Помнишь того лейтенанта, немножко тощего и очень вежливого? Я спросила у него, не хочет ли он провести вечер с нами, давно уже заметила, что я в его вкусе (да, да, бывает такое даже с толстухами вроде меня), к тому же он при мне как-то упомянул о том, что нездешний и никого здесь не знает.
Лейтенант ответил, что, к несчастью, будет как раз дежурить, но после ужина зайдет пропустить стаканчик и послушать ваше пение, — похоже, оно того стоит. Вот тебе, сопляк, мой рождественский сюрприз — доволен?
Все это я, сидя в кухне, нацарапала на оборотной стороне листка со списком покупок и сейчас отнесу ему наверх. Приставать со своими приглашениями к несчастному лейтенанту мне было стыдно; он, должно быть, принял меня за нимфоманку… Между прочим, он довольно хорош собой — немножко тощий, но послушай, папа, не могут же все мужчины весить сто кило. А он, по крайней мере, не выпивоха какой-нибудь… К тому же плевать я на все это хотела — как только он выполнит свою задачу… Что же мне надеть-то сегодня вечером? Новый передник? Какая уж тут соблазнительность… Впору вешать на шею табличку: «Хоть кузов несколько и трахнутый, но модель коллекционная, не боится подобных передряг — требуется водитель сорвиголова».
В деревню за подарками мы отправились все вместе… Джини осталась дома одна — все, наверное, перерыла… Ты как следует все перерыла, Джини? Тебе подарка не будет, ты не член семьи. Мы разошлись в разные стороны, каждый покупал по отдельности: ведь неинтересно, если заранее знаешь, что тебе подарят. В одной витрине висела джинсовая куртка с золотыми пуговицами — Шэрон в свое время сказала, что хотела бы получить такую же на Рождество, но Господь призвал ее к себе…
Плевать мне на Шэрон.
Я зашел к оружейнику.
Теперь мы все в своих комнатах — упаковываем подарки. Папа с мамой получат прелестный сюрприз, мы приготовили его нынче ночью.
Прочитал твои глупости относительно лейтенанта Как Бишь Его. С каких это пор полиция в силах помешать садисту орудовать где угодно и как угодно? С тех пор, как ей стала оказывать содействие Джини Воровка? Со смеху лопнешь…
Оружейник продал мне охотничий нож с выдвигающимся лезвием; хорошее лезвие — острое. Очень острое. Ладно, дорогая, я покидаю вас, потому что вечереет, а мне еще нужно много чего организовать… Уже пять! Как время бежит. До вечера!
5.30. Только что заскочила туда, чтобы узнать, прочитал ли он мою записку. Прочитал. А я прочитала то, что оставил он. Должно быть, мы едва не столкнулись.
Очень острое лезвие. Смотрите-ка, он якобы вот так вот, среди бела дня, не скрывая лица, явился к оружейнику в местечке, где только что произошло убийство, и хочет, чтобы я в это поверила? Да его в десять минут отыскали бы, нет проблем! Совсем дурехой меня считает. К чему это вранье? Перерою-ка я все у них в комнатах — нужно сменить простыни, вчера времени на это не хватило.
Ты рылась в наших спальнях. Перелапала все бумаги, перевернула все вверх дном. И что же ты искала? Ах да, нож! Знаешь, будь ты поумнее, тебе пришлось бы обыскивать вот так одну-единственную спальню, и тогда я бы завел об этом речь лишь потому, что она оказалась бы моей, сечешь?
Ты скажешь, что я не знаю, рылась ли ты у других.
Но разве я ошибаюсь?
6.15 — только что поднялась к себе принять капли; под дверью лежала бумажка. Откуда он знает, что я перерыла все спальни? Блефует? Или беспрестанно наблюдает за мной, делая вид, будто разговаривает с другими?
И что еще за сюрприз для предков? Электрический стул, что ли?
Куда запропастились эти капли? Вот они. Вечером буду держать магнитофон при себе. На всякий случай. Хватит болтать, пора вниз.
У всех приподнятое настроение. Елка сияет всеми огоньками, очень красиво. Мама пошла наводить красоту, папа — облачаться в вечерний костюм. За ужином будет отец Карен, супруги Беари с малышом, Кларисса и доктор Милиус… бедняга, после происшедшей (очередной!) трагедии его никак нельзя оставлять одного!
А в чем же буду я? Не стоит раскатывать губенки, Джини, не настолько я глуп, чтобы описывать тебе свою одежду. Выглядеть я буду прекрасно, это уж точно. Мы прекрасно будем выглядеть — и я, и мое лицо. Слышала про такую штуковину, которая забирается в людей и ест их изнутри? Я, может быть, уже потихоньку пожираю тебя, Джини, и прежде, чем ты это осознаешь, ты будешь совсем как я. Разве ты не испытала бы сейчас удовольствия, убив меня?
Мама сказала, что ты будешь сидеть за столом вместе со всеми, потому что Рождество. Мило, не так ли? После ужина мы станем петь гимны. Придет твой фараон. А на десерт — труп Клариссы… Прелестная ночь, священная ночь, блейте, толпы глупых баранов, пастуху на вас плевать, а звезда, которую вы высматриваете в небе, — всего лишь отблеск моего ножа в ваших глазах!
Пятиминутная передышка. Вот ужас — нос у меня совсем красный! Времени хватит только на то, чтобы принять душ и переодеться.
Сейчас приму душ.
Еще одно послание… И опять все то же самое… Думаю, ему страшно оттого, что скоро придет лейтенант. Надену красное платье — оно хорошенькое, к тому же единственное.
А вдруг он отвлек мое внимание на Клариссу для того, чтобы удобнее было убить меня саму?
Интересно, магнитофон выпирает из кармана? Нет, все в порядке, я — самый элегантный сыщик страны!
Вперед, иначе эта несчастная индейка (настоящая!) сейчас обуглится. Да! Нужно же еще свечей на стол добавить!
Счастливого Рождества! Я в туалете и говорю шепотом. Вечер удался на славу: Милиус и Блинт и рта не раскрыли, похоже, вот-вот расплачутся, плюс к тому уже порядком опьянели. Доктор — чувства такта ему не занимать — все время шутит и травит сальные анекдоты. Мальчишки выглядят шикарно — ну прямо женихи. Старушка, похоже, чем-то озабочена, у нее веки подергиваются. Она столько снотворных принимает… Супружеская пара с малышом — очень милые люди, кроху свою уложили в спальне Старушки, а сами явно любят выпить и повеселиться. Я немножко пьяна, поэтому хочется писать!
В какой-то момент мне показалось, будто за мной наблюдают; я обернулась, но никто на меня не смотрел… Икота напала. Но в промежутках между икотой и соплями из носа я, можно сказать, весьма сексуальна!
О! Я ведь так и не рассказала о сюрпризе! Том, который приготовили мальчишки!
Движущиеся ясли с Иисусом и всем прочим — волхвами, быком, играет музыка, и все это шевелится; они сами их смастерили; возились, должно быть, часами напролет. Их-то они и варганили, а я-то думала, что они там с дьяволом якшаются! Звонят, — должно быть, лейтенант; тысяча чертей, скорей — я уже внизу…
Веселого Рождества! Веселого Рождества всем! Я выпил шампанского, и у меня кружится голова. Самое время нацарапать записочку! Все прекрасно. Пришел фараон, и Джини вовсю крутит хвостом. Кларисса все время разевает свой большой рот. Гости принесли малыша, он спит наверху… Папе с мамой очень понравились ясли — неплохая идея, правда? Писать, опершись на стену, трудно. Пойду смешаюсь в общей куче. Главное — быть незаметным.
Вечер в конечном счете получился замечательный. Лейтенант, Боб, Сисси, доктор и Старушка играют в карты, а Милиус с Блинтом продолжают надираться.
Кларисса и мальчики забавляются компьютерными играми, а я пошла причесаться (теперь это называется «причесаться» — я и расчески-то увидеть неспособна); подношу микрофон к самым губам и — хоп! Мы все действительно порядком напились, даже мальчишки, — все время гогочут, говорят глупости и ходят туда-сюда. Из-за того что сегодня вечером они одинаково одеты и причесаны, Кларисса без конца их путает, и это всех смешит. Они много пели, и — ничего не скажешь — просто великолепно. Жаль, что на меня икота напала…
Никак не могу поверить в то, что это тот же самый дом — совершенно нормальный дом, в котором живут нормальные люди, которые шутят самым нормальным образом! С мерзким ощущением того, будто я угодила к людоедам, покончено.
Ну, пап, до чего же ты сумел нагнать на меня страху этой сказкой про девочку, угодившую, сама того не понимая, к людоедам, а они откармливали ее, чтобы съесть… Я не хотела, чтобы под конец ее съели, но ты говорил: «Так уж случилось». Все, иду опять туда, а то сейчас все решат, что мне стало плохо. Ой, ой, все вокруг качается, право руля, лево руля, полный вперед! It's a long way to Tipperary, it's a long way to go…[5]
Тошнит.
Джини пьяна в стельку — вижу, как она раскачивается из стороны в сторону. Мы играем в загадки, и она думает, что я пишу, чтобы отгадать; нет, Джини, я пищу, как всегда, тебе… Мне слишком жарко, тошнота одолевает, мы много пели, это было прекрасно, а теперь Кларисса прижимается ко мне и улыбается, пьяная, — и она туда же; забавляйтесь в свое удовольствие, пользуйтесь случаем, я приготовил вам сюрприз… Ко мне обращаются, я должен ответить. Не ошибиться бы, отвечая.
