Она открыла глаза. Он уставился на коробок остекленевшим, непонимающим взглядом. Посмотрел на неё.
— Что это? — спросил он тупо. Вдруг швырнул коробок к её ногам и опять взревел в полный голос: — Чего тебе надо от меня?
— Ничего, ничего, — залепетала она, — ничего. — Взгляд её отчаянно метался по сторонам. Пауэлл стоял как раз напротив лестничного тамбура. Если бы только можно было его обойти. Она начала мало-помалу сдвигаться влево, спиною упираясь в парапет.
Он потёр рукою себе лоб.
— Ты — подцепила меня, потом расспрашивала о ней, потом — затащила сюда. — Он повторил вопрос с умоляющими нотками в голосе: — Чего тебе надо от меня?
— Ничего — ни-че-го. — Она продолжала, осторожно переступая, смещаться влево.
— Тогда зачем ты всё это затеяла? — Он подался корпусом вперёд, словно собираясь шагнуть к ней.
— Стой! — закричала она.
Отшатнувшись назад, он замер как вкопанный.
— Если со мной что-нибудь случится, — начала она, заставив себя произносить слова медленно, ровно, — то кое-кому всё про тебя известно. Он знает, что сегодня вечером я с тобой, и он знает про тебя всё, так что если что-нибудь случится, хоть что-нибудь…
— Если что-нибудь?.. — он наморщил лоб. — О чём ты говоришь?
— Ты знаешь, о чём. Если я свалюсь…
— Почему ты должна свалиться? — Он воззрился на неё так, будто не верил собственным глазам. — Ты думаешь, это я?.. — Он судорожно махнул рукой в сторону ограждения. — Иисусе! — прошептал он. — Ты что, с ума сошла?
Футов пятнадцать разделяло их. Она уже больше не прижималась спиной к парапету, постепенно отступая от него, выдвигаясь вперёд, стремясь обойти Пауэлла, чтобы он уже больше не был ей помехой на пути к входу на лестницу. Пауэлл начал медленно поворачиваться на месте вслед за её осторожным перемещением.
— Что значит, "всё знает про меня"? — потребовал он. — Знает — что?
— Всё, — сказала она. — Всё. И он ждёт внизу. Если я не спущусь через пять минут, он вызовет полицию.
Он бессильно хлопнул себя по лбу.
— Сдаюсь, — простонал он. — Хочешь спуститься вниз? Хочешь уйти? Так иди! — Повернувшись к парапету вентшахты спиной, он начал пятиться к нему, направляясь к тому самому месту, где первоначально стояла Эллен, оставляя для неё беспрепятственным путь к отступлению. Встал, облокотившись на каменный бортик позади себя. — Иди же! Давай, иди!
Медленно, недоверчиво она двинулась к дверям тамбура, зная, что он всё ещё способен догнать её, преградить ей путь. Но он оставался неподвижен.
— Если меня могут арестовать, — сказал он, — хотелось бы знать, за что? Или это уже чересчур с моей стороны?
Она не отвечала ему ничего, пока не открыла перед собою дверь. Лишь тогда она заговорила:
— Я ожидала, что ты окажешься талантливым актёром. Ты должен был им быть, раз уж сумел внушить Дороти, что собираешься жениться на ней.
— Что? — в этот раз нечто гораздо большее, чем просто удивление прозвучало в его голосе — настоящая боль. — Послушай же, я и слова ей не сказал, чтобы внушить, что собираюсь на ней жениться. Всё это было только с её стороны, это была лишь её идея.
— Ты врёшь, — с ненавистью выпалила она. — Ты нагло врёшь. — Она шагнула через высокий порог, потянув дверь за собой, прикрываясь ею как щитом.
— Подожди! — Чувствуя, что любое его движение к ней лишь обратит её в бегство, он сначала отступил влево, скользя вдоль парапета, и лишь затем, оторвавшись от него, начал приближаться к двери, в точности повторяя путь, только что проделанный Эллен. Футах в двадцати от дверного проёма он остановился. Эллен внутри тамбура повернулась к нему лицом, одною рукой держась за ручку двери, готовая рвануть её на себя.
— Ради бога, — взмолился он, — ты скажешь мне, что всё это значит? Пожалуйста.
— Думаешь, блефую. Думаешь, мы на самом деле ничего не знаем.
— Боже… — яростно прошептал он.
— Ладно, — рассвирепела она. — Перечислю тебе всё по пунктам. Первый: она была беременна. Второй: ты не хотел…
— Беременна? — он сгорбился как от удара в живот. Подался вперёд: — Дороти была беременна? Поэтому она сделала это? Поэтому она покончила с собой?
— Она не покончила с собой! — вскричала Эллен. — Ты убил её! — Она захлопнула дверь, повернулась и бросилась бежать.
Цепляясь за перила, она помчалась вниз, звеня каблучками о железные ступеньки, с грохотом проносясь по межмаршевым площадкам, но не успела проскочить и три пролёта, как лестница вверху задрожала под ногами кинувшегося в погоню Пауэлла, прокричавшего: "Эвви, Эллен, подожди!" — и тогда она поняла, что лифт уже не для неё: пока бы она бежала по коридору, ждала бы кабинку, а потом ехала бы вниз, Пауэлл успел бы оказаться там раньше; и ничего больше не оставалось, как продолжать сумасшедший бег, с выпрыгивающим из груди сердцем, от боли не чувствуя под собой ног, все четырнадцать этажей от крыши до вестибюля; двадцать восемь лестничных маршей и двадцать семь площадок меж ними; лететь по этой спирали в почти полной темноте, рискуя расшибиться о стены, сломать-вывихнуть руки-ноги, а грохочущий за спиною преследователь всё ближе; пока не оказался под её чертовыми каблучками пол самого нижнего этажа, настоящий пол, хотя и довольно скользкий; и вот она выскочила в вестибюль, так похожий на кафедральный собор, скользить по полу там ещё легче, и голова перепуганного негра высунулась из кабинки лифта; она же из последних сил рванулась к тяжёлым вращающимся дверям; затем еще несколько ступеней предательского мрамора; она с трудом избежала столкновения с женщиной на тротуаре и повернула налево, к Вашингтонской авеню, устремляясь вдоль провинциальной, ночной и потому пустынной улочки, чтобы в конце концов замедлить шаги, потому что грудь её, как глохнущий мотор, ходила ходуном; перед тем, как завернуть за угол, бросила быстрый взгляд назад и увидела его — буквально скатывающегося вниз по мраморным ступенькам, размахивающего руками и кричащего: "Постой, постой!" Обогнула угол, снова припуская, не обращая внимания на парочку, специально остановившуюся, чтоб поглазеть на неё, и юнцов в машине, кричащих ей: "Эй, прокачу!", и видя только приближающиеся с каждым мгновеньем сияющие стеклянные двери отеля в конце квартала, так похожие на рекламный щит всех отелей мира, — он, правда, тоже приближается, поэтому беги без оглядки — пока не остались позади последние метры, отделявшие её от этих чудесных стеклянных дверей, и одну из них специально для неё держит нараспашку не скрывающий улыбки случайный прохожий.
— Спасибо, спасибо, — и вот она в фойе, здесь безопасно и тепло, здесь посыльные, и вообще полно народу — одни спрятались за газетами, другие бездельничают в открытую. Ей до смерти хотелось тоже рухнуть в первое же попавшееся кресло, но она заставила себя пройти к телефонным будкам в углу, потому что если Гант проводит её в полицию, Гант, а он в этих краях знаменитость, полиция с большей охотой прислушается к ней, поверит ей и начнёт расследование. Запыхавшись, она схватила телефонную книгу, открыла её на букве К, — было без пяти девять, и он должен был находиться в студии. Она лихорадочно листала страницы, пытаясь отдышаться. Вот этот номер: КБРИ — 5-1000. Она принялась рыться в сумочке в поисках монеты. Пять-тысяча, пять-тысяча, продолжала она твердить про себя. Отвернулась от полочки с книгой, подняла глаза.
Перед нею стоял Пауэлл. Пыхтящий как паровоз, с пунцовым лицом и всклокоченными волосами. Она не испугалась: здесь было светло и людно. Ненависть, огромная и холодная, как ледник, вернула ей так нужное сейчас ровное дыхание.
— Тебе следовало бы бежать в другую сторону. Правда, тебе это уже не поможет, но я на твоём месте попробовала бы.
И он посмотрел на неё как больной пёс, умоляюще, чуть не плача, с такою тоской, что это просто не могло быть притворством, и тихо, с болью в голосе произнёс:
— Эллен, я любил её.
— Мне нужно позвонить, — сказала она, — если ты, конечно, дашь мне пройти.
— Пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить, — попросил он. — Она была? Она в самом деле была беременна?
— Мне нужно позвонить.
— Она была?.. — настаивал он.
— Сам знаешь, что была!
— Газеты ничего не писали! Ничего!.. — Внезапно он поднял брови и спросил негромко, сквозь зубы: — На каком месяце она была?
— Да ты уйдёшь прочь…
— На каком месяце она была? — В его голосе снова зазвучали требовательные нотки.
— Господи! На втором.
Он издал такой чудовищный вздох облегчения, будто сбросил гору со своих плеч.
— А теперь будь добр, исчезни с моего пути.
— Нет, пока ты не объяснишь, что тут происходит. Всё это надувательство под именем Эвлин Киттридж…
У неё остро, недобро сощурились глаза.
Он смущенно прошептал:
