и потому готовы коррумпировать следователя, чтобы он поскорее замял уголовное дело об убийстве. А сами при этом хотите узнать для себя чистую правду. Какой-то здесь прослеживается моральный дуализм, не находите?
– Да прекратите вы ерничать! – не сдержавшись, повысила голос генеральская дочь. – Думаете, я не понимаю, что уголовные дела такого рода даже за большие деньги нельзя так просто взять и закрыть? Я всего лишь не хочу шумихи. К тому же, – она принялась с ожесточением рассматривать свои ногти, – у меня нет времени плотно сотрудничать со следствием. Для этого вы мне и нужны. Я заплачу вам за то, что при наличии свободного времени могла бы сделать сама, – докопаться до истины, до которой, возможно, не докопается следствие. Вы должны восстановить картинку целиком! Я жду от вас что-то наподобие сценария сериала, с прописанными даже мелкими деталями. Не сухие факты, но выпуклая картинка последних лет жизни отца, приведшая его к такому… такому дикому финалу. Предоплату в размере половины готова отдать сейчас же. Остальное – после выполнения заказа.
– Деньги я сейчас не возьму, – привстав, ответила Варвара Сергеевна. – Ответ дам завтра, ближе к вечеру. Прежде чем браться за ваше дело, мне необходимо собрать кое-какую информацию.
– Разумеется, – кивнула, не глядя на нее, Надежда Романовна.
– Дорогу найду, не провожайте.
* * *
Выйдя из дома с тяжелым чувством, Самоварова думала о том, что, если бы не случайная встреча с покойным генералом, она не взялась бы за это дело даже за такие деньги.
Любопытство – возможно, более мощная движущая сила, чем деньги, – всегда двигало и будет двигать людьми.
А любопытство – вещь предметная.
В подернутых безумием глазах генерала читалось послание – или крик о помощи, или какая-то отчаянная предсмертная просьба, обращенная лично к ней.
И теперь эта невыраженная просьба приобрела конкретные очертания.
Работа предстояла кропотливая, да еще Жора так некстати висел у нее на шее.
Для начала ей было необходимо связаться с Никитиным, чтобы собрать досье на покойного, – черт его знает, может, генерал был тесно связан с криминалом. А в подобные дела ей, замужней пенсионерке, лучше не соваться…
Она шла по длинной, вымощенной булыжником дорожке, и внимательно разглядывала участок, со вчерашнего дня оставшийся в памяти серо-зеленым трупным пятном.
Вдоль дорожки высились ряды сосен, между ними было аккуратно выдержано расстояние в два метра. Под каждым деревом были выложены внутри квадратного обрамления из уличной лиственницы мелкие, в тон серой дорожке, камушки. Ближе к выходу раскинулись аккуратно подстриженные кусты.
Это не был классический русский сад, скорее попытка облагородить участок в стиле японского минимализма.
И только почти у самого забора, как чей-то неуместный, наивный и радостный вскрик, красовался небольшой цветник из трех кустиков плетистой, привязанной ветками к перголе розы – по краям красного цвета, а в середине – цвета забытой в старом комоде пудры.
Остановившись, Самоварова оглянулась и посмотрела левее, в глубь участка, туда, где побывала вчера.
Дверь бани – последнего земного пристанища генерала, была плотно закрыта и глядела ей вслед то ли с угрозой, то ли с упрямой мольбой.
С трудом справившись с хитрым замком калитки, она покинула участок.
Какой-то чумазый, сгорбленный и низкорослый пожилой мужчина катил впереди себя по краю поселковой дороги тачку с поленьями. Несмотря на теплую, уже летнюю погоду, он был в замызганной черной ветровке, капюшон которой плотно прилегал к голове. Лицо его было то ли грязным от сажи, то ли почти до черноты смуглым, а над жидкой неопрятной бороденкой торчал длинный острый нос.
Вспомнив про старого Ваника, затопившего вчера для генерала «баньку по-черному», она проверила сообщения в телефоне.
Надежда Романовна, не утруждая себя копированием номера, отправила телефон через опцию «контакт».
Он значился у нее в контактах не то в шутку, не то ради издевки как «Ваник-адъютант».
* * *
Собака, которую нарисовал Жора, была похожа на монстра: чуть не треть туловища занимала открытая пасть с двумя рядами корявых, огромных, похожих на скалы зубов. Треугольные, разных размеров уши торчали по бокам почти квадратной головы. Хвосту и лапам – самым «милым» частям собачьего тела – художник не удосужился уделить особого внимания, обозначив их тонкими линиями.
Помимо собаки, за час с небольшим, что отсутствовала Самоварова, мальчик успел нарисовать и сирень, попытавшись скопировать то, что было на холсте у Наташи. Вышло коряво и неумело, но этот рисунок выглядел куда более жизнерадостно. Ветки сирени, смахивавшие на ветки елки, он украсил бабочками и воздушными шарами, а на стол (чего не было в оригинале) пристроил тарелку, на которой лежал слоистый треугольник, изображавший, видимо, пирожное.
Увидев Варвару Сергеевну, он обрадовался.
Хотя с чего бы?
Они были вместе всего третий день.
И каждый из прошедших дней был напичкан событиями, как ветки его нарисованной сирени – игрушками. Вот только, в отличие от бабочек и шаров, событиями преимущественно плачевными.
– Ну что… Пора нам и честь знать, – обратилась Варвара Сергеевна к Наташе, державшей кисть и по-прежнему занятой работой над своим холстом.
Прежде чем ответить, Наташа, задумчиво и словно до того долго сомневаясь, поставила в углу картины крупный бледно-желтый мазок.
«Решила добавить солнца», – догадалась Самоварова.
– Мне парень ваш особо не мешает. Если надо, приводите, – бросив короткий взгляд на Варвару Сергеевну, отозвалась она и вернулась к холсту.
Лариса хлопотала на кухне у плиты.
– Че, куда моталась-то? По делам? Что-то быстро управилась! – радостно затараторила она, явно рассчитывая на откровенность.
Поскольку Варвара Сергеевна еще не приняла окончательного решения, она сочла пока лишним рассказывать болтливой соседке о встрече с дочерью генерала.
– Были кое-какие дела, – туманно ответила она.
– Кофейку выпьешь? – не дождавшись ответа, Лариса подскочила к старенькой и маленькой капсульной кофемашине.
В кабинете у генерала стояла самая новая и навороченная версия этого известного бренда. А еще у него на руке в момент их встречи и в момент смерти были часы. Самоварова не шибко разбиралась в мужских игрушках, но ее скромных познаний хватило на то, чтобы понять, что генеральские часы были не из дешевых.
«Дочь баловала? И это при ее отстраненности от родителей и ее рациональности? Часы – не вещь первой необходимости и даже не дом, в который она, судя по всему, вложилась, руководствуясь принципом “с глаз долой – из сердца вон”. Или генерал все же имел какой-то доход?»
Картинка не складывалась.
– Наташе идет на пользу общение с твоим индиго, – сунув ей в руки щербатую чашку с коричневой жижицей на дне, щебетала Лариса. – А то сидела целыми днями
