– Это случается при всех слияниях, – пожал плечами Даниэл. – Ты же слышал, что говорил Эневер.
– Но зачем заранее трубить об этом на весь мир?
– А почем бы и нет? Посмотри! – я поднял глаза и увидел, что Даниэл улыбается от уха до уха. – Котировка поднялась до четырех сорока девяти.
– В таком случае, все в порядке, – сказал я и прижал пальцы к вискам. Лайзе все это крайне не понравится.
Как и следовало ожидать, объявление о предстоящем слиянии вызвало в «Бостонских пептидах» большое волнение. По коридорам бродили самые разнообразные слухи. Но Лайза для разнообразия в этот вечер оказалась разговорчивой.
– Люди страшно подавлены, – сказала она. – Многие уже поговаривают об уходе.
– Неужели Эневер действительно настолько плох?
– Еще как. Ты знаешь, как его называют в «Био один»?
– Как?
– Энима. Что в переводе с медицинского языка на человеческий означает «Клизма».
– Звучит весьма аппетитно, – это было очень точное прозвище.
Я хорошо помнил постное выражение его лица и перманентное состояние раздражения.
– Оказалось, что вовсе не он открыл «Невроксил-5».
– Но у него, наверняка, имеется на него патент.
– Патент действительно имеется. По крайней мере у «Био один». Большая часть исследований была проведена в Австралии. В институте, где он работал. Клизма был лишь одним из членов команды. Он привез идею в Америку и здесь же запатентовал.
– Как же ему удалось вывернуться?
– Видимо, австралийцы ничего об этом не знали, а если и знали, то не очень волновались. Правда, один из членов исследовательской группы приезжал в США и пытался поднять шум. Но, насколько я знаю, у него ничего не вышло. Если патент выдан, то доказать чужой приоритет практически невозможно. Клизма пригласил себе в подмогу самых крутых специалистов по патентному праву, и те доказали, что «Невроксил-5» имеет некоторые отличия от препарата, разработанного в Австралии.
– Да, серьезный парень!
– Именно. Кроме того, ходят слухи, что часть результатов ранних исследований были в «Био один» сфальсифицированы.
– Боже мой! Не понимаю, почему мы решили его поддержать?
– Говорит он весьма убедительно, – со вздохом сказала Лайза. – И биржа от него без ума. Думаю, что он попытается подмять под себя «Бостонские пептиды» и приписать все наши заслуги себе.
Судя по тому, что я видел и слышал, подобный ход событий был весьма вероятен. Рассказать Лайзе о выступлении Эневера я не успел, так как все не мог найти подходящего момента.
– Надеюсь, что тебя он оставит в покое.
– А я как раз считаю это маловероятным, – сказала Лайза, бросив на меня усталый взгляд. Затем она включила телевизор и добавила: – Разве ты не собирался сегодня пообщаться с Киреном и ребятами?
– Ничего. Они обойдутся и без меня. Лучше я побуду с тобой.
– Обо мне не беспокойся, – сказала она безразличным тоном. – Так что иди…
– Я могу остаться…
– Иди, иди.
И я пошел.
В то время, когда мы с Киреном учились в Школе бизнеса, «Красная шляпа» служила нам постоянным охотничьим угодьем. Это был темный подвальчик, расположенный в каких-то пяти минутах ходьбы от моего теперешнего жилья.
Когда я вошел, Кирен был уже там, так же как и полдюжины других наших соучеников, устроившихся на работу в Бостоне или его ближайших окрестностях. Даниэла среди них не было. Он и в свою бытность студентом неохотно посещал наши сборища, а после окончания Школы бизнеса стал их откровенно избегать. На столе то и дело появлялись и столь же быстро исчезали кружки пива. Поначалу беседа текла в довольно унылом русле. Молодые бизнесмены говорили о любимой Школе бизнеса, об своих инвестиционных банках, о венчурном капитале, технике оплаты чеков и прочих столь же увлекательных предметах. Однако с числом выпитых кружек высокоумный уровень беседы заметно снизился, и бывшие школяры, как положено, принялись обсуждать девочек, выпивку и спорт. Я совершенно забыл смерть Фрэнка, домогательства сержанта Махони и служебные проблемы Лайзы. Моя голова приятно кружилась, а сознание слегка затуманилось.
Ушел я довольно рано и примерно в половине одиннадцатого уже был дома, чтобы улечься спать. Но сделать это мне не удалось.
Лайза сидела на диване. На ней был спортивный костюм для бега трусцой. Моя жена рыдала.
– Лайза! – воскликнул я и пошел к ней, чтобы сесть рядом.
– Не приближайся ко мне! – выкрикнула она.
– О’кей, – сказал я, остановившись на полпути. – Что случилось?
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но, не издав ни звука, прикусила нижнюю губу. По её щекам ручьем лились слезы. Я двинулся к ней.
– Я же сказала, не приближайся ко мне!
– О’кей, о’кей, – произнес я, поднял руки в успокоительном жесте и, отступив, уселся в кресло и принялся ждать.
Лайза рыдала. Подавив через некоторое время всхлипывания, она набрала полную грудь воздуха и выпалила:
– Я нашла его, Саймон!
– Нашла что?
– А разве ты не догадываешься?
– Нет. Скажи, что!
– Револьвер. Револьвер, из которого застрелили папу.
– Что?! Где?
– Ты прекрасно знаешь, где, – ответила она, опалив меня взглядом. – Вот здесь! – Лайза показала на большой стенной шкаф нашей гостиной. – Я искала старый альбом с фотографиями папы. Альбом я нашла. А под ним оказался револьвер. «Смит-Вессон». «Магнум». Модель шестьсот сорок – триста пятьдесят семь. Я проверила это в сети на сайте «Смит-Вессон». – Теперь она показала на включенный компьютер. Почти всю площадь экрана занимало изображение короткоствольного, массивного револьвера. – Полиция сказала, что из такого револьвера застрелили папу. В барабане не хватало двух пуль. Это тот самый револьвер.
– И ты нашла его там? – переспросил я. – В стенном шкафу?
– Да. И теперь хочу узнать, как он там оказался.
Я не имел ни малейшего представления, каким образом оружие появилось в нашем доме, и после краткого раздумья ответил:
– Видимо, его кто-то подбросил.
– Ах, вот как! И кто же, по-твоему, это мог сделать?
– Не знаю. Впрочем, постой! Разве полиция не осматривала шкаф во время обыска на прошлой неделе?
– Осматривала.
– И тогда они ничего не нашли?
– Нет. Но сегодня револьвер определенно там был.
– Покажи мне его.
– Я его выбросила. Не хотела, чтобы он оставался в доме. Копы могут заявиться сюда в любой момент.
– Куда? Куда ты его выбросила?
– Я отправилась пробежаться и бросила револьвер в реку.
– О, Боже! Надеюсь, тебя никто не видел?
– Не знаю. Револьвер был в пластиковом пакете. Не волнуйся, – она посмотрела мне в глаза, – я тебя не выдам.
Я прижал ладони к вискам, в голове плясали какие-то бессвязные обрывки мыслей.
– Этого, Лайза, делать не следовало.
– Делать что?
– Выбрасывать револьвер.
– Но почему? Может быть, ты хочешь повесить его на стену?
– Нет, я бы передал его в полицию.
– А, по-моему, это была бы жуткая глупость. Вручить полиции вещественное доказательство для своего ареста…
– Неужели ты не понимаешь? Это могло помочь снять с меня все подозрения. Коль скоро я добровольно сдал найденное оружие, они вряд ли решат, что Фрэнка убил я.
– Тебе теперь легко рассуждать, – она покачала головой, а по её щекам снова покатились слезы, – представь мое состояние, когда я увидела револьвер. Это было ужасно. Предмет, из которого убили папу, находится с моем доме! Мне надо было от него немедленно избавиться. Кроме того, я думала, что оказываю тебе услугу.
Всё это выглядело до предела нелепо.
– Пойми, Лайза! Это вовсе не мой револьвер. Я не прятал его в шкаф. Я не убивал твоего отца!
– Оружие было здесь, Саймон, и я должна была что-то предпринять.
Я подошел к жене и положил руки ей на плечи, но она сразу попыталась освободиться.
– Лайза, Лайза! Взгляни на меня.
Она с видимой неохотой подняла глаза.
– Как ты можешь думать, что я его убил? Ты же меня знаешь. Разве я способен на такое?
Лайза некоторое время выдерживала мой взгляд, однако потом она отвела глаза и сказала:
– Я вообще не в силах о чем-нибудь думать.
– Я его не убивал. Ты должна мне верить!
– Я уже не знаю, чему верить. Отойди от меня! – она с силой уперлась ладонями в мою грудь, и мне пришлось отпустить её плечи и отступить.
Во мне закипали одновременно боль за неё и гнев на себя. Гнев за то, что я не могу убедить её в своей правоте.
– Лайза. Это сделал не я. Я не убивал твоего отца. Я никогда не видел этого проклятого револьвера. Да, не убивал я твоего отца!! – выкрикнул я.
Она молча сидела, а стены гостиной, как мне казалось, вибрировали от моего отчаянного вопля.
– Я отправляюсь спать, – наконец произнесла она и, бочком проскользнув мимо меня, исчезла за дверью спальни.
Утром, пока мы оба собирались на работу, она не произнесла ни слова. Я сделал несколько попыток вступить с ней в контакт, но успеха не добился. На её лице застыла маска страданий, уголки губ опустились, а брови сошлись над переносицей. Я слышал, как она плакала в ванной, куда направилась, чтобы почистить зубы и взглянуть на себя в зеркало. Мне очень хотелось её утешить, и я прошел в ванную комнату. Как только я к ней прикоснулся, она затаила дыхание, её тело словно окаменело, и мне пришлось убрать руку.
