принять его немедленно.
Он потянулся за стаканом кофе. Репортерша вздрогнула и поспешила отодвинуть свою сумочку: так, чтобы он ее не задел. Росток посмотрел ей в глаза и подумал, — в ее поведении есть что-то странное. То она смотрит прямо на него, вся из себя искренняя и честная, а то отводит взгляд, испугавшись за сумочку.
— Не знаю, — осторожно проговорил он. — Не знаю, можно ли вам доверять.
— Даю вам слово.
— Ваше слово.
— Вы в нем сомневаетесь?
— Да нет, просто не уверен, — он намеренно тянул время. — Может, мне стоит посоветоваться с канарейками.
— Канарейками? — сбитая с толку, она нахмурилась.
Кивком он указал на клетку у нее за спиной.
— Это шахтерские канарейки. Они очень чувствительны: как к газу из шахт, так и к частоте звука. Можно сказать, что это природные детекторы лжи. Если в вашем голосе есть признаки стресса или напряжения, предполагающие, что вы говорите неправду, они способны это уловить. В их среднем ухе возникает что-то вроде гармонического резонанса, из-за которого они начинают нервничать и прыгать по клетке.
Репортерша обернулась к клетке с птицами. Росток поневоле улыбнулся, что у него все так легко получилось. Воспользовавшись моментом, он протянул руку и схватил сумочку.
— Это все чушь насчет канареек, — сказал он Робин, которая, повернувшись, увидела, как он роемся в ее сумке. — Вы слишком доверчивы для репортера.
Она пожала плечами. В ее взгляде читалось «ну и черт бы с ней».
— Полагаю, у вас есть разрешение на это, — сказал Росток, доставая автоматический пистолет 25 калибра. Он вынул обойму и достал патроны, прежде чем положить оружие на стол.
Впрочем, его больше заинтересовал другой предмет, из-за которого она как раз и двигала сумочку так, чтобы та постоянно находилась между ними. Это был компактный японский диктофон, в длину не больше пачки сигарет, а в ширину раза в три меньше. Судя по надписи, сделанной маленькими серебряными буквами, он реагировал на голос. В узком окошке виднелись две катушки пленки.
— Поразительные вещи сейчас делают, — проговорил он, глядя, как пленка начала вращаться при звуке его голоса и перестала, когда он замолчал.
Без лишних слов он принялся нажимать на маленькие кнопочки, пока наконец не нашел «EJECT». Достав кассету, Росток кинул ее в остатки кофе.
— По закону запрещено записывать разговор, не предупреждая об этом своего собеседника.
— Вы только что уничтожили улику.
— Не стоит из-за нее беспокоиться, — он пожал плечами, после чего встал и подошел к кофеварке. — Я сделаю вам еще кофе.
Росток сменил промокший фильтр на новый, и вскоре кабинет вновь наполнился приятным кофейным ароматом.
— Странно, что вы меня еще не выкинули, — сказала она. — Большинство копов сделали бы именно так.
— Были времена, когда и я бы так сделал, — ответил он. — Однако как временному шефу полиции мне следует быть более дипломатичным.
— Я бы не возражала, будь вы еще и посговорчивее.
Росток смотрел на кофеварку, которая опять принялась кашлять и вздыхать, после чего, наконец, струйка коричневой жидкости потекла в стеклянный кофейник».
— Я хочу вам кое-что рассказать, — негромко произнес он, не поворачиваясь к Робин. — Объяснить, почему мне не хочется распространяться обо всей этой истории с рукой — по крайней мере, пока я не набрал достаточно фактов.
— Я слушаю.
— Все дело в менталитете местных жителей. Миддл-Вэлли совершенно не похож на остальные города. Родословная многих его обитателей происходит из России: либо они сами иммигранты, либо дети и внуки иммигрантов. И город постоянно пополняется — причем, в основном, родственниками местных. Так или иначе, с каждым годом русских здесь все больше и больше.
— Это я и так знаю, — уставшим голосом сказала она. — Во время распада Союза я работала на местной радиостанции и проводила пару опросов.
— Если перечитаете те интервью, то поймете, с какими людьми мне приходится иметь дело, — он налил кофе и поставил стаканчики на стол. — Русские всегда были загадочным народом. Они верят в чудотворные иконы, предсказания будущего и святых целителей. Русские иммигранты, приезжавшие в Миддл-Вэлли, принесли сюда свои суеверия и религиозные традиции.
Он не спеша потягивал кофе, отметив, что Робин к своему не прикасается.
— В нашем городе три разные русские церкви, и каждая предлагает свое видение православия. Также здесь есть несколько групп раскольников, которые исполняют свои ритуалы в заброшенных зданиях и частных домах. Секта Хлыстов верит, что может добиться спасения через дикие сексуальные оргии. Молокане — приверженцы пацифизма. Дырники поклоняются небу сквозь дыру в крыше. А Божьи Люди называют себя «детьми господними» — считается, что во время проведения своих обрядов в России они имели обычай калечить женщин. Приезжие поражаются, когда слышат об этих сектах, — а ведь это только несколько из тех подпольных культов, что существуют в России. У нас, как в любом сообществе русских иммигрантов, имеются их представители.
— Вы говорили что-то о святых целителях, — сказала она, так и не притронувшись к кофе. — Они есть в Миддл-Вэлли?
Самый известный — епископ Сергий, — сказал Росток. — Он утверждает, что продолжает традицию русского старчества, — заметив вопрос в ее взгляде, он объяснил: — Старцами называли святых, в давние времена скитавшихся по Руси. Они несли слово Божье и исцеляли больных.
— Они по-настоящему… то есть, действительно лечили?
— Если верить всему, что я слышал, то да. Мой дед много мне о них рассказывал. В те дни врачей в деревнях не было. Если человек заболевал, ему оставалось либо лечиться народными средствами, либо ждать странника-старца, способного его исцелить.
— А этот епископ… вы так сказали?
— Да, как в католичестве.
— …этот епископ Сергий, он все еще здесь? В Миддл-Вэлли?
— Здесь, — сказал Росток. Разговор приобрел неожиданный оборот, и Робин теперь задавала вопросы менее настойчиво и уверенно. Хотя, пока она не давила на него по поводу таинственной руки, он был только рад отвечать ей. — Сергий — глава русской старообрядческой церкви Святой Софии. Она сейчас не в лучшем состоянии, но остается самой красивой в городе.
— Я хотела бы больше узнать о нем… — начала она, но затем, видимо, почувствовала, что нужно как-то обосновать свою просьбу: — Здесь может быть что-нибудь интересное.
— Ну, во-первых, он не настоящий епископ. То есть, он не был рукоположен на сан.
— Но у него церковь…
— Это автокефальная церковь, — сказал Росток. — Иными словами, она никому не подчиняется, что дает Сергию право присвоить себе такой сан, какой ему хочется. Он приехал сюда из сибирского монастыря и, обнаружив, что у Святой Софии нет постоянного приходского священника, поселился в доме рядом с церковью
