Он пытался, честно пытался. Он надеялся, что кто-нибудь придет ему на помощь. Что кто-нибудь вспомнит про него. Он хотел, чтобы здесь оказалась его мать. Чтобы она протянула ему руку и помогла добраться до берега. Подобно Ною, он жаждал материнского тепла. Он пытался помахать рукой стоящим но берегу, но руки ему не повиновались. Ни поднять их над водой, ни плыть он больше не мог. Он отчаянно ударил ладонями по воде, словно можно было таким образом заставить море отступить, сделаться мельче. Ему было страшно. Говорят, утонуть – один из самых легких способов проститься с жизнью, но Джону было страшно, потому что он знал: он остался один. Последние свои силы он потратил на ее ребенка.
Наконец он увидел лодку. И на мгновение ему показалось, что все будет хорошо. Но когда лодка приблизилась, он уже два или три раза уходил под воду. Ему бросили веревку, но он не мог схватиться за ее конец. Потому что он был мертв. Помощь подоспела, когда он уже умер. Его втащили на борт, положили на дно. Кто-то начал вдувать ему воздух в легкие через рот. Кто-то массировал грудь. Лодка вернулась к берегу, трое мужчин вынесли тело молодого человека, положили на песок и возобновили свои усилия – вдували воздух, делали массаж. Но все было напрасно – он ушел.
А поодаль небольшая группа людей окружила маленького мальчика и его мать. Они загораживали от Ноя мужчину, который спас его, а теперь лежал мертвый. А Шарлотта стояла на коленях, кутая сына в полотенце и тоже не давая ему посмотреть на своего мертвого любовника.
2013, лето
Через площадь быстро проехал голубой, формой напоминающий утиное яйцо, «Фиат-500». Роберт посмотрел на него через окно. Любимый цвет Кэтрин. Он помнил об этом, делая ей подарки ко дню рождения. Сейчас он участвовал в совещании, на которое опоздал, хоть и перенес его на час. Пришлось принять душ, побриться, переодеться. На работе у него имелся запасной костюм, но надевал он его, лишь отправляясь на официальные мероприятия: для деловой рутины он был слишком строг, и от него не укрылось удивление на лицах коллег, гадающих, должно быть, куда это он собрался. Ему приятно было видеть их рядом, говорить с ними, не оставаться одному. Даже не говорить и тем более не разыгрывать представление, а просто смотреть – с этим он мог справиться. Хорошо, что вокруг звучали голоса. Это благодаря им он кое-как держал себя в руках. Стоило ему почувствовать слабость, предаться своему горю, как чья-нибудь очередная реплика рывком возвращала его к жизни.
Это была всего лишь книга. Это всего лишь книга. Он понимал, что это только версия событий, изложенная кем-то, кто явно ненавидел ее, но можно ли в чем-то винить этого человека или этих людей? И эта версия слишком близка к реальности, чтобы Кэтрин могла ее забыть. В любом случае она трахалась с незнакомым мужчиной, который потом погиб, спасая их сына. Пусть в книге не совсем Кэтрин, и все же это она. Во всяком случае, он смог узнать в героине свою жену. И книга показала ему то, что ускользало от него раньше. Кэтрин – женщина, которая всегда действовала по-своему, всегда поступала так, как ей хотелось.
Он вспомнил их первое свидание. Она пригласила его выпить бокал вина, сказала, что хотела бы поговорить не под запись. Она была молода, выполняла свое первое журналистское задание. Вообще-то не следовало ему соглашаться, был риск потерять работу, но она так настойчиво уговаривала его по телефону, что в конце концов он согласился. Помнится, она опоздала – хотя это он делал ей одолжение, – но каким-то образом свела все к милой шутке. Он вспомнил, как при виде входившей в бар молодой ослепительной блондинки буквально прирос к месту, надеясь, что это именно она назначила ему свидание. Она огляделась, поймала его взгляд и улыбнулась довольно застенчиво. Он улыбнулся в ответ и привстал. Не слушая его возражений, она заплатила за выпивку и выудила из него все, что ей было нужно, он ответил на все вопросы. Не под запись, конечно, однако впоследствии она использовала все услышанное. Правда, имени его она не назвала, но не упустила ни единой подробности. Она была хорошей журналисткой. Но риск потерять работу это не уменьшало. Уже тогда, при первой встрече, он был готов ради нее на все. Она знала, чего хочет и как добиться желаемого. И плевала на последствия.
В книге перед ним предстала мать, которая свои интересы ставила выше интересов ребенка. И это правда: настоящей матерью она так и не стала. Любовник погиб, и она нашла утешение в работе. Винила ли она Ника в его смерти? Не поэтому ли не захотела целыми днями сидеть дома и заниматься ребенком? Не удивительно, что у них так и не сложились отношения. А Роберт всегда ее оправдывал, сглаживал острые углы, спешил на помощь, изо всех сил старался избавить от чувства вины, никогда не упрекал, никогда не судил. До нынешнего момента. Он вспомнил одну из фотографий. Он старался отогнать видение, сосредоточиться на настоящем, но не мог избавиться от прошлого. Кэтрин принимает душ на пляже, вода стекает по лицу и телу, шея выгнута, глаза прикрыты, губы тронуты улыбкой. Ей приятно, что на нее все смотрят. Пальцы у него снова начинали дрожать, он сжал кулаки, сунул руки под стол. Все чувства, которые он таил от самого себя долгие годы, мысли, которые никогда не позволял себе додумать до конца, сейчас прорвались наружу.
И все равно он любил ее. Признайся она ему в своем увлечении тогда же, он бы смог простить ее. Но сейчас – нет. Он прикусил изнутри щеку, чтобы не разрыдаться. Он на все был готов ради нее. Ему хотелось еще детей, но Кэтрин была против, и он даже на этот счет не сказал ни слова. То есть прямо она не отказывалась, но всегда находила какие-то оправдания, а потом стало слишком поздно. А ему хотелось, чтобы у Ника были брат или сестра, он считал, что так ему будет лучше. О Боже, она все разрушила. Он уже никогда не сможет ей доверять.
Перед ним на столе лежали разные бумаги. Информация, с которой он должен ознакомиться, детали, которые он должен учесть. Он начал листать бумаги, спрятался за ними. Ему смутно припоминалось, что Ник всегда выпрашивал лодку или что-нибудь надувное, и они с Кэтрин сошлись на том, что это не лучшая идея. Тем не менее, когда Роберт уехал, она купила мальчику эту посудину и не смотрела за ним, спала, когда чей-то сын умирал, чтобы спасти Николаса. Но чей? Кто написал эту книгу? Подружка погибшего? Мать или отец – тот самый старик, что принес фотографии? Бедняга. Конечно, то, что он сделал, гнусно, но можно ли его в этом винить? Может, Роберту следовало поблагодарить его за то, что сделал его сын? Да, ему следовало быть благодарным, но пока выразить свою признательность он не в состоянии. Если бы Джона, или как там его зовут на самом деле, там не было, Шарлотта не была бы так рассеянна, она, возможно, удержала бы сына на берегу, не позволила заходить одному в воду. И если бы там был он сам, Роберт, ничего бы не случилось.
В голове у него сгущалась какая-то масса. Еще одна – в желудке. Темные комья чего-то давно забытого. Это ревность. Черная, глухая ревность. Он ревновал к этому мертвому юноше, у которого была связь с его женой и который спас его ребенка. Который давным-давно, в чужой стране, наставил Роберту рога, сам о том не ведая. Интересно, часто ли Кэтрин вспоминала того мальчишку, когда они были вместе? Часто ли сравнивала, каковы они в постели? Может, она притворилась, что ей хорошо с ним, Робертом? И часто ли такое бывало? Или постоянно? А еще Николас. Николас, который даже не мог вспомнить молодого человека, спасшего ему жизнь, что в глазах Роберта делает «Джона» фигурой еще более героической. Невоспетый герой. Мученик. Он мысленно пролистал страницы книги. Роберту там почти не уделено внимания. Второстепенный персонаж, даже не заслуживающий имени. Ее муж.
Он погрузился в себя, упал, как растение, потерявшее опору. Слов больше нет. В комнате тишина. Он поднял голову. На него устремлены все взгляды, но он ничего не мог в них прочитать. Они ждали ответа на что-то? Или просто смотрели на него с любопытством? И в таком случае, что видели?
– Что ж, тут есть много о чем подумать, – сказал Роберт, и звук собственного голоса, твердый, густой, придал ему силы. Он встал – здесь по крайней мере авторитет его по-прежнему высок. Совещание окончено, и участники цепочкой направились к двери.
Надо найти семью – выяснить, кто это, и поговорить. Самое меньшее, что Роберт мог сделать, – это выразить им признательность за мужественное поведение их сына и попытаться хоть как-то объяснить человеческие слабости своей жены. Но сначала надо подумать о Николасе, взять его под свое крыло. Он потянулся к телефону.
– Ник? Славно мы с тобой на днях посидели… Слушай, может, повторим? Ты сегодня вечером свободен? Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
2013, лето
После смерти Джонатана Нэнси стала совсем не своя. Сознание ее съежилось до минимальных размеров, и думать она могла теперь только о сыне, которого больше нет. Время лечит, время уменьшает любую боль, повторял я ей. Но достучаться никак не мог. Я был ей просто не нужен. Вспоминаю один день, это было через два месяца после смерти сына. Я ждал Нэнси внизу. Уговорил ее пойти прогуляться. Это было само по себе немалое достижение. В полдень она все еще оставалась в ночном халате и вот теперь пошла наверх переодеться, а я остался ждать в гостиной. Нэнси долго не появлялась – теперь она все делала медленно. Но торопить ее я не хотел, боялся, что она передумает. К тому же я слышал, как она ходит наверху, выдвигает ящик, закрывает дверь гардероба. Она одевалась, она двигалась в правильном направлении. А потом все стало тихо, и я пошел наверх.
