- Вы и это знаете? – многозначительно спросил Миша.
- Знаю, – сказала Оля, - я как-то здесь прохаживалась, и мне мальчишки здешние рассказали. Они сами эту уточку и подбили.
- Надеюсь, вы их отругали?
- Нет, не ругала. Просто сказала, что за все в этом мире отвечать нужно, и им когда-нибудь придется ответить за содеянное.
Миша даже не знал, что сказать на это. Просто шел рядом. Конкретно озадаченный.
Наконец, девушка остановилась перед желто-коричневой нарядной новостройкой.
- Вот здесь. Третий подъезд, второй этаж, дверь налево, - сказала она. -
Но вы можете не подниматься, она через пять минут сама выйдет. Она каждое воскресное утро в этом парке бегает. Вы ее подождите, а я пойду. Мне на рынок надо вернуться.
Не стал Миша спрашивать, откуда ей известно про воскресные пробежки в парке. Что тут спрашивать – итак все ясно. Ясно то, что все еще больше запуталось. И похоже дело о стеклянном ангеле плавно перетекает в другое: в дело о чудаковатой девушке и ее странной привычке следить за окружающими.
Она ушла, а Миша смотрел ей вслед и соображал: что бы все это значило?
Ровно через пять минут, как и пообещала медовая девушка, дверь подъезда распахнулась, и в мир, украшенный чудесным белым снегом, вышла Юлька. Юля Григорьева. Юлия Сергеевна. Впрочем, сейчас она мало походила на Юлию Сергеевну. На ту солидную гранд-мадам в суровом костюме и с налаченной башней на голове. Сейчас на ней были голубенькая шапочка, светлый спортивный костюм и нарядные белые кроссовки.
Побежала легкой трусцой по пушистому белому снежку. В парк, девственно белеющий серебристыми кронами деревьев. Еще одна, блин, Снегурочка. Вот только Мишаня до Деда Мороза явно не дотягивал. И не в смысле возраста, а смысле жизненного оптимизма.
Вот что теперь делать? Бежать следом? В этих расхлябанных сапогах с поломанным замком? В этих чертовых джинсах, намертво стянувших подмерзшую мошонку?
Нет, нужно спуститься к озерцу, сделать вид, что занят кормлением бедных уточек, а когда она пару кругов нарежет, возникнуть нежданно-негаданно. Здравствуй, мол, Юленька, ясный свет, а вот и я, сколько лет, сколько зим!
Мужик сказал, мужик сделал! По обледеневшим ступеням, едва не навернувшись, Миша с большим трудом спустился вниз на узкую кромку берега, присел на корточки. Из этого положения, не очень удобного кстати, если учесть все те же чертовски узкие джинсы, можно было увидеть бегущую вокруг озера Юлю. Если немного вытянуть шею, конечно. Главное, не свалится при этом в воду.
Здорово бежит, легко. Пятки только так мелькают. И видно, что ноги сильные, и спина крепкая. А ведь тем летом у нее даже косточки хрустели, когда он обнимал ее. Он это точно помнил. Тоненькая была, нежная. Как олененок. А сейчас… Такая любого мужика завалит, глазом не моргнет. Неужели она могла грохнуть этого директора?.. Да нет, не может этого быть.
Завидев приближающуюся девушку, он активно начал имитировать кормление уток. Хорошо, что рядом никого не было, приняли бы за сумасшедшего: взрослый дядька вынимает несуществующие крошки из пустого кармана, совершает энергичные бросательные движения, словно кидает гранату, и при этом оживленно приговаривает: Цыпа! Цыпа! Цыпа! Чарли Чаплин отдыхает, а Джим Керри нервно курит в сторонке.
Снег еще не успел покрыть землю слоем, достаточным для того, чтобы приглушить шаги, и он отчетливо слышал, как звонко стучат по замерзшей земле Юлькины кроссовки. «Никогда не кричи на морозе, сынок», - просила мама своего упрямого Мишеньку в детстве, но в этот раз великовозрастный оболтус проигнорировал мамин добрый совет, «ради благой цели, мамочка!», - и, заорал, что было мочи, рискуя подхватить воспаление легких:
- Привет! Привет, Юля!
Она остановилась, прищурила глаза.
- Плетнев, а ты что тут делаешь?
Мише часто задавали этот вопрос, – издержки профессии, видимо, – поэтому ответ был наготове:
- Да я тут, совершенно случайно, мимо проходил.
Юлька не поверила, усмехнулась.
- Куда это ты, - совершенно случайно, - мимо проходил?
- Туда… - мотнул головой в сторону автострады Миша. И добавил, сконфуженно улыбаясь:
- Ну не совсем случайно, конечно… В общем, я тут репортаж готовлю о верной и чистой любви.
- О какой еще любви? – благодушно спросила Юля. Видимо, наконец, пришла к правильному выводу: с Плетневым никогда и ничему не стоит удивляться.
- Об утиной. Взгляни, – Миша, цепко хватаясь за холодные перила, поднялся по лестнице вверх к Юле, – селезень не хочет покидать раненую подругу. Представляешь, какие страсти в мире животных.
- Представляю,- усмехнулась Юля, – очень романтично. Извини, но мне некогда утками любоваться. Побегу, мне еще три круга.
- Юля, Юля, подожди, а как же я? Думал - пообщаемся.
- Ну, догоняй, если хочешь, - через плечо крикнула Юля и втопила так, что снова только пятки замелькали. Миша, обреченно вздохнув, побежал следом.
Конечно, он легко догнал бы ее, и перегнал бы при большом желании, даже несмотря на свои сапоги.
Но это было не в его интересах. Медленно пробежав один круг, он остановился, перегнулся пополам, схватившись за бок, и сделал такое несчастное лицо, что Юлька, обогнавшая его на целый круг, вынуждена была остановиться.
- Ты чего? – обеспокоенно спросила она.
- Ой, не могу… сердце… – задыхаясь, простонал Миша.
- Слушай, Плетнев, ты мне все планы ломаешь. Я сегодня рассчитывала на полноценную пробежку.
- Ой, ой, Юлечка, – простонал Миша, - не могу, воздуха не хватает! Если сейчас не выпью чашечку кофе, умру прямо у тебя на глазах! Пожалуйста, отведи меня вон в то кафе! Умоляю! Сам не дойду!
Юля сердито покачала головой, но потом не выдержала, рассмеялась:
- Какой ты, Плетнев – все-таки клоун! Ни капельки не изменился.
Через пять минут они сидели в кафе.
Официант отправился за заказом, а Юлька сняла свою заснеженную шапочку. Темные волосы красиво рассыпались по плечам. Миша оценил. Два подвыпивших мужика за соседним столиком тоже оценили. Притихли, заерзали на стульях.
Потом один взволнованно предложил тост за красивых женщин, второй так же взволнованно поддержал.
Юлька улыбнулась довольная, настроение у нее явно улучшилось, и Миша не преминул этим воспользоваться. Спросил прямо в лоб, без обиняков, чтобы не успела отвертеться.
- Этот бывший директор был твоим любовником?
Юлька побледнела. Он это видел. Даже несмотря на то, что за окном шел снег, обесцвечивая все вокруг, он увидел как розовое от мороза, пробежки и горячего кофе лицо Юльки стало белым как эти кружащиеся хлопья за окнами кафе.
- Ты сдурел? – спросила она. – Журналист поганый! Так ты за этим сюда явился?
Она резко встала, уронила стул. В кафе стало тихо, все посетители смотрели на них.
У подвыпивших мужиков за соседним столиком лица стали трезвыми. Наверняка они подумали, что погорячились с предыдущим тостом.
- Прости, Юля, я сам не знаю, что болтаю. Сядь, сядь, пожалуйста, - Миша, ругая себя за поспешность последними словами, потянул ее за рукав, пытаясь усадить. Он боялся, что она выльет ему на голову горячий кофе или опрокинет на него стол, - такое у нее было лицо, - но она как-то быстро успокоилась. Села, снова взяла свой кофе, принялась его пить. На Мишу не смотрела, лицо стало совершенно спокойным, только тонкие, очень темные брови хмурились.
- Прости меня. Я - болван! Я неправильно выразился!
- Откуда ты узнал? – перебила она его.
Миша оторопел. Не ожидал, что она так быстро признает эту связь.
- Соседка рассказала.
- Какая соседка? Бабуля – божий одуванчик?
- Нет, не бабуля.
- Уж не та ли моль бесцветная в платочке? Она ненормальная, ты ее побольше слушай.
- Почему ненормальная? – заступился Миша. – Вполне себе адекватная девушка.
- Адекватная? Ты знаешь, что она следила за мной?
- Не может быть! – притворно удивился Миша.
- Может. Она и к Эдуарду приходила домой и угрожала.
- Как это угрожала? Чем она могла ему угрожать?
- Гиеной огненной.
- Чем, чем?
- Да, да, ты не ослышался. Я ведь говорю тебе - у нее не все дома. Она ему проповеди читала о недопустимости прелюбодеяния и все такое …
- А он что?
- Что он? Выгнал ее. Она ему сказала, между прочим, что он непременно будет наказан.
- За что будет наказан? За то, что с тобой встречался?
- И за это тоже.
- И за это тоже? А еще за что?
- Он жену свою бил. Разве эта сектантка не рассказала тебе?
Миша вспомнил, какое лицо стало у Ольги, когда он спросил, слышала ли она что-нибудь.
- Он бил свою жену?
- Да. Бил. И не слабо бил. Он очень вспыльчивый был. У него периодически приступы возникали.
- Какие еще приступы?
- Приступы ярости, агрессии. Не знаю… Он и меня пытался воспитывать таким образом… но я пресекла это сразу. А та размазня терпела.
