разочарованно процедил Сеня, шлёпнув ладонью по перилам лестницы. — Куда же она могла деться в запертом помещении, а?
— Что-то Егор долго там копается наверху. Прохлаждается, зуб даю! — спохватился Толя и, задрав голову, протяжно закричал: — Его-о-ор! Ты где-е?
Его крик взвился вверх, заметался между перекладинами, пустыми стенами башни и через зев ржавого люка вырвался на смотровую площадку. Вскоре эхо замолкло, а ответа всё не было.
— Точно прохлаждается! — с какой-то мстительной радостью заулыбался Толя. — Пока мы тут ищем тварь в поте лица, он там сачкует!..
Толя даже не успел закончить свою мысль, как вдруг на самой вершине маяка раздался пронзительный крик Егора, от которого кровь в жилах всей троицы мгновенно заледенела, настолько он был отчаянным и надрывным.
— Егор! — испуганно вскинулся Слава, задрав голову и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
— Что у него за шутки такие идиотские? — расхрабрился Толя. — Неужели думает, что это смешно?
Крик повторился ещё раз, но теперь он больше напоминал истеричные всхлипы, ведь до слуха Славы и его приятелей впервые донеслись неясные булькающие и чавкающие звуки. Вопль оборвался на самой высокой ноте.
— Что-то случилось! Нужно ему помочь! — Слава первым бросился в сторону лестницы.
Он летел, перепрыгивая через ступени, а позади слышалось прерывистое дыхание Сени и топот Толи, которые старались не отставать. На вершину маяка они практически вылетели, и яркий солнечный свет на миг ослепил всю троицу.
Но едва они прозрели, как им предстало ужасающее зрелище, которое казалось ещё омерзительнее при ярком дневном свете. Посреди небольшой смотровой площадки, под алой крышей, ютился фонарный отсек, запертый в стеклянную клетку стен. У подножия давно разбитого и покрытого слоем пыли прожектора в луже крови лежало изуродованное тело Егора. Его лицо, и в особенности рот, были разорваны на части: зубы, обломки челюсти и клочки кожи валялись по всему полу.
А на ещё не остывшем трупе, вытянув своё сегментированное тело, лежала отвратительно смердевшая морская тварь. Она водила покрытыми щетиной усиками над головой Егора, будто ощупывая его, а её острые жвалы продолжали отрывать куски плоти и жадно глотать их.
— Егор!.. — только и просипел поражённый Слава, не в силах сдвинуться с места от кошмарного зрелища. Его коленки и подбородок дрожали, и воздух со свистом вырывался из груди.
— Твою мать… — едва слышно ругнулся Сеня, всё ещё терзаемый одышкой после скорого подъёма.
Тварь неожиданно прервала свою трапезу и подняла мутные глубоко запавшие глаза на застывшую возле люка троицу. Усики её дрогнули, а испачканные в крови жвалы раскрылись.
— Она и нас теперь сожрёт! — панически взвизгнул Толя. — Бежим!
Слава будто отмер, всё его тело наполнилось неясно откуда взявшейся энергией, и он рванул вниз по лестнице, опережая и Толю, и Сеню. Перепрыгивая ступени, не смотря под ноги и лишь судорожно цепляясь пальцами за поручень, Слава мчался в сторону выхода с маяка, не помня себя от страха.
— Быстрее! Быстрее! — поторапливал его Сеня, дышавший практически в затылок. Несмотря на свою грузную фигуру, толстяк тоже почти летел, не касаясь ногами ступеней, но зато своей широкой спиной он полностью перекрывал путь Толе, который был вынужден плестись самым последним и лишь тихо поскуливать от страха.
Третий и второй ярус промелькнули перед глазами, как зыбкий сон. В какой-то миг Слава обернулся и успел заметить, что по винтовой лестнице, перебирая десятками ходильных ножек, гонится следом окровавленная морская тварь. По суше она передвигалась с удивительной ловкостью, будто отсутствие воды никоим образом ей не мешало.
И расстояние между ней и троицей стремительно сокращалось с каждой секундой.
— Толян, берегись! — только и успел выкрикнуть Слава прямо перед тем, как тварь решительно прыгнула.
Она зацепилась за ногу Толи и поползла наверх, как уродливый червь, обвиваясь вокруг тела очкарика. Толя мгновенно побледнел и закричал так неистово, что, будь в маяке целы стёкла, они сразу бы полопались.
— Не тормози! Вон выход! — Сеня грубо толкнул ладонями в спину замершего Славу, не позволяя ему в подробностях разглядеть, что же творилось позади.
Последнее, что успел заметить Слава, прежде чем бросился бежать дальше, это отвратительную, напоминавшую отъевшуюся сколопендру, тварь, которая плотным воротником обвила горло Толи и вонзила ему в глазницы свои жвалы и лапы. Разбитые окровавленные очки сорвались с головы визжавшего мальчика и, стукнувшись о перила, рухнули вниз, растворившись в полумраке первого этажа.
Всё, что видел теперь перед собой задыхавшийся Слава, преодолев последние ступени, — это ржавую старую дверь, за которой был весь мир, была свобода и жизнь. Он уже протянул руку, чтобы распахнуть её, как вдруг толстые пальцы Сени жёстко вцепились в его длинные волосы.
— Посторонись! — брызгая слюной, крикнул главарь и со всей силы дёрнул приятеля в сторону. Слава не удержался на ногах, отправившись прямиком на грязный холодный пол. Бетон обжёг голую кожу на локте и колене, оставляя болезненные ссадины.
— Сеня! — беспомощно крикнул Слава, вглядываясь в стремительно удалявшуюся спину друга.
— Задержи тварь! — выплюнул Сеня, вырвавшись наружу и с грохотом захлопнув за собой дверь.
— Нет! Нет!
Слава вскочил на ноги, игнорируя боль под действием адреналина, подбежал к двери и навалился на неё всем телом, пытаясь открыть.
— Не оставляй меня тут! Выпусти!
Сеня ничего не ответил, спасаясь сам, ценой чужих жизней. Через миг послышался металлический звон, когда неподъёмная чугунная балка привалилась к двери, а следом и гул камней — Сеня заваливал проход всем, что попадалось под руку.
— Выпусти! Она сожрёт меня! Сеня! — Слава отчаянно барабанил кулаками по двери, всё ещё на что-то надеясь. Слёзы сами собой брызнули из его глаз.
Где-то там, на воле, Сеня смачно сплюнул, подкатывая ко входу на заброшенный маяк последние камни, отдышался, вытирая своё вспотевшее лицо, а после развернулся и быстро двинулся прочь.
До последнего Слава пытался докричаться и достучаться до него, но теперь уже бывший приятель даже не обернулся. И вскоре в пустом чреве старого маяка не осталось никого, кроме оголодавшего морского чудовища и дрожавшего мальчика, жавшегося к запертой двери.
Когда Слава всё же набрался сил, чтобы обернуться, его кровь, казалось, застыла в жилах, и всё тело объяла холодная липкая волна страха. На лестнице, безжизненно раскинув руки в стороны, лежал мёртвый Толик. На его груди сидела тварь, жадно присосавшаяся своей пастью к пустым глазницам, с чавканьем заглатывавшая вытекшее месиво глаз, отрывая сочные кусочки плоти.
Задыхаясь от ужаса, Слава закрыл себе ладонями рот, чтобы не привлечь внимание твари случайным вскриком или скулежом. Он сполз на пол, подобрал под себя ободранную ногу и прислонился спиной к ледяной поверхности двери. У него не
