Оба кивнули.
— Отлично. Мне нужно позвонить, а потом мы сможем пойти ко мне домой. Это прямо за углом.
Джон Шерман гулял в парке Спрингфилд со своим псом по кличке Рори, размышляя о том, насколько все вокруг изменилось с тех пор, как он был мальчишкой. Он здесь родился, в этом районе, и помнил, как вокруг становилось все больше хасидов[4], как район постепенно становился еврейским. Из окон его дома, расположенного в конце Кастелвуд-роуд, на вершине холма, открывался живописный вид на болота и ниже — на петляющее русло Ли, притока Темзы. Он отлично ладил с соседями-хасидами. Хотя они, как, наверное, всякие радикальные ортодоксы, были замкнутыми и скрытными, это не мешало им оставаться приветливыми, тихими и внимательными людьми. Тем не менее никого из них он не назвал бы другом. Вдобавок никто из них не следовал давней британской традиции держать собаку. Кто-то подсказал Джону, что собаки — некошерные животные, к тому же проблемой была некошерная собачья еда, которую нельзя хранить в доме. Кроме того, как рассказал Джону кто-то из соседей, в представлении еврейской общины собака была связана с опасностью. Эта неприязнь восходила к тем мрачным временам, когда собачий лай был первым сигналом погрома. Он с уважением отнесся к услышанному и не позволял Рори надоедать соседям. На самом деле Рори был слишком стар, чтобы причинить кому-либо беспокойство, не говоря уже о вреде, но даже состарившийся спаниель вызывал неподдельный ужас в глазах почтенных домохозяек, когда забредал на лужайку возле их дома. «Здесь дети! Подумайте о детях!» — однажды крикнула ему женщина, напуганная маленьким спаниелем, который, наслаждаясь возможностью просто поваляться в земле, вынюхивал что-то посреди клумбы. С тех пор Джон всегда был начеку, но такое отношение его совсем не радовало. Британцы — нация собачников! Посмотрите на каминную полку в любом английском доме. Рядом с фотографиями предков и потомков вы увидите портреты домашних питомцев. Да, англичане любят своих собак, но хасидские страхи не были персональным несчастьем Джона Шермана. «Англия перестает быть английской», — думал он, переходя реку по небольшому мостику. Рори уже умчался вперед. Ему нравилось бегать возле воды.
Джон отдался неспешному течению мыслей. В Англии намешано столько культур, что даже в Лондоне невозможно ощутить исконный английский дух. То, что видят туристы, и то, чем живут лондонцы, — совершенно разные вещи. Погуляв по центру, насладившись достопримечательностями и покатавшись на знаменитых двухэтажных автобусах, которыми похвалялись рекламные проспекты «Визит Британ», довольные туристы возвращались в универсальный комфорт отелей. Джон понимал, что, с их точки зрения, Лондон, конечно, очарователен. Но рядовой лондонец сталкивался не только с толпами зевак, которые сами по себе способны вызвать известное раздражение, но и с милями подземки по дороге домой. Если вы — турист и ограничитесь однократным проездом от «Виктории» до «Найтсбридж», то подземка покажется вам приятным местом. Но если вы дважды за день покрываете расстояние от «Виктории» до «Кокфостерс», это сущий ад. Там никто не улыбается. «Царство мрака и уныния», — думал Джон, чувствуя укоры совести за то, что когда он работал в ночную смену, то ездил машиной. И особенно за то, что выбрал тогда трассу М5. Он двигался в сторону Лондона, в то время как встречная полоса агонизировала в вечной пробке. Утром по М5 невозможно было добраться до Лондона, а вечерами — выехать. Он был уверен, эта дорога способна довести до ручки. Но это не единственная проблема Лондона. Был еще общий трафик. «Ох, не начинай», — сказал себе Джон и потряс головой, прогоняя невеселые мысли.
Он улыбнулся, заметив, как Рори резвится и прыгает у реки, словно вернувшись в беззаботное щенячье детство и потерявшись в мире запахов и веселых игр. Погода была прохладной, но солнечной, блики играли на воде, и Джону нравилось смотреть, как лодки разрезают ее блестящее покрывало. К тому же можно было не волноваться, что Рори может кому-то помешать: хасидские семьи не спускались так близко к воде, предпочитая наслаждаться свежим воздухом чуть поодаль. А тут в основном бегали трусцой и гуляли с собаками.
Поодаль Джон увидел несколько хасидов. Их было легко узнать по длинным черным пальто, белым рубашкам, черным жилетам и черным шляпам; бледные лица обрамляли темные пейсы. На первый взгляд они показались Джону печальными. Но тут, словно опровергая это впечатление, один из них рассмеялся в ответ на реплику приятеля, и лица обоих засияли счастьем. Джон улыбнулся, жалея, что не может разделить их радость.
Мужчины взглянули в его сторону и вернулись к разговору. Пора возвращаться. Так или иначе, но Рори, наверное, уже устал. Джон тихонько позвал старого приятеля, который убежал достаточно далеко и рылся в тине у самой воды. Как бы крыса или полевка его не укусила! Джон прибавил шагу, оставил мирно беседующих мужчин позади, и решился посвистеть Рори. Пес поднял голову, взволнованно вильнул хвостом и вернулся к тому, что привлекло его внимание. Похоже, он что-то нашел. Джон свистнул еще раз.
— Рори! Рори! — взволнованно закричал он, уже не обращая внимания на окружающих.
Пес продолжал его игнорировать. Если уж и в самом деле что-то нашел, звать бесполезно, нужно брать его на поводок. Взглянув на часы, Джон поспешил к собаке. Пора было возвращаться, ему еще предстоял поход в кино. Он обещал Кати, что поведет ее на «Одиннадцать друзей Оушена». Они так давно не были в кино, что порой не понимали, о чем говорят друзья за обедом. Джон еще питал надежду, что Кати передумает и выберет «Дом летающих кинжалов». Ему очень нравились работы Чжана Имоу. «Герой» — изумительная лента, и он полагал, что новый фильм тоже не разочарует, во всяком случае, будет поинтереснее, чем история об ограблении казино. Но Кати не особенно волновали сюжет и режиссура. Вернее, не так сильно, как Джордж Клуни и Брэд Питт. Джон вздохнул.
— Рори!
«Вредный пес!»
Он прибавил шагу. И вдруг замер на месте. У него перехватило дыхание. Рори трепал человеческую руку! Ошибки быть не могло: Рори сжимал в зубах человеческие пальцы. Сжимал и рычал. Рычал так, словно играл в перетягивание каната. Это был счастливый рык, но Джона едва не стошнило. Ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы справиться с шоком. Потом он достал телефон и набрал 9-9-9. Через несколько минут послышался вой сирен.
А потом Джон Шерман все же уступил своему желудку и расстался с обедом.
Он соприкоснулся губами с совершенной кожей ее спины и нежно начертил кривую, повторяя контур лопатки, — бархат кожи против шелка губ, он упивался этим ощущением. Теперь — к крошечному пятнышку кофейного цвета. Родинка на плече, формой, как ему нравилось думать, словно миниатюрное сердце. Она только иронизировала на этот счет.
— Ni de bi hu hao xiang si chou. — Он старался как мог и ответил улыбкой на ее язвительную усмешку: она была безжалостна к его китайскому. — Я вовсе не специалист, — признал он.
— Тогда ладно. Потому что у тебя ужасное произношение, и ты сейчас сказал, что я ящерица. Вернее, что мои ящерицы словно шелковые. — Она потянулась, все еще чувствуя сладкую истому любовных ласк.
— Да ну? — В его голосе звучала обида.
— Ni de pi fu hao xiang si chou[5], — исправила она. — Обычная ошибка новичка.
— Черт! Я думал, вечерние курсы работают.
— Они работают, — сказала она, сочувственно поглаживая его по подбородку. — И мне нравится, когда ты говоришь по-китайски. Иначе не над чем было бы смеяться.
Джек Хоксворт вздохнул.
— Мне пора. — Обняв за талию, он прижал ее к себе, чтобы она почувствовала его желание.
Лили выскользнула и взглянула на него. В ее миндалевидных глазах заиграл темный огонь, на губах появилась улыбка, мечтательная и многообещающая. Ему нравилось, как она беззаботно встряхивает головой, отбрасывая назад мягкие блестящие коротко подстриженные волосы.
— Мне тоже, — промурлыкала она. — Я слишком часто пользуюсь тем, что Салли порвала с Джоном. Родители могут заподозрить неладное или рассказать Джимми.
Джек нахмурился и повторил вопрос, который задавал на заре их отношений, то есть три месяца назад.
— Почему ты сама не скажешь им? Их реакция может тебя удивить.
Глаза Лили погасли. Теперь в их темной глубине отражалась только горечь.
— Дело не в моей смелости. Это мои родители, Джек. Они не станут удивлять меня. Они очень предсказуемы и строго придерживаются традиций. Они воспринимают меня только как невесту, нет, как замужнюю женщину! И им нравится Джимми. — Ее голос потускнел. — Не хватает только колец и свадьбы.
— Лили, не надо! Пусть они сердятся на тебя, пусть делают все, что хотят и чего ты боишься, но не надо! — Он погладил ее по щеке. — Забудь обо мне, это сейчас неважно. Но тебе жить с этим. Я вижу по друзьям и коллегам: брак — сложная штука и без ядовитых поцелуев партнера, который тебя не любит.
