— Фантом, — поправил Беловолосый. — Правильно говорить так, — он взглянул на Мэтью для уверенности. — Верно ведь?
Мэтью едва ли расслышал его. Он смотрел на пламя свечи и наблюдал, как оно колыхалось, когда на нее дул ветер из какой-то трещины в этих древних стенах.
— Что было его мотивом? Ограбление?
— Альбион убивает тех, чьи имена не стоят и шиллинга, — ответил Сломанный Нос. Он вернулся на свою койку и свернулся на ней, уткнувшись спиной в каменную стену. — Нет, дело не в ограблении. Он получает от убийства удовольствие… по крайней мере, похоже на то. Ох, парочка людей говорила, что даже видела его после того, как находили очередной труп. Говорили, он носит черный плащ, капюшон и золотую маску. Да уж… Золотая маска. И меч длинной с твою руку.
— Прямо-таки меч? — удивился Мэтью.
— Меч… длинный нож… неважно, что это, режет он глубоко. Я слышал истории о том, что Альбион может проходить сквозь стены. Твердые стены не остановят фантомима… то есть фантома, если угодно. Нет, сэр. Слышал, что он может быть в одном месте, а через минуту уже показаться в точке через полгорода от первой. А еще слышал, что он спрыгнул однажды с крыши… и исчез прямо на глазах. Альбион летает на ветру, вот, что он делает. И если кому-то не повезет оказаться на его пути и попасть под взгляд его золотой маски… они за это умрут, потому что Альбион — это сама Смерть, и под маской его скрывается ухмыляющийся череп.
— А могу я спросить, от кого вы слышали все эти истории?
— Мне их читали из «Булавки», само собой. Так я узнаю все новости.
— Понятно, — Мэтью понял, что Лорд Паффери, кто бы он ни был, мог бы просто придумать персонажа по имени Альбион в золотой маске, точно так же, как он выдумал Леди Эверласт и ее двухголовое чадо. Разумеется, Бенджамин Грир мог и в самом деле быть убит, но убит обыкновенным преступником, ничем не отличающимся от других, а обстоятельства смерти приписали некоему призраку, который может путешествовать по ветру и проходить сквозь стены. Это попросту больше будоражит толпу. — Вы говорите, «Булавка» выходит дважды в неделю? А сколько она стоит?
— Расходится за пять пенсов, — ответил Беловолосый. — И стоит каждой монетки, которую за нее платят, потому что она держит нас в курсе событий. Люди сходят с ума от голода и жажды по новостям без «Булавки». Если бы она не выходила дважды в неделю…
— Дешевый джин для ума, как я полагаю, — сказал Мэтью, и говорил он больше с собой, нежели с сокамерниками. Гарднер Лиллехорн был прав: это был не Нью-Йорк — в Нью-Йорке в «Уховертке» Мармадьюка Григсби никогда нельзя было встретить такой откровенной лжи. По факту, Марми было бы стыдно показать лицо горожанам, напечатай он такую ерунду.
Тем не менее, Мэтью вдруг обнаружил, что снова, словно под гипнозом, тянется к газете, к той части, где было описано смехотворное появление на свет ребенка Леди Эверласт. Это было абсурдно, но по-своему забавно, потому что могло помочь скоротать тяжелые тюремные часы. Просматривая статьи, он предположил, что Лорд Паффери — если в реальности существовал такой человек — обладал отличным воображением, которое мог выплеснуть в этом тонком куске бумаги, забрызганном экскрементами, за пять пенсов. И, похоже, он был очень богатым человеком. Внизу страницы полужирным шрифтом было написано: Материалы для печати приобретены в лавке См. Лютера, Печатника, 1229, Флит-Стрит.
Сэмюэль Лютер? Этот человек держит глаза, уши и голоса сотен тысяч лондонцев в своих руках. Мэтью представил себе, как он нашел бы Лорда Паффери и предоставил бы «Булавке» реальную историю, рассказывающую о некоем Профессоре Фэлле, на чьем фоне Альбион просто по-детски развлекается. Сейчас Мэтью был на территории Фэлла. Берри и все остальные, о ком он беспокоился — и кого любил — находились в безопасности вдалеке. Так что, если Профессор так жаждал заполучить юного решателя проблем из Нью-Йорка, стоило сначала наполнить его живот «Булавками».
Что ж, неплохой план. Но сначала нужно было вырваться на свободу. Возможно — оставалось лишь надеяться — прямо завтра.
Завтра наступило. В Плимуте Хадсон и Берри, наконец, добились аудиенции у констебля Монкроффа ровно в семь часов утра и выяснили, что узник, которого они так истово искали, был перевезен в Лондон, где сейчас содержится в тюрьме Святого Петра, а дело ведет помощник главного констебля многоуважаемый Гарднер Лиллехорн. Монкрофф также подтвердил, что жертва убийства — граф Антон Маннергейм Дальгрен. Убит он был в море во время шторма, и в деле присутствуют некоторые смягчающие обстоятельства. Однако помимо этого он ничего сказать не мог.
Хадсон и Берри направились сразу в контору по перевозке, чтобы обеспечить себе безопасное перемещение в Лондон, однако там им сказали, что все возницы на данный момент заняты, и никто не сможет предпринять такую поездку раньше следующего дня — это если возницы вернутся сегодня и смогут уложиться в свой график. Поездка займет около семи дней, а то и больше, учитывая постоянный адский дождь, который размыл дороги. Поэтому билеты могут быть проданы, но но никаких гарантий, что спутникам удастся попасть в Лондон на этой неделе, не было.
Двое путешественников все же купили билеты, а затем вернулись в Хартфорд-Хауз под мрачным ливнем.
В тот же день в Лондоне ожидания Мэтью слабели. Заключенных выводили, кормили говяжьим бульоном с редкими кусочками мяса, заводили обратно в цепях, но никаких новостей о том, связался ли Судья Гринвуд с Гарднером Лиллехорном, не поступало. Мэтью и другие были возвращены в свои камеры, и там молодой человек понял, что действительно может провести в этом нетерпении целый месяц, это впечатывало его настроение, стремления и надежды в мрачные серые камни.
На следующий день дождь не переставал, доступной кареты для Хадсона и Берри так и не нашлось, а Мэтью пришлось пройти через ту же рутину, что и вчера. С той лишь разницей, что теперь свеча выгорела дотла, и новой узникам не предоставили. Как потом объяснили Мэтью его сокамерники, дело было в том, что они использовали весь свет, что им причитался на неделю.
На следующее утро дождь закончился, но небо по-прежнему казалось низким и угрожающим. В конторе по перевозке на этот раз был достигнут успех. Небольшая остановка в Хартфорд-Хауз для того, чтобы собрать вещи — и двое спутников начали свое путешествие в Лондон вместе с недавно прибывшим изготовителем париков из Филадельфии и с норвежским торговцем древесиной.
Мэтью казалось, что он полностью потерял счет времени, когда охранник пришел к их камере с цепями наперевес, открыл дверь и сказал ему: «На выход».
Мэтью встал и повиновался. Охранник сначала закрыл дверь камеры, а затем позаботился о безопасности, сковав цепями запястья и лодыжки молодого человека. Его сокамерники, которых он в то время развлекал историями о своем детстве в Нью-Йорке в приюте для мальчиков и о деле Рэйчел Ховарт в Фаунт-Ройале, приникли к прутьям решетки. Сломанный Нос, которого, как Мэтью узнал, на самом деле звали Томас Лири, неудачливый борец и бывший плотник, крикнул:
— Спокойно, парень! Уклонись от всего, что они в тебя бросят!
— Шевелись, — скомандовал охранник, толкнув Мэтью в спину.
Пока они шли по коридору, отовсюду раздавались грубые голоса, обрывочные проклятья и ругательства. Из клеток вылетали сочные плевки, нацеленные не на Мэтью, но попадавшие на него точно так же. Охранник использовал свою дубинку, очень похожую на ту, с которой не расставался Диппен Нэк, чтобы отбить наглецам пальцы, обвивавшие прутья. Возможно, ему удалось даже сломать несколько, учитывая то, какие болезненные вопли издавали заключенные. Мэтью с трудом дождался, пока следующая дверь откроется, затем его протолкнули в пахнущее чистотой помещение с зарешеченными окнами, через которые пробивался скудный дневной свет. По его интенсивности молодой человек сделал вывод, что сейчас около полудня. В это время тощий охранник приставил свою дубинку к подбородку Мэтью, и второй страж снял цепи с его лодыжек и запястий.
Затем его повели через длинный проход, украшенный написанными маслом картинами различных известных художников. На портретах были изображены люди с большими головами и осторожными глазами.
Вскоре молодого человека привели в комнату, где за столом сидел чиновник с важным, официальным видом прямо напротив стены, на которой висело множество книжных полок. Там стоял в ожидании Гарднер Лиллехорн, одетый в темно-коричневый костюм, а из его темно-серой треуголки торчало красное перо. За ним находилась пара тяжелых дубовых дверей, через которые Мэтью доставили в это здание, а за далее всего семь ступеней отделяли его от улицы.
— Судья Гринвуд, — сказал Лиллехорн. — Встретится с вами сегодня.
