«Ну, это был маскарадный бал, вы понимаете. Женщины должны были прийти в образе Блонди, а мужчины — в образе Дэгвуда. Некоторые, конечно, привели с собой своих собак, изображающих Дейзи, собаку из комикса. Я старалась не допустить этого, в пригласительных объявлениях я ясно дала понять, что животные не приветствуются, надеясь, конечно, что они поймут, что мы не хотим иметь множество Дейзи. Но некоторые люди не поняли, как бы прямо я это ни сформулировала. У нас было триста двадцать Блонди, столько же Дэгвудов и не меньше дюжины Дейзи.»
«Вы имеете в виду, что собаки бегали вокруг?»
«Да. Ну, не совсем бегали. Мы, видите ли, были готовы к такому случаю.
Мы связались с организацией, которая предоставляет услуги выгульщиков собак…»
«Выгульщиков собак?»
«Да. Обычно студенты колледжа, которые берут собак на ежедневные прогулки в течение дня, например, в ситуации, когда оба человека в браке работают, или в течение недели, если кто-то просто не хочет брать на себя ответственность за выгул животного — позиция, которую я нахожу вполне понятной, кстати. Я ненавижу собак, а вы?»
«Ну, я бы не сказал, что я…»
«Просто отвратительные», — сказала миссис Харгроув. «Впрочем, все животные такие. Почему люди хотят держать домашних животных, я не представляю. Мерзкие твари, все они. В любом случае у нас был штат обученных собаководов, чтобы, так сказать, доставить любого заблудшего щенка туда, откуда он пришёл. Только двое из посетителей возражали. У одного из них была такса, которая должна была представлять Дейзи, можете себе представить, а у другого — пекинес.
Мы поместили их в отдельные гардеробы — собак, а не покровителей — и таким образом решили проблему. Но на самом деле, вы можете себе представить, какой бы у нас был бедлам, если бы каждому разрешили привести собаку? У некоторых людей совсем нет разума, когда дело касается животных. Вообще никакого. Отвратительные твари, все они.»
«Когда вы говорите, что у вас было триста двадцать блондинок…»
«Да, мы продали столько входных билетов. По двести пятьдесят долларов за пару. Триста двадцать женщин, маскирующихся под Блонди, и триста двадцать мужчин с волосами, торчащими вперёд, как у Дэгвуда, — у бедняги на лобной части головы косичка, — и в галстуках-бабочках. Блонди и Дэгвуд.»
«С какой целью вы это сделали, миссис Харгроув?»
«Цель? О, это была просто уловка, мистер Мейер. Но мы заработали восемьдесят тысяч долларов на входных билетах, что совсем неплохо. А кадиллак, который мы подарили в качестве первого приза за лучшую пародию, был подарен местным дилером.»
«Был ли конкурс на лучший костюм?»
«Ну, не только костюм. В конце концов, в комиксе Дэгвуд и Блонди одеты не так уж и необычно. На самом деле, я думаю, что именно простота темы объясняет её успех, разве вы не видите? Женщины, в конце концов, могли носить всё, что им вздумается, лишь бы они были блондинками. А мужчинам требовались только галстук-бабочка и немного помады для волос. Но приз вручался именно за общее впечатление. То, как пара шла и двигалась, её презентация, пародия на Блонди и Дэгвуда. Они все были в масках, вы понимаете…»
«В масках, да.»
«Да. Так что касательно судей не было абсолютно никаких сомнений в фаворитизме. Они могли судить только по… нематериальным параметрам. Действительно ли пара создала образ оживших персонажей комиксов.»
«Понятно. Если я правильно понимаю, то все женщины были в светлых париках.»
«Ну, не все.»
«Вы сказали.»
«Да, но некоторые из них были натуральными блондинками.»
«О, да, конечно.»
«Или, если не натуральные блондинки, то хотя бы принимающие небольшую помощь косметолога. Этим женщинам, конечно, не нужны были парики.»
«Конечно, нет.»
«Но вы правы, полагая, что общее впечатление от бального зала, полного трёхсот двадцати блондинок, впечатляет.»
«Да», — сказал Мейер.
«Да.»
«И все они в масках», — сказал Мейер.
«Да. И вот тут-то, по-моему, самое интересное, не так ли? Вы можете представить себе комнату, полную блондинок в масках? Разве это не выглядит очень весело?»
«Да», — сказал Мейер, — «это так. Миссис Харгроув, в профсоюзе музыкантов мне сказали, что дело происходило в отеле „Паломар“…»
«Да, в центре города, прямо напротив театра „Паломар“.»
«Какой бальный зал, мэм, вы можете вспомнить?»
«Да, бальный зал „Звёздная пыль“.»
«Это большой бальный зал?»
«Не такой большой, как их Большой бальный зал, но мы не хотели, чтобы зал был настолько огромным, что люди в нём будут метаться.
Нам очень хотелось, чтобы все эти блондинки в масках и мужчины в галстуках в горошек танцевали щека к щеке и ягодицы к ягодицам в более интимном зале. Вот почему мы выбрали бальный зал „Звёздная пыль“. В этом, видите ли, и заключалось всё веселье.»
«У вас была возможность поговорить с кем-нибудь из музыкантов в тот вечер, миссис Харгроув?»
«Только с мистером Купером. Мистер Купер занимался всеми приготовлениями для меня, мой контракт был заключён с мистером Купером, он предоставил обе группы. Они были очень хороши. Другая группа играла музыку латинского типа, вы знаете?», — сказала она и, подняв обе руки, щелкнула пальцами.
«Но, кроме мистера Купера, вы не разговаривали ни с кем из музыкантов обеих групп?»
«Нет, сэр, я не делала этого.»
«Значит, имя Джорджа Чеддертона ничего вам не говорит?»
«Ничего вообще.»
«Или Санто Чеддертона?»
«Ничего», — сказала миссис Харгроув.
Всю дорогу вверх по городу Мейер вспоминал выражение, которое использовала миссис Харгроув: «множество маргариток». Если вывести последнее слово из разряда собственных имён и отнести его, так сказать, к общему существительному во множественном числе, то получится «плеяда маргариток», что, как показалось Мейеру, было на редкость удачным названием для романа. В последнее время он стал замечать, как много паршивых романов имеют очень хорошие названия, и начал подозревать, что хорошего названия достаточно, чтобы продать даже самую захудалую книгу. Он мог видеть название «Плеяда маргариток», украшающее обложку романа в твёрдом переплёте. А на обложке книги в мягкой обложке оно было напечатано, возможно, менее изысканным шрифтом: «Плеяда маргариток». Он мог видеть это в огнях на рекламном щите кинотеатра: «ПЛЕЯДА МАРГАРИТОК». Ему очень нравилось это чёртово название.
Вернувшись в отдел, он рассказал Карелле о встрече с миссис Харгроув, а Карелла — о своих визитах к двум людям из списка имён — Бастеру Грирсону и Лестеру Хэнли, которых с Чеддертоном связывали сугубо деловые и несколько случайные отношения. Один из них выразил удивление, что он мёртв, другой прочитал об этом в газетах. Карелла и Мейер согласились, что чертовски жаль, что в тот вечер семь лет назад среди присутствующих было так много блондинок — натуральных, обесцвеченных или без волос, — ведь всё, что они знали о женщине, которая провела с Санто значительное количество времени, — это то, что она была высокой, ивовой блондинкой калифорнийского типа. Это был первый случай, когда слово «ивовая» прозвучало в их речи; Мейер использовал это прилагательное, возможно, потому, что с тех пор, как он покинул миссис Харгроув, он стал мыслить романически.
«Я получил от неё список всех гостей», — сказал он, — «и я…»
«Бал блондинок», — сказал Карелла, покачав головой.
«Да, „Бал блондинок“. Не те, кто купил билеты у входа, а все остальные.
Я подумал, что могу проверить „Паломар“, просто чтобы узнать, не снимал ли там номер кто-нибудь из гостей в тот вечер.»
«Можешь проверить», — сказал Карелла, — «но я думаю, это будет пустой тратой времени. У нас полно блондинок…»
«Не говоря уже о множестве маргариток», — сказал Мейер.
«И мы даже не знаем, кто из них настоящие блондинки. Так что даже если кто-то из постояльцев и заселился в номер с Санто, как об этом узнает регистрационная книга отеля? Всё, что мы узнаем, — это то, что кто-то из тех, кто был на балу, остановился в отеле в ту ночь. Чего мы не узнаем…»
