— Что ты хочешь, сумасшедший? — смеялась она.
— Тебя! — выдохнул он, прижимая её к дереву.
— Перестань, ну, перестань же! — просила Наталья, смеясь и уворачиваясь от сыпавшихся поцелуев. — Люди увидят.
— Здесь никого нет. Пусть видят! — горячо шептал он. Обняв Наташу левой рукой, правой он попытался поднять подол платья, но дальше уже ничего сделать не смог. Наталья резко присела, и, если бы не ствол дерева, то они бы свалились на траву. Она ловко выскользнула из его объятий. Он стремительно кинулся за ней.
— Прекрати! — в её голосе послышались уже твёрдые нотки.
— Ну, что ты? — Он попытался приблизиться. Она резко оттолкнула его и приняла стойку боксёра.
— Я тебя ударю, — предупредила она.
— Наташка! Зачем так грубо? — укорил он её, держась на всякий случай на расстоянии, и решил применить проверенный приём:
— А если я завтра не вернусь из полёта и это наш последний вечер? — Теперь он смело приблизился к ней.
— Что ты! — она испуганно прикрыла ему рот ладошкой. — Так нельзя говорить, — накличешь беду. — В её немигающем взгляде стоял испуг. И Иванов уже пожалел, что так глупо пошутил.
— Поцелуй меня, — тихо попросила она, опуская руки…
«Неужели могут быть на свете женщины лучше неё? Нет, не может такого быть! Она, только она, самая лучшая, самая красивая, самая нежная и желанная. Она — любимая! Я ей ещё не сказал, что люблю её? Скажу! Вот, принесу на следующее свидание огромный букет цветов и скажу: «Наташа, я люблю тебя, выходи за меня замуж!». Так думал Иванов, любуясь девушкой, когда они ещё долго гуляли по парку.
— Хочешь знать, что мне предложил ваш замполит, когда танцевал со мной? — явно стараясь заинтриговать Иванова, вдруг спросила Наташа.
— Уверен, ничего оригинального, — ответил Иванов как можно безразличнее. Внутри же бушевало негодование: «Вот гад! Представляю, что он мог тебе предложить!».
— Сказать? — смеясь, задиралась Наталья.
— Ну, скажи.
— Себя вместо тебя! — Похоже, ей нравилось злить Иванова. Но он, стараясь казаться спокойным, смолчал.
— А хочешь знать, что я ответила ему? — девушка загадочно улыбнулась.
— Очень хочу! — Иванов уже не скрывал эмоций, испытывая запоздалую досаду от того, что всё-таки не заехал Косачаному в морду. — Только сначала скажи, как он себя предлагал.
— Как? — и Наташа, передразнивая Косачаного, произнесла:
— Наталья, ты должна принадлежать мне, я же лучше него!
Она звонко засмеялась своим серебряным смехом, Иванов же, напротив, не мог разделить её веселья. «Гад толстомордый, убью!» — вертелось у него в голове.
— И знаешь, что я ему ответила? — Наташа остановилась, обняла Иванова за талию обеими руками, прижалась и, глядя снизу вверх околдовывающим взглядом серо-голубых глаз, вдруг спросила:
— А что бы ты ответил на моём месте?
— Не знаю.
— А ты подумай.
— Не знаю, — пожал плечами Иванов.
— Я ему сказала: «Что в вас есть такого, чего нет у Саши?»
Она уже не смеялась, а доверчиво, как ребёнок, припала к его плечу. Иванов снова почувствовал себя самым счастливым человеком на свете: ну, конечно же, он помнил, — этот вопрос он задал Наташе несколько дней назад, в их первую ночь! Злость на Косачаного растаяла, и Иванову даже стало жаль его.
— Ах, ты, моя хулиганка! Ты моя умница. Как я обожаю тебя, Наташка! — Он ласково поднял её на руки и поцеловал. — А знаешь, что лётчики зовут Косачаного «Косо зачаный». — Иванов стал кружить Наташу. Они громко смеялись.
Прощание возле женского общежития было недолгим — на них смотрели дежурные милиционеры с автоматами, под охраной которых девушки могли спать спокойно. Чужие взгляды почему-то смущали. Иванов даже постеснялся поцеловать Наташу на прощанье, лишь нежно пожал ей руку.
— Я к тебе приходила, теперь ты должен прийти ко мне. Посмотришь, как я живу, — предложила Наташа.
— А меня пропустят?
— Что-нибудь придумаем. — Она прикоснулась кончиками пальцев к его плечу. Он видел, что ей тоже не хочется расставаться.
— Пока, — грустно прошептала она. — Иди. Послезавтра вечером я тебя буду ждать. — И пошла, не оборачиваясь, к подъезду. Иванов молча смотрел ей вслед. Расставания ему никогда не удавались.
Когда Иванов вернулся в расположение, личный состав звена уже спал. Стараясь никого не разбудить, Иванов лёг и, думая о самой прекрасной девушке на Земле, не заметил, как заснул.
Утром следующего дня при входе в столовую Иванов столкнулся с выходившим оттуда Косачаным. Ничего не сказав и поприветствовав друг друга, офицеры разошлись. Но взгляд Косачаного, какой-то нехороший взгляд, запомнился Иванову.
День прошёл в обычном порядке, если не считать, что Александр каждую минуту думал о предстоящей встрече с Наташей, строя планы, как он принесёт ей букет цветов и признается в любви, а она ответит, что тоже любит его. И очень сожалел, что не может её увидеть раньше.
В тот день усиленно работали соседи — штурмовики «Су-25». Самолёты взлетали парами с интервалом в две-три минуты и меньше, чем через час возвращались без бомб и ракет. Утром перед взлетевшим вертолётом Иванова в сторону гор ушла большая группа «двадцатьчетвёрок». Хотелось верить, что «новой кавказской войне» скоро придёт конец. «Женюсь на Наташе, заберём дочку и поедем служить в какой-нибудь гарнизон. А там и сына родим!» — мечтал Иванов о том, что будет в другой, лучшей жизни.
Вечером после полётов Иванова отозвал в курилку начальник штаба полка — подполковник Гриневский. Он всегда нравился Иванову настоящей офицерской выправкой и аккуратным, при любых обстоятельствах, видом. Подполковник Гриневский имел такую особенность — быть образцом во всём. Внешне он напоминал белогвардейского офицера из фильмов про Гражданскую войну: интеллигентное лицо, тонкие усики под прямым носом, твёрдый строгий взгляд светлых глаз. Иванов знал, что Гриневский воспитывался в Казанском суворовском училище, после которого поступил в лётное, а в Афгане они даже служили в одной части, но в разное время. Там Гриневский летал заместителем командира эскадрильи.
— Хочу поговорить с тобой, Александр Николаевич, неофициально. Ты не против? — поинтересовался Гриневский, закуривая сигарету и садясь на лавочку. — Присаживайся, не стесняйся. — Иванов поймал на себе взгляд его пытливых глаз.
Александр сел, приготовившись к серьёзному разговору. В полку все привыкли к интеллигентной манере общения начальника штаба с подчинёнными. Даже раздражаясь, Гриневский редко выражался нецензурно.
— Сегодня командир утверждал списки представляемых к орденам, — Гриневский внимательно посмотрел Иванову в глаза. — Твою фамилию вычеркнули.
— За что? — равнодушно спросил Иванов, но обида резанула по сердцу острым ножом.
— А ты, Александр, себя спроси: за что? — спокойно ответил Гриневский.
— Замполит постарался? — высказал догадку Иванов.
— Зачем обвинять кого-то, когда можно просто попридержать свой язык. Язык — он многих до беды довёл. А ты не просто лётчик, у тебя люди в подчинении. Они на тебя равняются, учатся у тебя. А какой пример ты им подаёшь? — начальник штаба затянулся сигаретой и замолчал, глядя в сторону. Иванову нечего было ответить. Прав был начальник штаба.
— И потом имей в виду, — снова заговорил Гриневский, — «Мохнатое ухо» не зря здесь находится.
«Мохнатым ухом» боевые лётчики называют представителей ФСБ в армейских частях — особистов.
— Пусть бы они Дудаева с Басаевым ловили! — Иванов понял, что вчерашний разговор со звеном Косачаный передал ФСБшникам.
— Это их дела, — предупредил Гриневский. — Так что, Александр, мой тебе совет: думай головой, прежде чем что-нибудь сказать, и смотри, кто перед тобой.
— Спасибо, Николай Иванович. — Иванов благодарил искренне.
— И ещё, — Гриневский поднялся, — в этот раз отстоять тебя мне не удалось, но в следующий список я тебя включу обязательно. Так что — не подведи.
— Постараюсь, Николай Иванович.
Уходя, Гриневский крепко пожал руку, и Иванов остался один. Злость на Косачаного вскипела с новой силой. Настроение упало ниже ватерлинии. Иванов очень жалел о том, что не увидит сегодня Наталью. С ней он бы смог забыть обо всём плохом.
После ужина, отпустив Ващенку и Костина до утра, Иванов напился до беспамятства.
Утреннее пробуждение было ужасным: тяжёлая голова раскалывалась, во рту ощущался неистребимый привкус собачьего дерьма.
— Что мы вчера пили? — спросил Иванов помятого Фархеева.
— Водку, — хрипло ответил тот. — Башка трещит!
— Ты у кого её брал?
— В ларьке.
— Интересно, что они в неё добавляют? Яд какой-нибудь?
— Гонят из коровьего дерьма, — высказал догадку Фархеев. — Надо бросать пить, командир. Здоровья может не хватить на это.
