не слишком выгодное положение. Низкий и узкий дверной проем не давал возможности напасть внезапно, а поверженный громила в любой момент мог очухаться. Ежов поднял с пола лампочку и, не выходя из темной зоны, резко метнул ее между широко расставленных ног Краснова. За спиной полковника хлопнул выстрел. Он молниеносно развернулся, и выпалил в поленницу, сработали рефлексы, думать некогда. Ежов точно, хоть и несильно, лягнул его в опорное колено. Нога Краснова подломилась, и он рухнул как подкошенный, затылком ударившись об косяк. Ежов подхватил грузное тело полковника, затащил внутрь, уложил рядом с Кранцем, который уже приходил в себя, начинал шевелиться. Ежов спешно вышел, поднял пистолет.
– Уснула там? Быстро выходи!
Получив разрешение, Пума ожила, вскочила как ошпаренная и, наступив в темноте на чье-то тело, как коза выскочила в предбанник. Ежов тут же затворил дверь, припер ломом. Пума заулыбалась, ну и вид! Голый, вымазанный в саже с ног до головы, с пистолетом в руке, он ей нравился все больше.
– Одеваемся! – сказал он. – Быстренько.
Их одежда была аккуратно сложена на двух стульях, словно и в самом деле любовники приехали, и решили помыться, в бане попариться. Похоже, их убийство заранее планировалось.
Вышли во двор. Лунная ночь, зима, плохо расчищенные сугробы. Безжизненный дом, похожий на сторожку, на дверях висячий замок. Вокруг дома с дровяной пристройкой невысокий заборчик, далее распахнутые ворота. За воротами две «Волги». Такси и черная машина, видимо, полковника Краснова. Светло как днем, хотя кругом лес, полнолуние.
– Не знаешь, чье хозяйство? – поинтересовался Ежов, направляясь к машинам.
– Я так поняла, что лесника. Кажется, он в отпуске.
Только что пережитый стресс и близость смерти, чудом их миновавшей в совершенно безвыходной ситуации, впрыснули в девичью кровь дозу адреналина. Пуме хотелось смеяться, кричать на весь мир, что они живы, ее зашатало от радости земного бытия. Она догнала Ежова, ткнулась губами в щеку.
– Что? – он не понял ее восторга.
– А ты парень что надо, – воскликнула она, как пьяная. – Я люблю тебя!
Он отстранился и подошел вначале к такси. На заднем сиденье, свесив ноги в приоткрытую дверку, полулежал и стонал Валет. Ежов открыл дверку водителя. Пума закричала:
– Серж! Давай черную угоним!
– Заводи, я сейчас.
Пума кинулась к черной «Волге», а Ежов нашел в боковом кармане двери, что искал, что-нибудь острое. Выпрямившись, он услышал рев мотора. Пума завела машину и махала рукой, дескать, давай быстрей! Не обращая внимания на стоны покалеченного Валета, Ежов обошел по кругу такси, пробив заточенной отверткой все четыре колеса. Машина, шипя и охая, как старуха, легла брюхом на рыхлый снег. Удовлетворенный такой своей работой, Ежов хмыкнул, выбросил отвертку и поспешил на свет зажегшихся фар.
– Сиденье сломано, – пожаловалась Пума, когда он открыл водительскую дверь.
– Что?
– Кресло сломано.
– Пересаживайся, я поведу.
Пума переместилась на соседнее сиденье. Ежов нажал на спинку водительского кресла, она откинулась. «Волга» мэра? На заднем сиденье лежал объемистый чемодан. Осматривать не стал, сразу сел за руль, надо срочно уезжать. Машина мягко двинулась по выпавшему снегу, словно плыла по воздуху. Фары высветили лесную дорогу, свежие колеи от проехавших машин и стройные ряды сосен… Таксист по кличке Хряк, похожий на толстого борова, про которого они даже не вспомнили, это он садил Ежова в машину, из дровяника наблюдал за беглецами.
Едва отъехали, Хряк кинулся в баню.
Глава 11
Граф
– Туз выиграл! – сказал Германн и открыл свою карту.
– Ваша дама убита, – ласково сказал Чекалинский.
«Пиковая дама». Пушкин.
Граф танцевал румбу. Жирное тело, опоясанное полотенцем, колыхалось в бешеном ритме босановы, живот подпрыгивал, по сократовскому лбу струился пот, медвежьи глазки свирепо блестели. Четыре девицы, в одних набедренных повязках, вертелись вокруг него, изображая страстных негритянок. Хохоча и взвизгивая, они дразнили Графа, зазывно крутя сверкающими попочками. Его руки, словно крокодил из заводи, время от времени выпрыгивали из тучного тела и покусывали бесстыдниц, хватая за голые бедра крепкими пальцами. Вилла дрожала от музыки, топота Графа и восторгов перепивших шампанского девочек. Рахит, телохранитель с азиатскими скулами и поджарой фигурой, невозмутимо готовил коктейли, в такт ритму тряся миксерами как маракасами. Он невозмутимо поглядывал на одуревших от собственного визга девчонок. Веселье только разгоралось, вся ночь была впереди.
Когда-то, очень давно, Граф был студентом Юридического института, чересчур умным студентом, поэтому учился недолго, года два, пока не понял, что закон всего лишь орудие беззакония. Изучив этот вопрос до тонкостей, Граф сделал вывод. Лучше стоять вне закона, но оставаться человеком, чем быть винтиком чудовищной машины, именуемой Правосудием. В этом городе он оказался случайно. Лет двенадцать назад Граф ехал в поезде дальнего следования. Была пора отпусков, расписание нещадно нарушалось, «скорый» тащился медленно, подолгу застревая на каждой станции. Его попутчиками, соседями по купе, оказались капитан второго ранга с супругой, довольно потасканной на вид бабенкой, и лысый доцент, очень похожий на артиста Броневого. Как водится, чтобы скоротать время, стали играть в карты, вначале в дурака, но быстро надоело. И тут присоединился из соседнего купе инженер-строитель, и научил всех незнакомой игре со странным названием рамс. Для хохмы ставили по копеечке, иначе игра теряла смысл, постепенно освоились, втянулись, и незаметно захватил такой азарт, что сходить поужинать в вагон-ресторан не было сил. Скинулись на пару бутылок водки, подходящую закуску, и послали Сонечку, так звали жену капитана, за провизией. Графу везло.
В первый день рамса он выиграл 400 рублей. Доценту тоже подфартило, а вот инженер и капитан проигрались. Особенно не повезло инженеру, обучившему их этой игре, бывает. На второй день ставки выросли. Все были при немалых деньгах, все ехали в отпуска, а тут такое невиданное ощущение после вынужденного безделья, что жить хотелось весело и широко. Это ли не счастье – удача игрока? Масть Графу шла. Вначале он спустил вчерашний проигрыш, но к ночи взял около 2 тысяч. Сонечка начала было рычать, но, увидев в руках мужа 800 рублей, полученных так, больше игре не препятствовала и только ахала, и охала, так разошлась, что ее отослали в соседнее купе, на место инженера. На того было жалко смотреть, ему упрямо не везло, и он беззлобно материл своих удачливых учеников. Выяснилось, что все, кроме Графа, едут до одного города, и спать с общего согласия не ложились. А к утру ситуация изменилась. Граф проиграл 10 тысяч, по тем временам, считай, две машины. Капитан тоже сел на мель. Когда вышли из поезда, Сонечка потащила мужа в линейный отдел жаловаться на жуликов, выглядело
