Стоило Маркусу увидеть Коко и Рафаэллу вместе, он тут же понял — то, что они обсуждают, ему бы не понравилось. Коко поймала взгляд Маркуса и помахала ему, затем сказала что-то Рафаэлле.
Та высоко подняла голову и одарила его взглядом, который напугал бы любого, даже самого отчаянного мужчину.
Маркус ухмыльнулся. Он почувствовал, что мир — сегодня и в будущем — сулит ему много увлекательного, и зашагал к столику.
«Маркус неплохо рассчитал время», — подумала Рафаэлла, недовольно поглядывая на него. Она перебирала про себя всевозможные предлоги для того, чтобы остаться наедине с Коко, когда, к ее великому облегчению, к столику подошла женщина и протянула Маркусу листок бумаги. Коко и Рафаэлла наблюдали, как он прочитал послание, аккуратно сложил записку, махнул им на прощание и удалился.
— Наверное, что-то опять должно случиться, — объяснила Коко. — Маркус может решить почти любую проблему, и все эти проблемы стекаются прямо к нему.
Коко нахмурилась, а Рафаэлла задалась вопросом, не вспоминает ли она о вчерашнем вечере, если ей вообще что-либо известно о случившемся. Рафаэлле совсем не хотелось обсуждать эту тему.
— Хорошо, что на какое-то время мы остались одни. Я ведь в самом деле хотела поговорить с вами, Коко.
Рафаэлла решила применить к Коко Вивро подход «я преклоняюсь перед вашим талантом» и заметила, что на Коко это подействовало. Какое облегчение! Рафаэлла испытывала потребность быть откровенной и остроумной, и ей это удавалось. Подарив Коко надписанный экземпляр своей книги «Темная лошадка» о Луисе Рамо, Рафаэлла сказала:
— Я хотела бы написать биографию мистера Джованни с акцентом на последние два года его жизни, иными словами, на вас, мисс Вивро.
Рафаэлла откусила кусочек свежей креветки, обмакнув ее в соус, и стала медленно жевать, в то время как Коко сидела, не произнося ни слова. Слова Рафаэллы явно обеспокоили и насторожили ее.
Рафаэлла порылась в пачке фотографий и вырезок, найденных в дневниках матери. Она выбрала один снимок и протянула его Коко.
— Мне нравится эта фотография. Здесь вы с мистером Джованни выходите из магазинчика в деревне Святого Николая, на Крите.
Коко заморгала, пытаясь вспомнить.
— Боже мой, откуда вам это известно? Ох, ну и неделя выдалась тогда! Вам известно, что там есть остров под названием Спиналонга, который много веков подряд считался колонией прокаженных? Ваша коллекция просто поразительна. О, смотрите, вот фотография Доминика в Париже. Вы благодаря ей узнали обо мне и мистере Джованни?
Рафаэлла улыбнулась.
— Я собрала почти все материалы и фотографии, опубликованные когда-либо: на них вы и отдельно и вдвоем с Домиником. — «Благодаря тому, что моя мать была одержима этим мужчиной», — мысленно добавила Рафаэлла.
Она наблюдала за тем, как Коко перебирает фотографии: какие-то вызывали у нее улыбку, какие-то заставляли нахмуриться. Рафаэлла тщательно отобрала фотографии, так чтобы там не было снимков, сделанных до знакомства Коко с мистером Джованни три года назад. И статьи, принесенные ею, были скорее светские, за исключением двух. Наконец Коко повернулась к Рафаэлле и проговорила, изящно дернув плечиком:
— Да, вы были со мной честны и откровенны. Насколько я вижу, настрой у вас решительный. Приезжайте сегодня вечером в резиденцию и поговорите с мистером Джованни. Но, Рафаэлла, хочу предупредить вас: принимать окончательное решение будет только он.
Одна из статей, принесенных Рафаэллой — она показалась ей достаточно безобидной, — рассказывала о слушаниях в сенате в семидесятые годы. Коко прочитала ее, затем помолчала, размешивая ложечкой чай со льдом, в котором плавали листочки мяты.
— Значит, вам известно, что у мистера Джованни было довольно загадочное прошлое. — Она пожала плечами. — Противоречивое, если можно так выразиться. Да, были слушания в сенате, ему предъявили несколько обвинений — разумеется, осужден Доминик не был. Первое обвинение, кажется, в уклонении от налогов, второе имело отношение к политическим взяткам в семидесятые… его обвиняли в уголовном преступлении, но это было очень-очень давно. Естественно, это широко известные факты. Доминика не перестают преследовать американские службы под тем предлогом, что он торгует наркотиками. Но это ложь, Доминик, кстати, даже активный противник наркотиков. Не знаю почему, по он скорее умрет, чем дотронется до наркотиков. Доминик даже выделял средства на некоторые программы в Штатах, связанные с лечением от наркотической зависимости. Но американцы не клюют на это: они считают, что все это — ложь и лицемерие, и хотят утопить его. Мне хочется, чтобы вы знали заранее — всегда существует оборотная сторона медали. Поэтому я все это вам рассказываю.
— Я понимаю, — проговорила Рафаэлла и добавила, солгав и даже не моргнув глазом: — Я слышала, что мистер Джованни стоял за некоторыми программами, связанными с наркотиками.
Рафаэлла взяла еще одну статью и протянула ее Коко.
— В ходе моих предварительных исследований выяснилось, что мистер Джованни является торговцем оружием.
Коко быстро проглядела текст статьи.
— О да, но торговля происходит открыто и достаточно легально. Доминик связан с ЦРУ, но, естественно, если кто-то спросит его об этом, репортер или кто-нибудь еще, он станет категорически отрицать этот факт.
— Значит, он не имеет отношения к черному рынку оружия?
— Нет, конечно. Доминик знаком с такими людьми, но сам он никогда не стал бы этим заниматься. С Родди Оливером, к примеру. Если захотите посмотреть на дьявола, на человека, от вида которого мороз бежит по коже, поезжайте в Лондон и поговорите с ним.
— Насколько я понимаю, речь идет об огромных суммах денег, если учитывать тот риск, на который приходится идти.
— Но это справедливо почти для всего, что есть в жизни, не так ли? Некоторые вопросы вы должны задать самому Доминику, если он позволит. Если честно, я не хочу больше говорить на эту тему.
— А мистер Джованни в самом деле был виновен в тех преступлениях, о которых вы говорили?
Коко жевала листочек мяты и улыбалась.
— Нет, конечно. Возможно, Доминик и сделал некоторые глупости в молодости, но кто их не делал? Теперь он стал старше, мудрее — по крайней мере так он любит мне говорить. Я уже сказала вам, Доминик не верит в наркотики и не притронется к ним, какие бы деньги за этим ни стояли, хотя меня и удивляет, почему в таком случае он числится в списках Организации по борьбе с наркотиками. Доминик очень богат, Рафаэлла, и ему принадлежит весь этот остров, а не только Порто-Бьянко. У него дома в Париже, Риме, вилла на Крите — около деревушки Святого Николая — и огромное ранчо в Вайоминге. Доминик — законный бизнесмен, и все же, по правде говоря, я не думаю, что он захочет, чтобы кто-то писал его биографию. Зачем ему это? — Коко снова пожала плечами. — Но вы же знаете мужчин, они такие… непредсказуемые, если можно так выразиться. В общем, приходите сегодня вечером на ужин в резиденцию и спросите его сами.
— С удовольствием. Еще раз спасибо. Я могу спросить у вас, Коко… Вы говорите по-английски без капли французского акцента, хотя я читала несколько интервью с вами — например, вот это: в нем вы кажетесь настоящей француженкой.
Коко улыбнулась:
— Я в совершенстве владею всякими французскими штучками. Помните, я довольно громко разговаривала с Маркусом вчера, когда встретила вас, и, признайтесь, перейди я неожиданно на французский, вы бы удивились, не так ли?
— Да, конечно. Спасибо, что были откровенны со мной. А кстати, фамилия Вивро — ваша собственная? Откуда вы родом?
Коко посмотрела на Рафаэллу долгим, очень пристальным взглядом:
— Я родилась и воспитывалась во Франции, в Гренобле. Род Вивро — очень древний и почтенный.
— Вот бы покататься на лыжах в Гренобле. Я слышала, что это чудесное место. К тому же так приятно, должно быть, происходить из древнего рода.
— Да, — согласилась Коко, закрывая тему. — О, а вот и Маркус. Он направляется к нам.
Она помахала ему, и Рафаэлла стала наблюдать за тем, как Маркус шагает мимо столиков на веранде, останавливаясь время от времени, чтобы перекинуться парой слов с гостями и официантками — на «Цветочной веранде» прислуживали исключительно женщины. Наконец он подошел к их столику.
— Привет, Коко, доброе утро, госпожа Холланд. Наслаждаетесь чудесной погодой? И изысканными блюдами нашего шеф-повара?
— Конечно, Маркус. Присоединяйся. Держу пари, Келли еще не позволила тебе поесть?
— Точно, она не секретарь, а просто бездушный надсмотрщик.
Маркус сделал знак официантке, и та принесла ему бокал перье с двумя ломтиками лимона.
— Мисс Холланд собирается писать биографию Доминика.
Маркус поперхнулся перье.
Рафаэллу смутило, что Коко так откровенно выложила Маркусу содержание их беседы. Неужели этот человек в курсе всего, что творится вокруг?
