Я отшатнулся, ударившись обо что-то головой, и в этот момент змея упала на мою ступню. Вне себя от бешенства, стал топтать ее, чувствуя, как что-то противно хрустит и чавкает под подошвами.
Отскочив в сторону, я направил луч фонарика на растоптанную тварь, превратившуюся в кровавое месиво, потом, вспомнив, что ядовитые зубы опасны даже после смерти змеи, пинком отшвырнул ее прочь.
Подняв фонарик, я осветил дверь, желая убедиться, что она надежно закрыта и остальные твари до меня не доберутся. Потом осмотрел помещение, пытаясь понять, куда попал и не затаились ли змеи и здесь. Пусто. Я спасся от смертельной опасности, но оказался в ловушке.
Помещение имело футов пять в ширину и двадцать в длину. Подняв руку, я смог достать до потолка. Стена напротив двери была завалена всяким хламом вроде обугленных бревен. В отличие от первой комнаты здесь не было обшивки из досок, однако потолок выглядел так же убого: бревна, покрытые фанерой и засыпанные сверху землей. В щели просачивалась вода. Рано или поздно древесина сгниет, и потолок обвалится.
Пока я рассматривал две непонятные металлические трубы, идущие поверху, дождь снаружи усилился и вода по стенам потекла гораздо быстрее. По завалу в дальнем конце подземелья потекли ручьи. Вскоре вода поднялась мне до лодыжек. Щель под дверью была слишком узкой, чтобы она успевала вытечь. Я попал в некое подобие цистерны.
Сколько осадков может выпасть в сильную июньскую грозу? Дюйм? Два? Вроде бы не страшно... если не учитывать пространство над подземельем и квадратуру сгоревшего дома, а ведь оттуда все льется в камеру размером пять на восемь и двадцать футов, в которой я заключен. Возможно, до потолка вода и не поднимется, но существует опасность, что она достигнет уровня, при котором мне придется плавать, чтобы удержать голову над поверхностью. И сколько я продержусь, если замерзну? Через три часа я погибну от холода.
Собственно, я уже начал дрожать. В свете фонарика был виден пар от моего дыхания. Я зашлепал к обломкам, заблокировавшим выход из подземелья. Укрепил фонарик между обгоревших досок. В неверном свете трудно было определить, с чего начать разборку завала, и я просто ухватился за первое попавшееся бревно, попробовав стронуть его с места. От усилия дыхание участилось. Глубоко вдохнув, я закашлялся от запаха гари и гнилого дерева.
Я потянул сильнее и вытянул бревно. Неожиданно весь завал двинулся с места – и фонарик начал падать. Я попытался его поймать, но пальцы лишь скользнули по мокрой пластмассе. Бросившись на колени, я успел подхватить фонарик до того, как он упал в воду. Прижал его к груди, как сокровище. Ведь он почти наверняка выйдет из строя, если намокнут батарейки. Меня затрясло еще сильнее, когда я понял, что мог остаться в кромешной темноте.
Холодная вода почти достигла колен. Я попытался одной рукой держать фонарь, а другой разбирать доски, однако ничего толком не вышло. С большой неохотой я попробовал еще раз закрепить фонарик на обломках, но он упал почти сразу же, как только я взялся за следующее бревно.
Пистолет за поясом врезался в тело. Это навело меня на мысль засунуть за ремень и фонарик, но он не поместился. Стоп, сказал я себе. Думай. Должен быть выход...
Я снял рюкзак, открыл боковой карман и закрепил в нем фонарь. Снова закинул рюкзак за плечи, и фонарик осветил потолок, но, когда я склонился за очередной доской, луч света попал как раз туда, куда требовалось.
Я работал с остервенением: тяжело дыша, вытаскивал обломки и отбрасывал их за спину. По завалу ручьем стекала вода; я вспотел, но не переставал дрожать. Вытащив еще одно бревно, увидел покрытую плесенью бетонную ступеньку, воспрянул духом, отбросил несколько досок, освободил следующую ступеньку... Скоро поднимусь выше, и переохлаждение мне не грозит! Все будет хорошо. В рюкзаке есть еда. Можно отдохнуть и подкрепиться, дать отдых батарейкам и включать фонарь только во время работы.
Я бодро ухватился за очередную доску, вытащил ее и уже хотел отбросить за спину, но тут раздался треск, и сверху начала валиться целая куча обгоревших обломков. Я хотел отпрыгнуть назад, но мокрая масса уже рушилась, придавливая меня к воде. Только бы не намочить фонарь!
Оглохнув от треска, отраженного стенами, я старался устоять на ногах и не упасть в воду, отпихивал бревна и отбрасывал доски. Ухватил что-то, на ощупь явно не дерево. Оно было круглое и мягкое...
Когда я понял, что держу в руке раздавленную змею, то пронзительно закричал и отбросил ее: и тут меня в грудь ударило падающее сверху бревно. Я упал. Грязная вода накрыла меня с головой. Задыхаясь и кашляя, я вскочил на ноги, судорожно хватая ртом воздух, протер глаза – и вдруг понял, что ничего не вижу.
Фонарик больше не работал.
В абсолютной темноте обострились все мои прочие органы чувств. Я слышал плеск воды и удары бревен о стены, чувствовал, как липнет к телу мокрая одежда, ощущал во рту вкус гари и грязи. Меня тошнило от затхлой воды. Но сильнее всего было чувство страха. Я боялся пошевелиться, чтобы снова не коснуться мертвой змеи, стараясь не потерять равновесия в темноте. Шум и грохот в подземелье постепенно затихли. Слышалось только журчание воды, стекающей между бревнами крыши и по ступеням лестницы.
Намокший рюкзак держать на плечах было тяжело. Я на ощупь снял его, повесил на сгиб руки и осторожно достал фонарик. Встряхнул. Несколько раз нажал на кнопку. Бесполезно. Открутил крышку, вытащил батарейки, протер контакты, надеясь высушить. Снова вставил батарейки и нажат на кнопку. Ничего не случилось. Впрочем, нет, не совсем так: мои глаза привыкли к темноте, и я уловил слабое свечение на левом запястье – часовая стрелка была покрыта светящимся составом.
Я вылил воду из рюкзака, положил в него фонарик и пистолет, который сильно мешал мне. Потом надежно застегнул все замки и повесил рюкзак за плечи.
Вода тем временем поднялась выше колен.
Вперед!.. Выставив руки, я тронулся с места. Коснулся ладонями холодной шершавой и мокрой поверхности бетонной стены. Так, куда дальше – влево или вправо? С одной стороны должна находиться дверь, с другой – лестница...
Я осторожно двинулся влево. Что-то ткнулось мне в ладонь. Господи, опять эта змея! Нет, щепка. Всего лишь щепка.
Я перебрался через большое бревно. Дошел до лестницы. Нащупал доски. Вцепился в них. Начал таскать и отбрасывать обломки за спину. Руки болели от царапин и заноз, но я не обращал внимания на такие мелочи. Необходимо расчистить побольше места, пока вода не поднялась слишком высоко.
Плечи стонали, поясница ныла. Во рту пересохло. Я задыхался – и вынужден был сделать перерыв, чтобы не истратить все силы раньше времени. Достал из рюкзака фляжку, глотнул воды, почувствовав, что дышать сразу стало легче.
Но короткий отдых не восполнил потраченных сил. Голова кружилась; я понимал, что в подземелье накапливается углекислый газ, концентрация которого с подъемом воды только увеличивается. Я умру от удушья.
Вне себя от злости я схватил очередной кусок дерева и отшвырнул за спину. Я освобождал ступеньку за ступенькой, пробиваясь все выше, но вода следовала за мной, облизывая пятки. Казалось, еще немного, и я потеряю сознание. Было совершенно темно, только перед глазами плавали какие-то пятна.
Воздух стал совсем спертым. Мои движения замедлились. Когда я дернул за очередную доску, завал снова пришел в движение; сверху на меня обрушился целый поток воды, сбросил со ступенек и накрыл с головой.
Мне удалось вынырнуть. Стараясь не утонуть, я настолько выбился из сил, что не сразу заметил: воздух стал свежее. Посмотрев в сторону лестницы, я подумал, что схожу с ума, – во тьме появился просвет. Стали различимы неясные контуры предметов. В подземелье проникал свет!
Вдохнув свежего воздуха, я ощутил прилив сил и поплыл к лестнице. Шатаясь, поднялся по ступенькам, увидел доски, освещенные серым светом, – и рванулся наверх.
Когда я пробился сквозь последний завал и оказался в обугленном остове погибшего дома, небо было затянуто тучами. Я подумал, что солнце уже садится: наверное, мне потребовался целый день, чтобы выбраться из ловушки...
Холодный дождь лил не переставая. Я промок до нитки, но ливень не смыл грязи, больше похожей на жир. Я пробирался по развалинам. Протискивался, перелезал, подтягивался. Несколько раз прогнившие доски ломались, и меня охватывал страх: очень не хотелось снова куда-нибудь провалиться. Наконец мои окровавленные пальцы ухватились за парапет. Я перевалился через стену и упал на раскисшую землю. Подняться мне удалось только через несколько минут. Я брел по грязи, гадая, хватит ли у меня сил дойти до машины.
Вокруг клубился пар, но мне все казалось, что вода недостаточно горячая. Холод пробрал меня до костей. До глубины души.
В каких целях использовалось подземелье? Я непрестанно думал над этим вопросом. Почему Оруэлл, явно умевший строить, не сделал перекрытия из бетона? Для чего нужны были две трубы, шедшие по потолку из малой камеры в большую? Если подземелье использовалось как склад, то зачем обшивали стены, настилали пол, устраивали изоляцию? Я не мог постичь смысла. Пока...
