«Во-первых, обострённая интуиция подсказывает. Во-вторых, обожаю — до желудочных колик — различные авантюрные авантюры…. Разве этого мало?».
«Наверное, достаточно…».
— Знаешь, милый, какое у тебя самое положительное качество? — ехидно усмехнувшись и перестав вертеть пальцами, вслух спросила Сова. — Вернее, самая позитивная и симпатичная черта характера?
— Даже не догадываюсь.
— Понятливость.
— В смысле?
— Ты такой понятливый — это что-то…
— Стараюсь, — польщено улыбнулся Гришка.
«Улыбаешься, братец?», — саркастически усмехнулся приставучий внутренний голос. — «Ну-ну, доулыбаешься, олух доверчивый…. Ответь-ка мне на простейший вопрос. А зачем, собственно, следователю по особо важным делам знать в совершенстве язык глухонемых? Растерянно молчишь? Думаешь, что Ольга его выучила на зоне, во время отбытия срока? Типа — от серой скуки? Не знаю, не знаю. Слабенькая версия. Откровенно слабенькая…. Интересно, а почему надо «следить за языками»? Неужели, «подслушки» задействованы в полный рост? Бывает, конечно…».
Перекурив, к столу вернулась рыжеволосая Сева и, вернув зажигалку, спросила:
— Как дела, р-ребятки? Всё н-нормально?
— Просто замечательно, — утвердительно кивнув головой и по-дружески подмигнув, заверила Сова, после чего принялась сладко и очень натурально зевать.
Фотомодель тут же прониклась и, отчаянно заикаясь, начала неуклюже извиняться, мол, ужасно притомилась, ноги совершенно не держат, и смертельно хочется спать.
— Тогда мы, пожалуй, почапаем к дому, — поднимаясь на ноги, объявил Гришка. — То есть, к яхте. Спасибо, милая Сева, за шикарное угощенье и сердечное гостеприимство…. Можно, мы и завтра навестим вас?
— М-можно, — бесконечно-усталым голосом согласилась Северина. — Только, п-пожалуйста, не раньше п-полудня…. С-спокойной ночи. Извините, но п-проводить не с-смогу…
Они спустились по сходням и подошли к надувной лодке.
— Темновато здесь, — вздохнула Сова. — Даже собственных пальцев не видно.
— Это точно, — подтвердил Антонов. — Звёзд на небе много, и половинка Луны имеется. А, всё равно, толком не поговорить…
— Что у тебя с голосом?
— Например?
— Холодный какой-то. Равнодушный и безразличный.
— Может, на эту тему потом поговорим?
— Поговорим, конечно, — виновато хлюпнула носом напарница. — Потом…
— Оля, я не знаю, в чём тут дело, — помолчав секунд десять, решился на вопрос Григорий. — Конечно, у каждой серьёзной операции существуют свои нюансы и информационные ограничения…. Но, неужели, нельзя было обойтись без лицедейства?
— Извини. Нельзя. Так получилось.
— Тебе изначально было известно больше, чем мне? Да и начальственные указания многого не позволяли?
— Давай, поговорим на эту тему попозже, — усаживаясь на лодочное сиденье, предложила Сова. — Вот, возьми, — протянула «тэтэшку». — Мне-то сегодня эта штуковина ни к чему. А тебе лишней не будет…. Поцелуешь на прощанье?
— Могу. В щёку.
— Не хочу — в щёку. Отталкивай каравеллу от берега.
— Оттолкнул.
— Береги себя, Гриня. И не лезь, пожалуйста, на рожон. Я буду волноваться за тебя.
— Тронут. Того гляди — на слезу пробьёт.
— Дурак ты, Антонов.
— Какой, уж, есть. Извини, — Гришка уже не мог остановиться. — Юлиану привет передавай. Разрешаю пофлиртовать с ним. По полной программе. Например, рассказать о необычной зоне, в которой заключённым раздают гламурные дамские журналы, а всех желающих обучают разным экзотическим языкам. В том числе, языкам жестов.
— Я…, - громко сглотнув, потерянно замолчала Сова.
— Всё, отчаливаем…
Моторчик завёлся с первой попытки — затарахтел, слегка подвывая на все лады. Лодка, подняв тучу брызг, сорвалась с места.
— Шире надо, учитывая сильное встречное теченье, дугу закладывать, — доставая из кармана пачку с сигаретами и зажигалку, проворчал Григорий. — И газовать так сильно не надо, иначе мотор может «глотнуть» водички и заглохнуть. Вот же, не успел проинструктировать…
Лодка скрылась в ночной темноте. Тарахтенье начало постепенно отдаляться. Он закурил и, с удовольствием вдыхая ароматный табачный дым, принялся любоваться ночным звёздным небом.
«Да, очень красиво», — согласился мечтательный внутренний голос. — «Знатно нынче вызвездило. Устойчивый антициклон, не иначе, пожаловал с визитом…. А, чего ты загрустил, бродяга? Мол, используют, в очередной раз, в качестве рабочего винтика, не обременённого полнотой информации? Подумаешь. В первый раз, что ли, ощущать себя маленькой и бесправной пешкой в чужой Большой Игре? Дело насквозь привычное. Ах, да, Ольга же ещё…. Тут, ясен пень, всё гораздо сложней. Действительно, показалось, что отыскалась-таки вторая половинка, которую ты так долго искал…. Показалось? Трудный вопрос. Может быть, и нет. Не торопись, братец, с окончательными негативными выводами. Всякое бывает на этом жестоком и мутном Свете. Всякое…. Может, Ольга тоже — обыкновенный исполнитель, действующий в строгих рамках операции? Из знаменитой серии: — «Шаг в сторону — расстрел…». Или задурили девушке голову, наобещав всякого и разного. Бывает…. Ладно, докуривай. Пора выдвигаться на охрану вверенного объекта. То бишь, на подстраховку…».
Отправив щелчком окурок в невские воды, Гришка двинулся вдоль борта «Афродиты».
Ноги тонули в вязком островном песке. В отсветах палубных ламп, падавших с борта баржи, бестолково плясали-суетились тени каких-то ночных насекомых. Со стороны ближайшего кустарника доносилось тревожное стрекотанье сверчков.
«Как громко, сволочи, стрекочут», — насторожился памятливый и мнительный внутренний голос. — «Примерно также заливались беспокойные ночные цикады в одной южной и очень влажной стране. Чем тогда закончилось дело? Серьёзной контузией и армейским госпиталем — на три с половиной месяца…. Да, неприятная аналогия. Поосторожней надо быть. Типа — беречься…. Ага, нос баржи. Как и было велено, огибаем. Чёрный овальный провал, ритмичный перестук работающего дизеля. Ладно, уговорили, залезаем…».
Короткий «предбанник», поворот. Здесь, благодаря двум пузатым лампочкам, закреплённым на потолке длинного коридора, было достаточно светло.
— Ничего хитрого, — медленно шагая по узкому коридору, бормотал Антонов. — Двухстворчатая дверь справа? Дизельная, ясная авантюрная жизнь. Или же — ясная романтическая ночь? Не важно, уважаемые братья и сёстры. Из знаменитой серии: — «А является ли данная визуальная действительность, мать её, действительностью?»… Дверца слева. Приоткроем, ни на йоту не сомневаясь…. Продовольственный склад, надо думать. Полки, холодильники, стеллажи. Стоп, стеллажи…. Банки с «Охотой». Воистину, женское коварство не знает границ. Мол, плебейский напиток. Ну-ну…. Пшик! Неземное блаженство. Мать его. Пару баночек прихватим с собой. Вопреки всему и вся…. Ещё одна дверка. Туалет, выражаясь по-моряцки, гальюн. Запомним, может, и пригодится…. Лесенка, предупреждали. Поднимаемся. Замолкаем….
Лестница привела его в рулевую (ходовую?) рубку «Афродиты». Прямоугольная высокая кабинка — четыре метра на два с половиной, сломанный штурвал, останки пульта управления судном, пара букетов обрезанных цветных проводов, узкие-узкие не застеклённые окошки-щели, выходившие на разные стороны.
Гришка приник глазом к одной из щелей — по новёхонькой палубе, вокруг четырёхугольного стола, задумчиво, заведя руки за спину, разгуливала Северина — гибкая, грациозная, похожая на молодую кошку в самом соку. Хитрую, смелую, умелую, готовую на всё и вся. Только сейчас она напоминала не Скарлетт О'Хару, а, наоборот, Анну Чапман — знаменитую российскую шпионку.
— Везёт мне нынче — на обалденных и симпатичных девчонок, — вырвалось само собой. — И такие, понимаешь, и сякие. Светленькие, рыженькие, стройненькие, сексуальные. Одни только стройные ножки чего стоят…. Господи, вразуми раба неразумного. То бишь, подскажи — правильный и наилучший вариант…. Эге, а где же наши парики, заскладированные на стуле? Ольга, когда усаживалась в лодку, какой-то полиэтиленовый пакет бросила на надувное дно. Ну, девчонки, ну, придумщицы. Надень парик, а теперь — сними…
На всякий случай он — костяшками пальцев — нервно побарабанил по стене рубки. Мол: — «Я уже здесь. Как и было обозначено в записке. Приём-приём…». И для полноты картинки вскрыл — с тихим «пшиком» — очередную банку с пивом.
Сева отреагировала незамедлительно, заявив:
— Мать т-твою — жучков древесных. Всё скребутся, шипят и с-стучатся, изображая азбуку Морзе. Ик…Ладно. Ждём-с…
— Ждём, — прошептал Гришка. — Уметь ждать — великое искусство. Величайшее, между нами — лысыми мальчиками — говоря.
