Но у Веры эти слова… сама мысль… вызывали желание бунтовать. Нет, не конец.
Она посмотрела на покойника и сказала:
— Бедный доктор Армстронг…
Ломбард глумливо ухмыльнулся и заметил:
— Ба, что я слышу? Женская жалость?
Вера ответила:
— А почему бы и нет? Разве в вас нет ни капли жалости?
Он сказал:
— К тебе — нет! И не жди!
Вера вновь взглянула на труп и заявила:
— Мы должны убрать его отсюда. Отнести в дом.
— Наверное, чтобы присоединить к остальным жертвам? Чтобы все было аккуратненько. Что касается меня, то он может оставаться там, где есть.
Вера сказала:
— Ну, во всяком случае, давайте отнесем его от моря.
Ломбард засмеялся и сказал:
— Как хотите.
Он наклонился, стал вытягивать тело. Вера нагнулась к нему, стала помогать. Она тянула изо всех сил.
Ломбард, запыхавшись, произнес:
— Не такая уж это легкая работка.
Однако им удалось оттащить труп далеко от линии прилива.
Выпрямившись, Ломбард спросил:
— Ну, как, удовлетворены?
Вера ответила:
— Вполне.
Ее тон его насторожил. Он круто повернулся. Даже не хлопая рукой по карману, он уже знал, что тот пуст.
Она отошла на ярд-два и стояла лицом к нему с револьвером в руке.
Ломбард сказал:
— Так вот, значит, какова истинная причина вашей женской заботливости! Вы попросту хотели обчистить мой карман.
Она кивнула и твердо, недрогнувшей рукой держала пистолет.
Сейчас смерть очень близко подошла к Филипу Ломбарду.
Он знал, никогда она не была ближе.
И, однако, он еще не был побежден.
Он властно сказал:
— Отдай револьвер мне.
Вера засмеялась.
Ломбард заявил:
— Ну, полноте, отдай.
Его быстрый ум лихорадочно работал. Как… каким образом… заговорить ее… убаюкать… или быстрый бросок…
Всю жизнь Ломбард выбирал рискованные пути. Так он поступил и на сей раз.
Он заговорил медленно, убедительно:
— Послушай-ка, моя милая девочка, только послушай…
И потом он прыгнул. Быстро, как пантера, как любой другой хищник из семейства кошачьих…
Вера машинально нажала на курок…
Тело Ломбарда на мгновение зависло в воздухе, потом тяжело упало на землю.
Вера шагнула к нему, держа наготове револьвер. Но в предосторожностях не было надобности.
Филип Ломбард был мертв… застрелен в сердце…
III
Веру охватило облегчение — огромное, невыразимое облегчение.
Наконец, все было кончено.
Страха больше не было… не нужно было больше держать себя в руках…
Она осталась на острове одна.
Одна с девятью трупами…
Но какое это имеет значение? Она была жива…
Она сидела, испытывая невероятное счастье… чувствуя огромный покой…
Страха больше нет…
IV
Солнце садилось, когда Вера зашевелилась. До этого из-за нервной реакции она хранила неподвижность. Просто в ней не было места ни для чего, кроме божественного ощущения безопасности.
Теперь она поняла, насколько голодна и как хочет спать. Главным образом, спать. Она хотела броситься на постель и спать, спать, спать…
Быть может, завтра придут и спасут ее, но ей было все равно. Она могла бы остаться здесь. Тем более сейчас, когда осталась одна…
О! Благословенный, благословенный покой…
Она встала и взглянула на дом.
Больше бояться нечего! Ее не поджидают новые кошмары! Просто самый обычный, хорошо выстроенный современный дом. И, однако, совсем недавно она не могла смотреть на него без дрожи…
Страх… какая странная штука — страх!..
Что ж, теперь все кончено. Она победила… с триумфом одолела самую смертельную опасность. Благодаря быстроте своего ума и ловкости она, как говорится, поменялась ролями со своим потенциальным убийцей.
Она направилась к дому.
Солнце садилось. Небо на западе расцветилось красными и оранжевыми полосками. Оно было прекрасное и мирное…
Вера подумала: «Должно быть, все это сон…»
Как она устала… как ужасно устала! Ее конечности болели, веки словно налились свинцом. Больше не надо бояться… Спать… спать… спать… спать…
Спать в безопасности, потому что она на острове одна. Один негритенок остался один-одинешенек.
Она улыбнулась сама себе.
Вошла в переднюю дверь. Дом тоже казался странно мирным.
Вера подумала: «Обычно никто не хочет спать в доме, где есть покойник, а особенно, если в каждой комнате по покойнику! Может, пойти на кухню и что-нибудь поесть?»
Она немного поколебалась и потом передумала. Она слишком устала…
Она остановилась возле двери столовой. Там посреди стола все еще стояли три маленькие фарфоровые фигурки.
Вера засмеялась и сказала:
— Вы поотстали от событий, мои дорогие.
Она взяла двух и вышвырнула их в окно. Она услышала, как они разбились о каменный пол террасы.
Третьего негритенка она сжала в руке и сказала:
— Ты можешь пойти со мной. Мы победили, мой милый! Мы победили!
Холл был тускло освещен умирающим светом.
Вера с зажатым в руке негритенком стала подниматься по лестнице. Очень медленно, потому что неожиданно ее ноги страшно устали.
«Один негритенок остался один-одинешенек» — как там считалочка кончается? О да! — «Он женился, и тогда никого не осталось».
Женился… Странно, как она вновь неожиданно почувствовала, что Хьюго находится в доме…
Ощущение было очень сильным. Да, Хьюго был наверху и ждал ее.
Вера сказала сама себе:
— Не будь дурой. Ты так устала, что воображаешь Бог весть что…
Медленно вверх по лестнице.
На верхней лестничной площадке что-то выпало из ее руки, практически бесшумно ударившись о мягкий ворсовый ковер. Она не заметила, что выронила револьвер. Она сознавала лишь, что сжимает в руке маленькую фарфоровую фигурку.
Какой тихий был дом! Однако… почему-то он не казался пустым… наверху ее ждет Хьюго…
«Один негритенок остался один-одинешенек». Какая же все-таки последняя строчка? Что-то насчет свадьбы или что-то другое?
Она подошла к двери своей комнаты. Хьюго ждет ее внутри — она была совершенно в этом уверена.
Она открыла дверь…
Ошарашенно открыла рот…
Что это — свешивается с крюка в потолке? Веревка с готовой петлей? И под ней стоит стул — стул, который можно оттолкнуть ногой…
Вот что хотел Хьюго…
И, конечно, такой была последняя строчка считалочки:
«Он пошел и повесился, и тогда никого не осталось…»
Маленькая фарфоровая фигурка выпала из ее руки. Она покатилась по полу и разбилась, ударившись о каминную решетку.
Как автомат, Вера шагнула вперед. Это был конец — здесь, где холодная мокрая рука (конечно, рука Сирилла) прикоснулась к ее горлу…
«Ты можешь поплыть к той скале, Сирилл…»
Эти слова были убийством — все так просто!
Но потом ничего не забывается и продолжаешь, продолжаешь вспоминать…
Она влезла на стул, уставившись в одну точку, словно лунатик… приладила на шее петлю.
Хьюго был здесь и следил, чтобы она это сделала.
Она оттолкнула стул…
Сэр Томас Легг, помощник комиссара Скотленд-Ярда, раздраженно заявил:
— Но это же просто невероятно!
Инспектор Мэйн почтительно ответил:
— Знаю, сэр.
П. К. продолжил:
— Десять человек мертвы на острове, и на нем нет больше ни одной живой души. Бессмыслица какая-то!
Инспектор Мэйн флегматично отозвался:
— Тем не менее это случилось, сэр.
Сэр Томас Легг сказал:
— Черт подери, Мэйн, должен же кто-то был их убить.
— В том-то и проблема, сэр.
— В докладе врача ничего полезного?
— Нет, сэр. Уогрейв и Ломбард застрелены, первый — в голову, второй — в сердце. Мисс Брент и Мэрстон умерли от отравления цианидом. Миссис Роджерс — от смертельной дозы хлорала. Голова Роджерса разрублена, Блора — размозжена. Армстронг утонул. Череп Макартура проломлен ударом по затылку, и Вера Клэйторн повешена.
П. К. вздрогнул и поморщился. Он сказал:
— Гадкое дело, гадкое.
Он поразмышлял несколько минут и потом с раздражением спросил:
— Вы имеете в виду, что не смогли выудить из населения Стиклхэвена ничего полезного? Черт возьми, должны же они что-то знать.
Инспектор Мэйн пожал плечами.
— Они обычные порядочные моряки. Знают только, что остров купил человек по фамилии Оуэн, и все.
— Кто запасал на острове провизию и делал все необходимое приготовления?
— Человек по фамилии Моррис. Исаак Моррис.
— И что он обо всем этом говорит?
— Он не может говорить, сэр, он мертв.
П. К. нахмурился.
— Вам известно что-нибудь об этом Моррисе?
