Моника видела сон о том, что с ней была её Класси, которая сидела у неё на коленях и пряталась. Они вдвоём прятались от всех. Ей снились мама, папа и её сестра Клер. Клер училась в третьем классе и, придя после школы домой, она не хотела с нею играть.
У неё во сне Класси сидела у неё на коленях, но затем она поднялась и спрыгнула на пол. Сама. Класси пошла. Она никогда не делала этого прежде. Она, как предполагалось, не ходила. Но теперь вдруг она пошла. А затем и побежала.
Она бежала через весь автобус, и огромный человек бежал за ней следом. Его большие ботинки топали по полу. Он хотел наступить на Класси, растоптать её. Убить её.
Она хотела, чтобы её папа остановил этого человека.
Она хотела, чтобы также и её мама остановила его.
Но они ушли, уведя Клер в школу. И когда они вернутся домой, то они снова не захотят с нею играть и позволят топающим ботинкам наступить на Класси и растоптать её.
Она кричала ей: «Берегись, Класси, берегись…»
Ботинки были гигантскими. Они уже догоняли бегущую по полу Класси. Но Класси уже не бежала. Она шевелила ногами, оставаясь на одном и том же месте.
И один из ботинок уже опускался на Класси.
Она снова кричала, крик, словно бешеный огонь, вырывался у неё изо рта.
Кет проснулась, и тут же, не открывая глаза, осознала, где она находится: в автобусе, с детьми и террористами, захватившими автобус. Она не спешила открыть глаза, она и не хотела это делать, чтобы снова обременять себя заботами бытия в этом автобусе. Эхо от исчезнувшего крика задержалось в её ушах. Она открыла глаза. В порядке ли были дети? Она слышала их мягкое сопение, их тяжелое дыхание. Она оглянулась. Они все утонули в небытие наркотического сна. Она пошевелила ногой и ощутила ключ, между пальцами ноги. Если она соберётся попробовать вывести отсюда автобус, то ей будет лучше сделать это до того, как станет темно, прежде чем наступит ночь.
Этот момент вскоре мог наступить. Но она не знала, готова ли она или нет. Ей нужно было стать той Кет Форрестер, которую она ещё не знала прежде: храброй Кет Форрестер.
Её руки сжимали руль, и она была готова действовать: левая нога была уже на нажатой педали сцепления, правая была готова выдавить акселератор. У себя в уме она репетировала каждый шаг, который ей нужно было предпринять. В последовательности. Она сидела почти час, ожидая. Проходя в уме каждую мелочь. Но всё это бесполезно без нужных действий Миро. Нить к свободе была в его руках. Надо было, чтобы он оказался за пределами автобуса, стоял около двери так, чтобы она смогла закрывать дверь и оставить его снаружи. Но Миро не собирался выходить, хотя ранее он это делал постоянно. Теперь он застрял где-то в заднем конце салона, выглядывая из щелей на заклеенных окнах. Время от времени, он проходил между детей, бдительно проверяя их, будто они могли заключить заговор между собой и с небесами.
Тем временем, Кет спешила. Ей нужно было успеть, пока не станет совсем темно. Незаметно подкрались сумерки. Они ложились на автобус слоем мрака, словно сажа. Снаружи ещё было светло, но небо начинало стремительно менять окраску, переходя из бледно-голубого цвета в тёмно-синий, острые очертания всего, что снаружи, становились стертыми и неясными. Глядя через разрез в лобовом стекле, Кет видела, как крыша фургона начала таять в собирающейся темноте. Если ещё немного подождать, то ей придётся включить фары, которые будут светить прямо в фургон, немедленно подняв там тревогу. Она также подумала: «А что полицейские и солдаты в лесу? Что они будут делать, когда увидят, что автобус начал двигаться? Будут стрелять? Подумают, что кто-то пытается бежать от налетчиков, или, что налетчики сами пытаются уйти или готовят очередную диверсию?» - она не знала. Она лишь знала, что она не может упустить этот случай. Она знала и другое, они не будут стрелять по автобусу, в котором дети. Она должна была предпринять азартную игру, в которой будет сделано всё, чтобы не подвергнуть опасности жизни детей.
Дети, слава Богу, всё ещё спали, будучи под влиянием наркотиков, иногда вяло шевелясь, переворачиваясь на другой бок и вскрикивая время от времени. Она была благодарна тому, что их наркотический сон не мешал ей сконцентрироваться на её плане. Она почувствовала, что момент его реализации наступает безотлагательно, пора действовать, пока у неё не затекли ноги, или не произошло что-либо ещё, что сделает её план нереальным. Но она вообще ничего не сможет сделать, пока в автобусе находится Миро. Она лишь будет нервничать сидя за рулём и ждать. И ждать.
- Здесь очень душно и жарко, - обратилась она, наконец, к Миро.
Он оторвал глаза от заднего окна и посмотрел на неё.
Как-то прежде, когда она пожаловалась на то, что ей жарко, он лишь пожал плечами.
Но теперь, Кет продолжала настаивать:
- Нельзя ли на время открыть дверь? Здесь нечем дышать.
Миро встал и направился к ней, и Кет почувствовала себя прозрачной, подумав, не подозревает ли он что-либо, кого-либо – её в её решении бежать? А что, если он не может прочесть её мысли?
Миро направился к двери, отворачивая от неё глаза. Он достал из кармана ключ и открыл дверь. И Кет потянула рычаг, открывший обе половинки двери. Волна свежего воздуха ворвалась внутрь.
- Так ли не лучше? - спросила Кет, её голос прозвучал в её ушах слишком резко и пронзительно.
Миро не ответил. Он оглянулся. Кет жадно хватала воздух. Её рука покоилась на руле в готовности действовать сразу, как он выйдет наружу.
Но он не спешил это сделать.
Вдруг он соскочил и сел на нижней ступеньке подножки, свесив ноги наружу, никак не давая закрыть дверь.
Проклятье.
- Кэйти, Кэйти, - закричал кто-то из детей.
Вот, что на самом деле проклятье. Она не могла покинуть своё водительское место, уже уговорив Миро открыть дверь. Вероятно, это был её последний шанс.
- Кэйти… - снова позвал её кто-то. Она не знала, кто. Когда они кричали, то все звучали одинаково, ошеломленно пробуждаясь от наркотического сна, выходя из забвения в реальность захваченного автобуса.
- Минуту, я скоро приду, - откликнулась она.
Миро встал и посмотрел на детей.
- Тихо, - рявкнул он.
И по его команде воцарилась тишина.
Он с умилением посмотрел на Кет.
- Дети. Они всё не могут оставить тебя в покое.
Он продолжал стоять на подножке. Кет не осмеливалась шевельнуться, словно она стояла на протянутом через пропасть канате. Она улыбнулась ему, даже осознавая, что эта улыбка должна быть болезненной, вынужденной, напряжённой.
Он не садился, он стоял, вытянув шею. И произошло чудо: он вышел наружу. Он отошел от двери автобуса лишь на шаг и повернулся к ней задом.
Кет слышала своё собственное резкое дыхание.
Теперь.
Она нагнулась и достала ключ из кроссовка, уже не развязывая шнурков. Она ещё раз убедилась в том, что он не наблюдает за ней – он всё ещё был к ней спиной. Её рука уже была на рычаге двери. Она колебалась, с чего ей было начать: закрыть дверь и затем завести двигатель, или наоборот? Предположим, что она закроет дверь, а двигатель не заведётся? И у Миро будет время, чтобы поднять тревогу. Но, предположим, что она заведёт двигатель, не закрыв дверь? Он лишь в шаге или двух от двери, и сможет легко заскочить назад в автобус. И всё, что она так тщательно спланировала, превратится в прах.
«Я в этом не слишком хороша», - подумала она. – «Я не из героев, не из храбрецов».
Она оглянулась на детей. Возможно, она рисковала их жизнями без нужной надобности.
«Ради Бога, Кет, давай», - подстёгивала она себя. - «Сделай это, если собралась. Не задумываясь. Давай».
Она вставила ключ в замок зажигания. Ключ с лёгкостью вошёл и щёлкнул. И тогда она сразу нажала на обе педали, отпустила ручной тормоз. Смахнула с лица прядь волос, чтобы не мешали смотреть по сторонам.
Она ещё раз быстро взглянула на Миро: он всё ещё был снаружи, всё ещё в шаге от двери.
Теперь.
Она аккуратно переключила передачу, потому что иногда это сопровождалось резким шумом, но не на сей раз, хотя всё прошло достаточно тихо. Ей не стоило волноваться о том, что ей ещё придётся переключать передачи. Ей нужно было двигаться лишь в одном направлении – назад.
Она повернула ключ и ещё сильнее вжала в пол педаль акселератора. Мотор неохотно застонал, словно зевая, сонно и вяло. Иисус. Она ещё раз качнула акселератор, косясь на уже закрытую дверь, и с удовлетворением защёлкивая рукоятку рычага. Ещё раз убеждаясь в том, что дверь закрыта, она увидела лицо Миро, такое же гротескное в маске как обычно, но почти карикатурное, его глаза и рот, приняли форму овала удивления. Возможно, он ей что-то при этом кричал, но она не слышала, что.
Она не слышала, потому что двигатель ожил, пульсируя и мурлыча, звуча настойчиво и уверенно, словно зверь с добычею в зубах в дождливой ночи. Она часто думала об автобусе как о животном, как о буйволе, слоне или гиппопотаме. Но теперь автобус звучал, словно пантера или тигр, ровно и гладко. Или она уже была во власти истерики?
