— Я уверена, что это не так.
Нерис насмешливо скривила губы:
— Разве вы что-нибудь об этом знаете?
— Ничего. Зачем же вы тогда пошли туда? В спецназ?
— Я толком не знала, где именно хочу работать. В смысле в полиции. Считай, все перепробовала — и в группе наблюдения была, и в мобильной группе, и даже в дорожной полиции.
— И?
— Наверно, все дело в моем отце. Он был десантник. Настоящий мачо. Погиб в Ираке два с половиной года назад — снайпер вычислил. Отец был реальный профи, первоклассный. Я выросла среди оружия. Господи, да я еще совсем сопливая могла разобрать и собрать «Хеклер и Кох» с завязанными глазами.
— Очень полезный навык, — заметила Энни.
— Да черт его знает. Извините.
— Но конкретно о спецназе вы не думали, когда пошли учиться?
— Нет. Я не собиралась идти по его стопам. А потом его убили. Тогда во всем этом появился новый смысл. И у меня хорошо получается. Я быстро продвигаюсь по службе. В нашем отделении я самая младшая, не считая Уорби.
Они обе немного помолчали. Нерис, видимо, думала о своем отце, а Энни — о Бэнксе. Где он сейчас? В Лос-Анджелесе? В Рино? В Тусоне? Она знала лишь, что где-то на юго-западе. И ей хотелось быть с ним рядом.
— Я не собираюсь всю жизнь служить в спецназе, — призналась Нерис.
— Честолюбие?
— Есть немного. Хотела бы попасть в отдел антитеррора.
— Это непросто.
— А я люблю трудности. Отчасти поэтому я так дергаюсь из-за… ну, всей этой истории…
— Боитесь, что у вас в тетрадке появится жирная клякса?
— Да.
— Наверное, нет такого полицейского, у которого не случалось ошибок. Ну, вот например, некоторые считают, что старший инспектор Бэнкс — ходячая зона катастрофы. Наш приятель Чамберс в этом уверен.
— А какой он на самом деле?
— Кто? Чамберс?
— Да. Он мне напоминает жирного комика в котелке, как в старых черно-белых фильмах.
— Вроде Оливера Харди?
— Точно. Серьезно, как вы думаете, он признает права секс-меньшинств? Может так быть, что он нежно отнесется к маленькой лесби?
Энни не выдержала и расхохоталась. Потом подлила им обеим вина. Нерис, как она заметила, успела ее сильно обогнать.
— Очень сомневаюсь. Он, скорее, из тех мужиков, которые уверены, что любая женщина только и ждет, когда он попросит ее снять трусы. И считает, что мечта всех лесбиянок на свете — крепкий двенадцатидюймовый ствол Реджинальда Чамберса. Хотя я почему-то думаю, там дюйма на три-четыре с трудом наберется.
Нерис засмеялась:
— И все же, как по-вашему, что он за человек?
Энни повертела бокал в руке, отпила глоток. Ей было неприятно вспоминать о работе с Чамберсом — не лучшее время ее жизни.
— Давайте я скажу так: мы не слишком удачно сработались. И хватит об этом, ладно?
— И чего мне от него ожидать? Он попытается уничтожить нас с Уорби? Так, да?
— Ну… это слишком сильно сказано. Не надо драматизировать. Чамберс не так ужасен. Есть типы куда похуже его, и немало. Я же говорю: мы не сработались. Только и всего. Может, я была в этом виновата ничуть не меньше, чем он. И я отнюдь не мечтала о той должности. К тому же я далеко не со всеми умею находить общий язык.
— Да, я слышала.
— Это меня почему-то не удивляет. — Энни посмотрела на часы. — Вы простите, я не то чтобы вас выгоняю, но если вы узнали, что хотели, то…
Понятно, что ни о какой медитации сегодня речь уже не идет. Хотелось бы по крайней мере поваляться и глянуть перед сном в телевизор. Все лучше, чем эти разговоры.
— Простите меня. — У Нерис задрожала нижняя губа. — Я совсем не собиралась испортить вам вечер. Я имею в виду… я пришла, чтобы спросить, могу ли я рассчитывать на вас и надеяться, что вы на моей стороне. Мне стыдно, что отняла у вас время. Я просто очень нервничаю, вот в чем дело.
Энни увидела слезы у нее на глазах и смягчилась. Она проклинала себя за слабость, но просто физически не выносила чужих слез. Боялась их сильнее, чем любой из ее знакомых мужчин.
— Да чего уж, — смущенно пробормотала она и подлила им обеим вина. Однако они быстро управились, бутылка уже почти пуста. — Нерис, соберитесь! Поверьте, Чамберс не собирается вам вредить. Тем более что это не вы стреляли из тазера. Он придурок, это верно, и позер, и по-свински относится к женщинам, но, насколько мне известно, он играет по-честному. Худшее, на что он способен, — это пойти на поводу у журналистов и дать им то, чего они хотят. В глубине души он пиарщик, а не коп. На жалость его брать бесполезно. Он раскопает факты и поступит строго по инструкции, въедливый ублюдок.
— Так в том-то и проблема! Исход дела напрямую зависит от того, кто рассматривает факты. Важно еще, чего захочет пресса, какую из версий предпочтет? О том, что случилось в понедельник, поведают столько историй, сколько там было людей. И все расскажут по-своему.
Энни понимала, что это правда. Она не раз смотрела «Расёмон», самый любимый фильм ее отца, — один и тот же случай описывается разными людьми. Факты одни — истории разные.
— Вы правы, — согласилась она. — Но с этим ничего не поделаешь. И не забудьте: у Чамберса есть начальство и люди из Большого Манчестера будут контролировать его. Он ведь не олицетворяет собой закон, даже если ему очень хочется так думать.
— Мне необходимо знать, чего ждать, к чему готовиться. А что он вам сделал, когда вы с ним работали?
— Разве ваш друг из отдела кадров об этом не сказал?
— Никто, кроме вас, до конца этого не знает.
Энни глубоко вздохнула и отпила вина.
— Давняя история, — сказала она. — «Почему это меня преследует, почему?» Она-то надеялась, что год назад дело Джанет Тейлор, Люси Пэйн и Хамелеона наконец удалось закрыть. Ей тогда досталось с лихвой. Теперь Чамберс снова возник в ее жизни. — Сам Чамберс не сделал мне ничего плохого. Тогда он был просто ленивый, развратный, угодливый жополиз, который умело заставлял других выполнять за него всю грязную работу, а потом присваивал себе их заслуги. Ему нужна была слава, и он страшно радовался, когда о нем упоминала любая желтая газетенка. И еще он всегда очень чутко определял настроения общества.
— А почему он не уволился? Я слышала, он все время проводил на поле для гольфа, только что не жил там?
— Когда началась реорганизация, перед ним открылось другое поле. Появились новые, выгодные возможности. Он обрел больше власти. И теперь старается всех поставить на место. Иногда даже уволить. Не могу сказать, что всегда незаслуженно, тем более, как я говорила, действует он строго по инструкции.
— У него есть какая-то установка?
— О да! Все всегда виноваты, еще прежде, чем это доказано, — вот его правило. Особенно если о вашей вине пишут газеты.
— Значит, я не зря дергаюсь?
— Ваш случай сильно отличается от того дела. Констебль Джанет Тейлор застрелила серийного убийцу, который на ее глазах порезал на куски ее напарника и собирался проделать то же самое с ней самой. К несчастью, один штатский, фермер Джон Хэдли, который застрелил грабителя у себя в доме — это было за триста миль от нас, — был признан виновным в убийстве примерно в это же время. И решили, что будет неправильно, если сотрудница полиции останется безнаказанной. Все, занавес.
— Хотя Хамелеон был серийным убийцей? Мы изучали это дело.
— Тогда вы понимаете, о чем я говорю. Но надо учитывать тогдашнюю политическую обстановку и шумиху в прессе. В общем, мне удалось убедить службу уголовного преследования снизить обвинение против Джанет Тейлор до непредумышленного убийства. Остальное вам известно.
— То есть это был политический жест? Тейлор оказалась в роли жертвенного агнца?
— Ну она тот еще ягненочек, хотя отчасти вы правы. Там, где крутятся всякие Чамберсы, всегда замешана политика. Вам следует это знать. Это как с ярмарочным шестом: чем выше заберешься, тем больше опасность соскользнуть. И тем безнадежнее попытки удержаться.
Нерис молчала, обдумывая слова Энни.
— Я могу рассчитывать на вашу поддержку? — наконец робко спросила она.
Энни резко отхлебнула вина, поперхнулась и закашлялась.
— Бог ты мой, да о чем вы толкуете? — спросила она, когда наконец пришла в себя.
— Да я же говорю: я совсем одна. Мне даже поговорить не с кем.
— Это не так, и вы не одна. Рядом — ваши напарники, а за спиной — ваш босс. К тому же Чамберсу нужны не вы, а Уорбертон. Он ведь стрелял из тазера.
— Вы заблуждаетесь. Мы все заодно. Если бы Уорби не застрелил того мужика, это сделала бы я. Или кто-то из ребят, которые вошли с черного хода.
— Что, так все было плохо?
— Ага. Темно, лампочка мигнула и накрылась, когда Уорби ее включил. Такие вещи всегда случаются неожиданно и всегда напрягают. В доме был заряженный ствол. Мы все были порядком на взводе.
— Никто и подумать не мог, что вам придется входить в дом вот так, взломав дверь. И уж точно нельзя было предвидеть, что лампочка выберет именно тот момент, чтобы перегореть.
