— Я попросил ее задержаться. И Луиса Варну тоже. Я был уверен, что вы захотите их видеть.
— Хорошо. Я встречусь сразу с обоими. Знаете, двух зайцев одним махом.
Клинтон Гарланд вышел из комнаты и меньше чем через две минуты вернулся с Луисом Варной и миссис Гримм. Первый оказался стройным, смуглым молодым человеком с черными курчавыми волосами, вежливым без угодливости, типичным дамским любимчиком. Вторая — аккуратной маленькой женщиной, почти хрупкой, в белом крахмальном переднике. Волосы у нее были тронуты сединой, но лицо выглядело еще по-молодому гладким, так же как и шея под подбородком в том месте, где кожа раньше всего теряет эластичность. Маркус был удивлен. Он почему-то ожидал увидеть существо, скособоченное от постоянного таскания ведра с грязной водой.
По просьбе Маркуса сначала отчитался Луис Варна. Его рассказ был краток и во всех существенных деталях подтверждал то, что уже сообщил Клинтон Гарланд. А это значит, подумал Маркус с отстраненным скептицизмом, свойственным людям его профессии, что они либо и впрямь говорят правду, либо использовали предоставленное им немалое время, чтобы согласовать свои истории между собой. Маркус всегда с подозрением относился к парам, которые так согласно подтверждали взаимное алиби, — особенно если, как в этом случае, у них имелись ключи от всех комнат. Впрочем, их алиби было не без изъяна. В конце концов, оставался еще период до того, как Гарланд и Варна встретились в кабинете для обсуждения гостиничных проблем.
— Подытожим, — небрежно сказал Маркус. — Вы с мистером Гарландом были здесь, когда впервые услышали об убийстве. Как долго вы тут находились?
Варна понял смысл вопроса. Понял его и Гарланд. Их взгляды встретились, высекли искры и разошлись, но в остальном выражение лица Варны не изменилось. Он по-прежнему был воплощением искренности, как человек, готовый принять все выверты полицейского расследования, однако в глубине души понимающий их абсурдность.
— Трудно сказать. Мы ведь специально не засекали время. Как, по-вашему, мистер Гарланд? С полчаса?
— Нам было что обсудить, — сказал Гарланд. — Полчаса — это по самой скромной оценке. Я думаю, ближе к сорока пяти минутам.
— Ясно. — Маркус повернулся к миссис Гримм. — Мадам, вам пришлось нелегко.
— Мне было очень страшно. Очень.
— Вы уже достаточно оправились, чтобы об этом говорить?
— Да, спасибо. Со мной уже все в порядке.
Она и впрямь казалась вполне невозмутимой. Она стояла прямо, ноги вместе, руки сложены на переднике. Ее взгляд, выражающий почтение, как и полагается при разговоре служанки с хозяевами, был устремлен куда-то в пространство над головой Маркуса.
— Как я понял, вы вошли в спальню вскоре после девяти. Это так?
— Должно быть. Я не уверена.
— Медицинский эксперт сделал заключение, что мистера Дрейпера убили около девяти. Пожалуй, вы совсем чуть-чуть не успели на гораздо более страшное зрелище, чем вам довелось увидеть.
— Я стараюсь не думать об этом, сэр.
— Правильно. Нет никакого смысла нагнетать ужасы. Вы никого не видели у дверей, прежде чем вошли?
— Нет, сэр.
— А вообще в коридоре?
— Никого.
— Мне сказали, что вы пришли сменить полотенца в ванной. Вы собирались поменять заодно и простыни?
— Нет, сэр. Мистер Дрейпер еще спал. Я встретила миссис Дрейпер этажом ниже, и она сказала мне, что я могу потихоньку зайти в ванную.
— Так вы поменяли полотенца?
Миссис Гримм ненадолго задумалась, потом медленно покачала головой.
— Теперь, когда вы спросили, сэр, мне кажется, что нет. Я очень испугалась, понимаете. Не слишком хорошо все помню.
— Вас можно понять. Расскажите мне вкратце, что вы сделали, когда увидели тело мистера Дрейпера.
— Я закричала, выскочила из комнаты и побежала по коридору. Наверное, я крикнула не один раз, и у меня кружилась голова. У лифта я столкнулась с посыльным, который только что поднялся наверх. Он отвел меня в свободный номер и усадил на кровать. Постоялец оттуда выписался рано утром, и дверь была открыта. Через несколько минут, когда я немного опомнилась, я подумала, что надо сейчас же пойти к мистеру Гарланду, но он оказался уже в коридоре — дежурил у дверей мистера Дрейпера. Я не хотела и близко подходить к этому номеру и потому спустилась ждать в вестибюль. Это все, сэр. Все, что я помню.
— Очень хорошо. Спасибо, миссис Гримм.
— Вы закончили, лейтенант? — спросил Гарланд.
— Пока да.
Гарланд кивнул старшему коридорному и горничной.
— Вы свободны.
Они ушли, а следом за ними, вежливо попрощавшись с администратором, вышел и Маркус.
Он легонько постучал в дверь с блестящими хромированными цифрами 421. Мнемоническая подсказка: вторая цифра — половина первой, третья — половина второй. Достаточно запомнить первую.
Эти мысли отступили, когда дверь отворилась внутрь и в проеме возник юноша в сером свитере. У него были густые русые непокорные волосы, нос с горбинкой и чересчур довольное, если учесть нынешние обстоятельства, выражение лица.
— Мистер Ланкастер? — спросил Маркус.
Юноша ухмыльнулся и покачал головой.
— Не имею такой чести. Старик Брайан трудится, как обычно. А я Тайбер. Джером Тайбер.
— Ага. Я лейтенант Маркус. Из полиции. Я ищу миссис Марк Дрейпер.
— Тогда вы ее нашли, лейтенант. Долли здесь, она жива и здорова, хотя, как вы понимаете, слегка не в себе. Долгонько же вы до нас добирались. Мы-то давно вас ждем.
— Лучше поздно, чем никогда. Так где миссис Дрейпер?
— Входите. Сейчас я вам ее раздобуду.
Маркус вошел. На низком столике перед софой стоял серебряный кофейник, распространяющий аромат горячего кофе. Рядом с ним, на блюдечке, стояла недопитая чашка. Маркус сел на софу, вдыхая запах кофе и завидуя хозяину чашки.
Джером Тайбер у внутренней двери жизнерадостно сказал в соседнюю комнату:
— Долли, дорогая, твои грехи тебя нашли. Советую выйти и мужественно встретить последствия.
В ответ на это шутливое приглашение в комнате появились две женщины. Одна из них была довольно высокая, с ярко-рыжими волосами, и имела наигранно доброжелательный вид человека, который взялся усиленно опекать и утешать кого-то другого. Маркус сделал правильный вывод, что это миссис Брайан Ланкастер.
Вторая, таким образом, была Долли Дрейпер. Поднявшись ей навстречу, Маркус мгновенно ощутил прилив чувства, иммунитет к которому, при его возрасте, успел выработать в себе давным-давно. Нежность? Симпатия? Слабый голос сирены, напевающий «Сентябрьскую песню»? Ради приличия можно назвать это чувство отцовским. Ибо Долли Дрейпер, которой наверняка было не меньше двадцати пяти лет, выглядела так, словно ей нет еще и двадцати. И она была маленькой — маленькой и стройной, с невинно-соблазнительным телом, в настоящий момент задрапированным в белый кашемировый свитер и красные слаксы. Ее мягкие волосы цвета спелой кукурузы были чуть длиннее, чем у нынешних эстрадных певцов, исполняющих народные песни. Ее глаза были серыми и серьезными. Она села на краешек стула и сложила руки на коленях. Она не казалась убитой горем — лишь бесконечно грустной.
— Черт возьми, Джерри, — сказала рыжеволосая миссис Ланкастер, — брось свои шуточки. Ты ведешь себя непристойно.
Тайбер, отнюдь не смущенный, помахал рукой и отвесил маленький поклон.
— Мрачностью ничего не добьешься. «В Книге Судеб ни слова нельзя изменить…»[1] — ну, и так далее. Ты знаешь это стихотворение, дорогая. Надо относиться ко всему философски.
Кроме того, я должен добавить, что некто — пусть и достойным порицания способом — оказал мне услугу. Он, можно сказать, устранил моего конкурента.
Во время этой знаменательной речи Долли Дрейпер сидела тихо, устремив свои серые глаза на говорящего; затем на ее розовых губах появилась легчайшая тень грустной и нежной улыбки.
— Дорогой мой, — сказала она, — я знаю, что ты не имеешь в виду ничего плохого, но ты не должен говорить такие вещи. Это неприлично.
— Непристойно, вот как это называется, — поправила рыжеволосая. — Следи за своим поведением, Джерри.
— Что? Ах да. Я же вас не представил. Миссис Дрейпер, миссис Ланкастер, лейтенант Маркус. Лейтенант Маркус, как мы и предвидели, из полиции. Поскольку благодаря этому делу мы все наверняка вскоре будем на дружеской ноге, предлагаю оставить официальность сразу. Если угодно, лейтенант, вы можете называть этих замечательных дам Долли и Люси.
Маркусу было угодно не принимать это предложение.
— Миссис Дрейпер, — сказал он, — случилась большая беда, и я понимаю, что вам сейчас тяжело. Прошу меня извинить.
— Мне уже намного лучше. — Она грустно улыбнулась сложенным на коленях рукам. — Теперь, когда прошло первое потрясение, я могу сказать, что даже не слишком удивлена.
