произнес Безана и удивился своему ответу, по сути очень искреннему.
Сын сосредоточенно обгрызал кусочки кожи вокруг ногтей, как вдруг сказал:
– Знаешь, а мама недовольна. Они с Армандо часто ссорятся.
Безана удивился такому признанию и хотел уже выдать: «Твоя мама вечно всем недовольна», но не смог. Как раз в этот момент завибрировал телефон. Это был Джорджо, и Безане пришлось ответить. Он извинился перед Якопо и отошел на минутку.
– Прости, что потревожил, ты, наверное, за столом. Но судебный медик нашел кое-что интересное на теле Антонеллы Равазио. Может, твоя коллега была права.
– То есть?
– У нее на голове есть рана, совместимая с падением с лестницы. Сейчас криминалисты находятся в доме Форести, они нашли следы крови, посветив люминолом. Как раз у подножия лестницы. Версия такая: ее сначала столкнули с лестницы, а потом задушили, инсценировав то, что мы знали. И еще: у него действительно нет диплома врача, вы и здесь оказались правы. Незаконная медицинская практика, это точно.
– Его арестовали?
– Да, но судья еще не утвердил ордер.
– Вот это новость! Спасибо.
Безана вернулся за столик, но сына там не оказалось. Сначала он подумал, что Якопо вышел в туалет, но потом заметил, что рюкзака тоже нет. Отчаявшись, Безана позвонил сыну, однако тот не ответил. А потом пришло сообщение: «Я как раз сегодня хотел сказать тебе что-то очень важное».
Безана с мрачным видом вел машину по улицам острова Бергамаска [42]. Сидевшая рядом Илария пыталась обменяться с ним хоть парой слов, но он был недоступен.
– Следовательно, я оказалась права. Форести убил жену, а потом решил все свалить на серийного убийцу.
Она уже в сотый раз повторила это, словно заставляя себя поверить, что была молодцом. Но Безана не откликался, молча глядя на дорогу. Проехать остров от берега до берега большого труда не составляло. Здесь, в сорока километрах от Милана, оказываешься совсем в другом мире. Достаточно выехать из Серениссимы через пункт взимания платы за проезд в Каприате, проехать мимо мотеля «Гульель» и большого Grill Road House, выстроенного в американском провинциальном стиле, как сразу начинаешь чувствовать нехватку кислорода. Но это вовсе не американская провинция, это настоящий Ломбардский Дикий Запад. Достаточно взглянуть на указатели, написанные на диалекте: Cavriàt Sant Gervàs, Каприате-Сан-Джервазио [43].
Там тебя ожидают бескрайние поля кукурузы и деревни, похожие как две капли воды. В деревнях есть только парикмахерские под называнием «Прически на любой манер», а в магазинах, где торгуют канцтоварами и игрушками, имеются дополнительные отделы с устаревшей бижутерией; дальше тянутся маленькие офисы банков, бары с игровыми автоматами, манекенами в витринах и искусственными цветами на барных стойках. И сплошные пиццерии, работающие навынос, буквально через каждые два метра. Никаких ресторанов с нормальными столиками и стульями, словно люди здесь не любят ужинать в компании, а предпочитают сразу идти домой с картонной коробкой под мышкой. Единственное место встречи – унылые рыночные площади и здания, приспособленные под спортивные залы. И больше ничего.
Естественно, что при таком запустении торговые центры становятся маяками и носят монументальные названия, например «Континент Мапелло». Здесь выставляются претенциозные миражи современности: огромные вывески «Трони» [44], рекламы спа-салонов и спортивных залов, а термин «аутлет» трактуется как всеобщее искушение.
Безана устал накручивать километры от одного двухквартирного дома до другого, где в садах стояли сплошные амфоры и терракотовые Венеры с нарушениями пропорций, от часовенок XIX века до частных статуэток Мадонн, поставленных поближе к дровяным печкам или к барбекю. Устал от витрин со свадебными сувенирами, рамками со стразами и с перламутровыми чашками. Кругом стояла такая тишина, что было слышно, как разговаривают люди в домах, а вопль индейки звучал, словно зловещий крик, почти как мольба о помощи. А стоило только чуть изменить курс или остановиться, чтобы свериться с навигатором, как сразу же все высовывались из окон и пристально тебя разглядывали: «Что тебе от нас надо, чужак?» Они моментально вычисляют, что ты не из их сообщества.
Культ подозрительности выражен в невероятном обилии камер слежения. И невольно возникает вопрос: как они здесь ухитряются убивать друг друга так часто? Достаточно одной незнакомой машины, и в окнах появляется куча свидетелей. Причем свидетелей нахальных, которые не боятся выйти на балкон или высунуться из окна и молча разглядывать тебя, скрестив руки на груди, так что ты чувствуешь себя в западне. Но здесь кроется большое противоречие.
Почему они оказываются бесполезными в случае убийства? Осторожная сдержанность северян, в сущности, эквивалентна круговой поруке южан. Только называется по-другому.
Безана остановился на стоянке, почти въехав в кювет, и вдруг произнес:
– Он явно отсюда.
Илария склонила голову и потерла пальцами виски.
– Мы очень устали. И очень нервничаем, – ответила она.
– Он явно отсюда, – повторил Безана, словно не услышав ее. – Когда он проходит мимо, люди не выглядывают в окна.
Мария Вальзер вышла из экипажа и огляделась. Она доехала до самой Павии, чтобы встретиться с Чезаре Ломброзо. Дело Верцени и за рубежом вызвало много споров. Как раз в прошлом месяце Ломброзо обменялся серией писем по этой теме с профессорами из университета в Монпелье [45]. Сейчас Ломброзо выглядел явно смущенным: вряд ли он ожидал, что студент из Тюбингена [46], которого направил к нему немецкий коллега, окажется девушкой. Мария улыбнулась ему, и он пригласил ее пройти в здание университета, чтобы спокойно поговорить. В ответ Мария вежливо кивнула. Ломброзо начал беседу на французском, но девушка его остановила: она хорошо владела итальянским. Ломброзо удивился еще больше.
Мария Вальзер молча шла за ним быстрыми шагами. Ее поразил внутренний дворик с элегантными двойными портиками. Она загляделась на статую, и Ломброзо объяснил ей на ходу, что это Алессандро Вольта [47], но скорости не сбавил. Ей пришлось бежать за ним следом. Ломброзо привел ее в анатомический зал, в аудиторию Скарпа [48]. У Марии захватило дух: казалось, она попала в театр Палладио [49]. Ниши с мраморными бюстами, высокие арочные окна, купол потолка, расписанный гротесковыми картинами. И настоящее чудо – крылатые фигуры, держащие в руках хирургические инструменты.
Ломброзо провел ее за кафедру, где стояли несколько стульев, и пригласил сесть. Он объяснил, что потолочную роспись только что реставрировали. Затем Ломброзо достал рисунки и принялся их показывать.
– Это свирепый маньяк, но выглядит он как абсолютно здоровый человек из Бергамо.
Мария прочла в карточке: «Двадцать два года, рост 166 сантиметров, вес 68
