быть?
— Нет, самец, конечно, есть, и обретается скорее всего там же, где охотилась и самка. Я не думаю, что… Точнее, я думаю… А, да к черту экивоки! — Ламанчу вдруг прорвало. — Я не думаю. Я уверена, что здесь не просто еще одна змея. Их больше. И, может быть, гораздо больше.
Телешов допивал третью чашку кофе, когда услышал короткий звонок в дверь. Идя в прихожую, он посмотрел на часы: без пяти одиннадцать. Он не раздумывал о том, кто бы это мог быть. В последние несколько месяцев гостей у него практически не бывало, но в эти горячие деньки мог пожаловать кто угодно. Сергей, даже не глядя в глазок, открыл дверь. У порога стоял участковый Костя.
— Не разбудил, Сергей Михайлович?
— Да я практически и не ложился. Проходи, Костя.
Участковый протиснулся в прихожую и принялся было снимать туфли.
— Ни в коем случае, — запротестовал Телешов. — Давай, давай, проходи.
Он подтолкнул Костю к дверям комнаты — гостиной, спальни и кабинета. В его однокомнатной квартирке она выполняла все эти функции одновременно.
— Кофе, чаю? — поинтересовался Сергей.
— А вы будете?
— Я только что с третьей чашкой расправился, надо бы и дух перевести. Но ты не стесняйся, тут хлопот никаких, чайник еще горячий.
— Ну, тогда, наверное, кофе, — неуверенно произнес участковый.
— Вот и прекрасно. Садись пока, располагайся.
Телешов жестом указал Косте на диван и отправился на кухню. Вернувшись, он опустился в кресло у окна.
— Через пару минут будет готов.
Участковый кивнул, потом, вспомнив, что так и сидит в фуражке, резко стянул ее с головы. Сергей, посмотрев на Костю, понял, что тот тоже почти не спал: глаза были красными, на усталом лице отчетливо проступала щетина.
— Ну, с чем пожаловал? Еще что-то случилось?
Костя энергично замотал головой.
— Нет, если вы про змей этих, то пока ничего, слава Богу.
— Змей?
Участковый мрачно кивнул.
— Мне уж и Петр Андреевич сообщил, и радио с телевидением постарались. Так что не только мы с вами знаем, что змея была не одна.
— Вот как? — Телешов без особого удовольствия воспринял весть о том, что тревожная новость стала достоянием населения. — И как же они по радио-телевидению все это преподнесли?
Старлей пожал плечами.
— Ну, все передачи я, понятное дело, не мониторил, не до того было. Но в общем более или менее сдержанно. И на том спасибо.
— И все-таки? О чем разговор вели?
— О двух наших… жертвах. О том, что змея-виновница ночью была убита, о вас, то есть…
Сергей вполголоса выругался.
— Что значит — обо мне? С фамилией и все такое прочее?
— Да нет, они фамилий вообще не называли. Ни Ромео, ни Рекемчука. Ни вашу. Сказали только, что змею убил преподаватель, который ночью в школе дежурил.
Элегантная формулировка, подумал Телешов. Все-таки не ночной сторож. Теперь все прочие пусть голову ломают, какие такие преподаватели по ночам в школах дежурство несут.
— А что еще?
— Ну и, конечно, то, что…
На кухне засвистел чайник. Сергей извинился и поднялся с кресла. Через минуту он вернулся с чашкой дымящегося кофе. Костя попытался сделать глоток, обжегся и поставил чашку на журнальный столик рядом с диваном. Какое-то время оба молчали, потом Телешов напомнил:
— Я тебя перебил, извини. И что же еще?
— Да то, что я и сказал. Насчет того, что змея ваша, похоже, была не единственной. В общем, есть опасность, что где-то в этом же районе может быть и еще одна.
— Именно так и сказали? «Еще одна»?
Участковый развел руками.
— Это ведь то, что я сам слышал, по городскому радио. А как оно на прочих волнах было — сказать не могу.
Костя наконец отпил пару глотков, искоса поглядывая на Телешова. Тот вытащил из пачки «Явы» сигарету, покрутил ее в пальцах, задумчиво кивая, потом прикурил.
— Кремеровское начальство постаралось, значит…
— В смысле?
— В том смысле, чтобы градус паники не поднимать. На свободе, Костя, не просто еще одна змея. На свободе змеи. И сколько их — одному Богу известно.
К удивлению Сергея, участковый почти не прореагировал на сказанное. Он сделал еще один глоток из чашки и сумрачно кивнул:
— Знаю. Петр Андреевич меня и по этой части просветил.
— Понятно. Значит, в основных чертах ты информирован. А как население на новости реагирует?
Костя пожал плечами.
— По-разному. Народу на улицах, вроде, поменьше. Бабушек на лавочках, бомжей наших… Но ходят пока там и сям, у киосков стоят. Киоски-то никто не закрывал… Меня поминутно дергают, что делать да как быть. Я уж стараюсь из машины не высовываться, не тормозить нигде без необходимости. Ребятни вот на улицах почти нет. Уже хорошо. На всем участке школы закрыты — да вы ведь и сами, наверное, знаете…
Этого Телешов не знал, хотя надеялся, что так оно и будет. Утром, без четверти шесть, он все-таки решил позвонить Авдееву, и тот примчался в школу в считанные минуты — с еще помятым от сна лицом, взъерошенный и всерьез напуганный. Сергей встретил его у главного входа. Валерий Павлович размашистыми полутораметровыми шагами подошел к нему вплотную и, резко остановившись и вглядываясь в лицо Телешова, хрипло произнес одно лишь слово:
— Где?
Сергей подвел его к клумбе. На пятачке асфальта рядом с ней отчетливо выделялись глубокие следы, оставленные зубьями вил. Вокруг темнели бурые пятна подсохшей крови.
Директор переводил взгляд с дырок в асфальте на Телешова и обратно. Потом замотал головой как раненный бык и простонал:
— У-у-у, чтоб тебя…
Он положил руки на плечи Сергея, встряхнул его, еще и еще, снова мотнул головой и тихо сказал:
— Пойдем…
— Куда? — недоуменно спросил Телешов.
— Внутрь. В школу. Мне сесть надо. Ноги что-то не очень держат.
В коридоре Авдеев прошел мимо дверей своей директорской приемной и направился к сторожке. Войдя в комнату, он окинул взглядом стол, кивнул и сел, придвинувшись вплотную к столу. Сергей устроился на стуле напротив. Валерий Павлович протянул руку к ополовиненной бутыли «Флагмана», свернул с нее крышечку, налил себе добрых двести граммов и повел горлышком бутылки в сторону чашки, вопросительно глядя на Телешова. Тот отрицательно покачал головой. Авдеев снова кивнул и залпом опрокинул стакан. Потом медленно выдохнул и спросил:
— Сигареты есть?
Сергей выложил пачку «Явы» на стол.
— Ты, может, закусишь?
— Нет. Огоньку дай.
Директор сделал глубокую затяжку, сжигая почти полсигареты и глядя куда-то поверх головы собеседника. Затянувшись еще раз, он вдавил окурок в пепельницу и перевел взгляд на Телешова.
