бывает, бьют их. Племянник мой пушниной барыжит, к нему и несут, кого настреляли. Тут же как: не ты, так тебя. Работы у нас мало, вот народ и выживает, кто как может.
Никита уже даже не «угукал», сон почти сморил его. А водитель все продолжал трещать, и это еще больше усыпляло. Вдруг водитель толкнул Никиту в плечо.
– А? Что? – очнулся тот.
– Какие дела у тебя в Гороме, говорю? – повторил мужик свой вопрос, который в полусне Никита прослушал.
– Дед после смерти мне там дом оставил, – едва выговорил Никита.
– Это какой дед? Как зовут?
– Федор Самойлов.
– А, это тот, что на отшибе жил? Знаю, знаю. Странный мужичок был. Я его как-то тоже, как и тебя, подвез до деревни. Еще спросил его, чего, мол, ты в такой глуши забыл, брат? А он и рассказал, что в этих местах всяких стоянок древних полно, что он археолог, приехал их изучать. А потом – раз – и помер, там его и похоронили, за деревней.
Уже было снова заснувшего Никиту снова толкнули в плечо.
– Чего?
– Я говорю, ты сам-то откуда?
– Из Москвы, – ответил Никита, и воспоминания о его квартире, комнате с наглухо задернутыми шторами и светящимся монитором компьютера нахлынули на него волной тоски. Скорее бы разделаться с этим наследством и вернуться домой!
Водитель стал приставать с расспросами о столице, о президенте, о тротуарной плитке, которую, по слухам, перекладывают каждый год. Никита отвечал односложно, всем своим видом показывая, что не хочет поддерживать эту светскую беседу. Вопросы доносились до него словно издалека, он снова начал задремывать.
В тревожном поверхностном сне он видел лисиц, волков, сохатых, медведей, они ходили вокруг странного прозрачного купола, который высился над поляной прямо посреди тайги. Стены купола слегка вибрировали и мерцали, будто это было силовое поле. Никита точно знал, что купол предназначен для охраны того, что находится у него внутри. Он сам сначала стоял среди зверей, силясь разглядеть то, что было внутри, но мерцание и рябь не позволяли. А затем он внезапно очутился внутри этого купола. На него неподъемной тяжестью свалилось осознание, что отсюда ему не выбраться. Он в панике начала стучать кулаками в мерцающие стены, но они не поддавались. Было страшно, Никита чувствовал себя в ловушке, из которой нет выхода. Собрав остатки своих сил, он занес над головой сжатые кулаки, обрушил их на купол. Юноша сильно дернулся и проснулся. Водитель, кажется, и не заметил, что его пассажир спал, пока тот сам рассуждал о московских пенсиях.
Никита протер глаза, стараясь избавиться от видения рябивших стен.
– Приехали, – наконец сказал водитель, съезжая с трассы.
«Буханка» остановилась на автобусной остановке. Правда, от остановки там остались только полуразвалившаяся лавочка и указатель с названием деревни. Домов видно не было, они прятались за деревьями. От остановки к деревне вела узкая колея, «буханка» по ней проехать не смогла бы. До Никиты дошло, что к деревне ему придется идти пешком через лес. Он с трудом сглотнул комок в горле.
– Вот, смотри, пацан, – водитель начал объяснять, как добраться до унаследованного Никитой дома, – сейчас идешь прямо, там будет магазин, за ним сворачиваешь налево, и до конца улицы. Потом на пригорок взбираешься, оттуда увидишь дом. Он там один на краю леса стоит, не перепутаешь.
– Спасибо, – Никита захлопнул дверь машины и помахал водителю на прощание рукой.
Морозный воздух тут же его взбодрил.
Глава 4. Александра
Солнце уже клонилось к закату, был пятый час вечера. Нерадостная перспектива ночевать в этой глуши расстраивала Никиту, но вариантов у него не оставалось. Надо было разжиться едой и двигаться к унаследованному дому. Он пошел в направлении, которое указал ему водитель. Вдали виднелись огни в окнах домов. До них было несколько километров, мороз крепчал. Зимние ботинки, которые неплохо показали себя в московской зиме, тут совсем не годились, в них постоянно засыпался снег, ноги коченели. Холодало так же стремительно, как темнело. Когда опустилась кромешная тьма, Никита добрался до деревни. Магазин был на самом въезде в нее, и, похоже, был самым крепким домом из всех прочих.
Парень подергал дверь, она была заперта, но свет в окнах горел. Никита встал на цыпочки, хотел заглянуть в окно, но было слишком высоко, да и стекла по краям обмерзли. Тогда он постучал в окно. Никто не появился. Постучал снова, все тоже. Стоять на месте Никита уже не мог, он не чувствовал пальцев на ногах, ему жизненно важно было зайти в тепло и, хотя бы, немного согреться. «Дойти до соседнего дома? – рассуждал он про себя, – может, там впустят. Чуть-чуть согреться. Черт с ним, с ужином. Но сейчас до своего дома мне не дойти. Замерзну на полпути».
Он уже отошел от магазина на несколько метров, как услышал скрип двери за спиной. Он обернулся и увидел на пороге женщину. Она куталась в шаль, на ногах были огромные валенки, доходившие ей почти до колен.
– Чего тебе? – спросила она Никиту.
– Еды хотел купить, – ответил он.
– Ну пойдем, – она мотнула головой, приглашая его зайти, – заодно и расскажешь, кто такой и чего тут делаешь.
Тепло комнаты окутало Никиту как одеялом. Лицо с мороза горело, пальцы плохо слушались, чтобы снять перчатки, пришлось помогать зубами. Прошло некоторое время, прежде чем он с ними справился и, наконец, огляделся.
Большая комната делилась на две части простой занавеской. За ней, наверное, была жилая половина, другая была переделана под магазин. Вдоль стен стояли полки с кое-какими продуктами, вместо прилавка посреди комнаты стоял стол. Выбор еды был невелик: гречка, пшено, макароны, еще какая-то бакалея, несколько банок с консервами и целый стеллаж водки. Зато вкусно пахло хлебом. Видимо, хозяйка сама его пекла и продавала.
– Ну, чего желаешь? – спросила женщина, скидывая с плеч шаль и стягивая валенки.
Она была невысокой, хрупкой, среднего возраста, но волосы ее уже почти полностью поседели. Зато лицо было очень свежим, почти юным, а глаза темно-зеленые, как таежная зелень. «А ей к лицу седина, – промелькнуло в голове у Никиты, – и сама ничего». Когда она прошла мимо него к столу, стоявшему в центре комнаты, он почувствовал, едва уловимый и очень приятный запах трав. А еще он ощутил тепло, исходящее от нее, будто мимо него прошел не человек, а печка. Сперва он решил, что это просто так тело реагирует после мороза, но нет, жар исходило именно от женщины.
– Мне бы пару банок консервов, лапши пачку и воды простой.
Женщина собрала с полок все необходимое. Никита смотрел на нее и не мог оторвать глаз. И ведь в ней не было ничего такого, она не была Моникой Белуччи. Но его взгляд сам следовал за ней по комнате, от
