— Мне у тебя не нравится. Все поддельное, фальшивое, пластмассовое: словом, пустое, как ты сам.
— Это все? Благодарю.
— Терпеть не могу медь, стекло, весь этот хром и скучные цвета.
— Эй, все еще злишься? Ладно, иногда я тоже начинаю все это ненавидеть. Хотя предпочитаю такую мебель диванам в стиле Людовика Шестнадцатого.
Голос Маркуса изменился, теперь в нем не было и тени издевки, а только мягкость и спокойствие.
— Выпей до дна. Потом снова можешь наброситься на меня.
Маркус проследил, как Рафаэлла до дна осушила бокал. Затем взял его у нее из рук и усадил девушку на кожаный диван темно-шоколадного цвета. Укрыв ее ноги шерстяным пледом в бежево-коричневых тонах, он произнес:
— Постарайся успокоиться, а потом поговорим.
— Я не твоя бабушка, Маркус, поэтому перестань суетиться. Оставь меня в покое.
— Хорошо, — мягко произнес он.
Рафаэлла проследила, как Маркус взял телефон, нажал несколько кнопок и стал что-то тихо говорить в трубку. Охрана? Хорошо бы Рафаэлла надеялась, что они найдут человека, который стрелял в них из ружья, но она почти сразу усомнилась в этом.
Рафаэлла прикрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока Маркус не уселся в огромное кожаное кресло напротив нее.
Рафаэлла не стала терять времени и снова взялась за свое:
— Кто-то пытался убить тебя. Ты знаешь кто?
Маркус, почесывая живот, задавал себе тот же вопрос. Услышав слова Рафаэллы, он машинально потер плечо и нахмурился.
— Еще одно покушение? Это же пулевое ранение, не так ли?
— Кто вы, леди? Репортер-ищейка? Извините, если я слишком далеко зашел в своих подозрениях.
— Да нет, ты не ошибся. Я действительно репортер.
Скрывать это не было смысла. Маркус и так все выяснит со дня на день. Еще до приезда на остров Джованни Рафаэлла пришла к выводу, что у нее никак не получится скрыть свою связь с «Бостон трибюн». Как можно меньше лжи — и тогда все получится.
Значит, он не ошибся. В душе Маркуса еще раньше зародилось ужасное подозрение, что новость о покушении на жизнь Доминика просочилась в прессу, и газетчики прислали сюда Рафаэллу для сбора сенсационного материала.
— Значит, я правильно делал, что не доверял тебе, даже твой облик не смог меня обмануть. Что ты здесь делаешь?
— Я приехала сюда писать книгу. Только тебя это, наверное, совсем не касается, поскольку книга не о тебе. Кто хотел убрать тебя?
— Мы еще не закончили с вами, леди. Книгу о чем? О ком?
— О многих, и на этом игра в вопрос-ответ закончена. Кто это был? Тебе известно? Мужчина или женщина? Ты что-нибудь сумел разглядеть?
Казалось, Маркус на мгновение ушел в себя, затем пожал плечами:
— Спасибо тебе, что спасла мне жизнь. Когда ты прыгнула на меня, я решил было, что это какой-то модный японский прием или новая сексуальная игра. Странно, я считал, что тебе все равно.
— Так и есть. Это был инстинкт, только и всего.
— Нет, это было нечто большее, чем просто импульс. Ты ведь импульсивная девушка, не так ли? Думай обо мне, как о единственном мужчине, после секса с которым хочется залиться соловьем, и ты…
— Прошу тебя, хватит.
Волосы ее были растрепаны, крупинки песка прилипли к щекам и подбородку, застряли в волосах; одежда была грязной, а один носок сполз вниз. Маркус проговорил:
— Я всегда считал, что женщины обладают великими инстинктами. Они рожают нас, возятся с нами, а когда мы оказываемся последними подлецами, еще и прикрывают нас. Так о ком твоя книга?
Рафаэлла взглянула на него:
— Бросьте это занятие, мистер Девлин. Я хочу спать. После первого дня на одном из самых дорогих курортов в мире не могу сказать, что чувствую себя отдохнувшей.
Маркус поднялся, озорные искорки снова зажглись в его глазах.
— Но ты же не станешь отрицать целительного эффекта нашей предыдущей встречи?
— Забудь об этом, приятель.
Маркус помахал ей рукой.
— Спите спокойно, госпожа Холланд. Желаете, чтобы я проводил вас до виллы?
— Нет. Этот псих с ружьем может снова караулить нас. В одиночку у меня больше шансов справиться с ним.
— Рафаэлла? Она обернулась.
— Спасибо. Насчет сегодняшнего вечера, послушай, я… Маркус запнулся, и Рафаэлла одарила его таким жарким взглядом, что на нем вполне можно было поджарить яичницу.
Приняв душ, Маркус снова позвонил в охрану, на этот раз затем, чтобы они проверили следы на песке. Как он и подозревал, попытки обнаружить стрелявшего не увенчались успехом, но на пляже было найдено несколько стреляных гильз. От пистолета «глок-17», так сказал ему Хэнк, начальник охраны. «Глок-17» представлял собой пластиковый пистолет со стальным дулом специального назначения, небольшого размера, легкий при сборке и удобный для ношения с собой; при необходимости избавиться от него не составило бы труда.
В отношении госпожи Холланд Маркус решил, что выяснит все о ней прямо завтра утром.
Кто хотел убить его? Маркус поймал себя на том, что качает головой. Из этого «глока-17» стреляли три, а может, и четыре раза. Без сомнения, убийца мог уложить его всего одним выстрелом. Что, если это было предупреждением? И если да, то о чем его предупреждали?
* * *
— О, чудесно. Чуть ниже, дорогая.
Пальцы Коко послушно скользнули по талии Доминика вниз, к ягодицам.
— Лучше? — Кожа его выглядела на удивление молодой, хотя он был уже немолодым человеком, и надолго задержать наступление старости вряд ли представлялось возможным.
Зазвонил телефон. Коко сняла трубку.
— Маркус? А мне ты не можешь сказать? Доминик лежит — я делаю ему массаж. Что случилось?
Доминик взял у нее из рук трубку.
— Да, в чем дело? — Коко наблюдала за ним — ей были хорошо знакомы этот напряженный задумчивый взгляд и та манера, с которой Доминик складывал губы, когда слышал неприятные известия.
— Я хочу, чтобы ты находился здесь, в резиденции, до тех пор пока виновный не будет найден.
Он выслушал в трубке ответ Маркуса.
— Если ты настаиваешь. Но мне это не нравится. Ничего не понимаю. Да, ты прав. Если бы парень хотел тебя прикончить, мне кажется, ты был бы уже на том свете. Выходит, это предупреждение. Но какое? О чем? Коко сказала мне, что обедает сегодня с девушкой, которую она встретила вчера. Расскажи ей все, что тебе удастся вспомнить или разузнать.
Он послушал еще немного, затем повесил трубку.
— Странно, — проговорил Доминик и снова растянулся на животе.
— Что странно? — спросила Коко, втирая в ладони немного кокосового масла.
— Девушка, с которой ты договорилась пообедать, была вчера вечером на пляже вместе с Маркусом и спасла ему жизнь, закрыв его своим телом.
— Господи!
— Да, вот так. О, посильнее, Коко.
— Я тут думала, Доминик. Эта «Вирсавия»… тебе удалось что-нибудь выяснить?
— Пока нет, но не волнуйся, дорогая. Правое плечо немного онемело. Что ты со мной сделала вчера ночью?
— Ты же сам хотел этого, Дом. Мне даже показалось, что тебе понравилось.
— Если бы только мне повезло, как Рокфеллеру, — проговорил Доминик, — когда дни мои будут сочтены.
— Никогда не говори так, даже в шутку. Доминик на секунду приподнялся на локте и внимательно взглянул на Коко:
— С тобой сегодня все в порядке? Ты какая-то бледная.
— Все хорошо, — проговорила Коко поспешно, затем улыбнулась и провела кончиками пальцев по щеке Доминика. Кожа его была на удивление упругой. — Я в порядке. Просто немного волнуюсь.
Он поймал ее пальцы и поцеловал их все, один за другим.
До них донеслись голоса — мужчина и женщина приближались к тренажерному залу. Коко подняла глаза и увидела входящих Делорио и Паулу. Доминик отпустил ее пальцы, продолжая лежать на животе.
— Я слышал, на курорте произошла заварушка, — проговорил Делорио. — Кто-то пытался застрелить Маркуса.
— Да, — ответил Доминик, — но с ним все в порядке, его спасла женщина.
Делорио был одет в теннисные шорты, белую майку и кроссовки. Образ идеального спортсмена нарушали только угрюмый рот, золотая цепь на шее и безумно дорогой «Ролекс» на запястье. Коко всегда пыталась представить себе, какой была первая жена Доминика. Она видела несколько стертых от времени фотографий, но портретов не было и в помине, и вообще Доминик не хранил ничего, что напоминало бы о жене. Ничего, кроме Делорио, у которого были темные глаза итальянца и черные волосы, уже слегка поредевшие на макушке. Природа не наделила Делорио тем аристократическим сложением, которое было у отца. Он был ниже и более плотный: своей комплекцией он скорее напоминал портового грузчика, чем сына богатого человека. Его ляжки в белых теннисных шортах были толстыми и очень волосатыми.
— Меркел спрашивал, можно ли ему пойти вместе с Коко, — обратился Делорио к отцу. — Он хочет разведать обстановку, поговорить с Хэнком, посмотреть, удалось ли что-то выяснить.
— Он рассказал тебе, что случилось с Маркусом?
