из белого золота с бриллиантами. Я осторожно достаю его из мягкого гнездышка и поднимаю, чтобы полюбоваться. От такой красоты захватывает дух.
— Нравится?
Я бережно держу колечко двумя пальцами и наблюдаю, как бриллианты искрятся на свету.
— Оно прекрасно. — Я надеваю кольцо и поднимаю взгляд на Джима, сияя от радости.
— Ты на меня таращишься, — с улыбкой говорит он.
— Знаю.
Мне нравится за ним наблюдать. Сейчас он выглядит лучше, чем когда бы то ни было, с этими своими густыми волнистыми волосами, которые острижены не так коротко, как раньше. Вначале я сомневалась относительно такой прически, но теперь она мне нравится: с ней Джим похож на европейского интеллектуала. Особенно если учесть, что виски у него слегка поседели.
А еще сейчас он в лучшей форме, чем в прежние времена. Последние месяцы он почти каждый день во время обеда ходит заниматься в зал. Всего несколько лет назад Джим задрал бы нос перед мужчинами, которые тягают железо, но для того, чтобы он занялся собой, хватило одной чрезвычайно нелестной фотографии в прессе, наглядно запечатлевшей лишние фунты у него на талии. Теперь черты мужа заострились, нижняя челюсть стала решительнее. Иногда, посмотрев на него при определенном освещении, я думаю, что прежде он не был так хорош собой.
— Прости, что ты сказал? — переспрашиваю я, мотнув головой.
— Я заказал гравировку.
Он показывает на кольцо, и я тут же снимаю его с пальца, чтобы разглядеть. Оно соскальзывает подозрительно легко, и я делаю мысленную пометку отдать его ювелиру, пусть уменьшит.
«С каждым днем я люблю тебя все сильнее».
— Ох, Джим! Спасибо тебе, дорогой!
Если у меня и были сомнения, то надпись их легко развеет. Гравировка — вовсе необязательный, но ужасно милый штрих.
— Закажешь еще шампанского? — прошу я.
— Конечно. — Он оборачивается, ловит взгляд официанта и делает ему знак. Я нагибаюсь и аккуратно, чтобы не примять бант, достаю из сумки пакет, после чего двигаю его к Джиму со словами:
— Теперь твоя очередь.
Он улыбается, придвигает пакет к себе и интересуется:
— Что там?
— Сам знаешь.
Джим поднимает бровь.
— Я же обещала, — произношу я застенчиво, почти по-девичьи, но момент уж очень торжественный. Джим молча кивает, потом говорит:
— Спасибо, — берет пакет и засовывает в свой мягкий кожаный портфель.
— Не хочешь открыть? — спрашиваю я.
— Незачем.
— Понятно.
— Я тебе доверяю. — Он протягивает руку над столом, берет мою ладонь и сжимает ее.
— Вот и хорошо. Я тоже тебе доверяю.
— За нас! — провозглашает тост Джим.
— За нас.
Шампанское приятно щекочет язык. Оно холодное, сладкое и вкусное. Джим делает глоток, ставит на стол бокал и принимается его вертеть, зажав ножку в пальцах.
— Как дела на работе? — бодро интересуюсь я.
— Фантастично! — кивает муж. — Я не говорил тебе, что у нас теперь новый исследователь? Из лаборатории мировой экономики Массачусетского технологического университета.
— Неужели? — Я впервые слышу эту новость и ничего не могу с собой поделать: она вызывает приступ смутного недовольства. У меня появилась выстраданная привычка не доверять коллегам Джима. Вначале была Элисон, бывшая студентка Джима, которая помогала ему в исследованиях, хотя муж уверял, что между ними никогда ничего не было, но потом нарисовалась Кэрол, и…
— Он большой молодец, — продолжает Джим. — Сегодня утром показал мне несколько весьма многообещающих моделей. Мы все под впечатлением.
Мне даже в голову не пришло, что новый коллега окажется мужчиной, и я смеюсь от облегчения. Дальше я слушаю лишь вполуха. Пока Джим рассказывает о захватывающих событиях, которые происходят в «Форуме», я предпочитаю просто разглядывать располагающее лицо мужа. Место, где он работает, называется «Форум миллениум», это аналитический центр, разрабатывающий принципиально новую экономику: там консультируют правительство, как уменьшить количество бедняков, обеспечить новые рабочие места и повысить уровень жизни, к примеру увеличив финансирование социальных служб, но без повышения налогов. Как считается, в «Форуме» разрабатывают некую чудодейственную модель.
— Не давай мне подолгу болтать о работе: я же вижу, что ты не слушаешь.
— Нет! Ничего подобного, дорогой, мне нравится, когда ты рассказываешь о своих делах.
Я сказала «считается», потому что у этой утопической теории есть один небольшой минус: она насквозь лжива. Правда, тут Джим поспорил бы: мол, его модель просто не так отточена, как ему представлялось, но с каждым днем корректируется, и в ближайшем будущем наш мир станет куда лучше.
Мне все это известно, потому что некоторое время назад я разжилась кое-какой информацией. Наткнулась на нее почти случайно и теперь держу в тайне. И эта информация осязаема: часть ее содержится в бумажных отчетах, часть — в цифровом формате, хранится на компакт-дисках и паре флешек. Если хоть какой-то фрагмент попадет не в те руки (то есть в любые другие помимо рук Джима), тогда, скажем так, впечатляющая карьера моего мужа разобьется вдребезги. А карьера — единственное, ради чего он живет (ну, надеюсь, кроме меня, конечно). Он будет просто раздавлен.
Чтобы этого не произошло, мы с мужем заключили соглашение. Может, в обычных семьях так не принято, но для нас вариант подходит идеально. Я храню его грязную маленькую тайну, а он остается со мной в качестве верного, преданного и любящего спутника жизни.
К нынешней тихой гавани мы пришли через шторма и бури, но опять же, что вообще представляет собой брак? Сперва Джим неодобрительно отнесся к моим условиям. Однажды, после особенно гнусной ссоры, когда я заявила, что меня тошнит от его кислой рожи, он предложил отпустить его, и, если честно, я чуть не согласилась. Так и подмывало сказать: «Катись. Не желаю больше тебя видеть». Но правда в том, что я очень даже хотела быть с ним. Джим — моя слабость, мой муж. Я не в силах его отпустить, и ничего тут не поделаешь.
Так что я сказала «нет». Но попросила Джима уехать на несколько дней и поразмыслить о том, как наладить отношения, потому что мы сошлись на одном: так больше продолжаться не может. «Ты должен быть со мной и при этом должен быть счастлив», — объяснила я ему. А он посмотрел так, будто у меня выросла вторая голова.
И Джим ушел. Подозреваю, с радостью, хоть и не знаю, чем он там занимался во время отлучки. Похоже, упорно предавался размышлениям, потому что, вернувшись, сказал:
— Эмма, давай начнем все сначала. Без дураков. Вернем наш брак к жизни.
Я предложила записаться к семейному психотерапевту. Услышав такое, Джим расхохотался, но я не шутила. Лишь пристально посмотрела на него. Тогда муж сказал, что психотерапевты и консультанты по отношениям — ненастоящие профессионалы,
