коробки, много разных железок и трубок.
Это не двор, а его окраина. Выходит, нахожусь я в боковой части дома, поэтому двора и не видать отсюда. Передо мной лишь бескрайнее поле, уходящее в горизонт и утопающее в бесконечных лучах слепящего солнца.
Я представляла себе примерно, в каких местах стоит дом бабы Вали, но всё равно оказалась дезориентирована – местность была и знакомая и чуждая одновременно.
Перед глазами возникает мать, затем отец и все последние дни, что мне пришлось пережить.
Не верю, что их нет в живых, но вот какая штука – мне кажется, что с тех дней прошло очень много времени, многие годы. И не так теперь больно как раньше – словно я успела свыкнуться с утратой пока спала. Прежняя жизнь казалась чужой, прожитой другой Аасмой.
Что же мне теперь делать?
Есть отныне только баба Валя, но вряд ли мы станем жить вместе. Я ей никто, у неё свой уклад. Вряд ли она захочет разделять его со мной. Да, она хорошо ко мне относится, переживает, но вряд ли возьмет меня к себе.
Не знаю, способна ли она на подобный шаг, но даже если и так… Я ведь не маленькая глупая девчонка – должна сама о себе позаботиться. Теперь я одна и нужно быть еще сильнее.
Хотя, Баба Валя привезла меня к себе, приютила… Не для того ведь, чтобы выгнать, верно?
Она понимает, что одной в том доме мне будет тяжело. Там пахнет отцом и матерью, каждая вещь будет напоминать мне о них и нагонять сильную тоску. Смогу ли я вынести внезапно обрушившиеся на меня одиночество и грусть? Не задохнусь ли от печали и тоски?
Утираю ладонью пот со лба и шеи, отрываюсь от окна. Хочется сильно пить от самого пробуждения и сейчас это желание становится нестерпимым.
У изголовья кровати на полу нахожу кувшин с водой и чашку. Хватаю его, игнорируя пиалу, припадаю к нему пересохшими губами и залпом выпиваю чуть ли не половину.
Вода брызгает мне на лицо, попадает на ладони и мизинец на руке, которой я только что терла шею, почему-то начинает жечь.
На нем нет царапин или укуса какого, но рассмотрев его повнимательней, я различаю маленькую почти невидимую полоску от пореза. Чистая, без следов крови.
Наверное, задела о что-то, пока спала. Не так важно.
Одеваюсь в прежние вещи, подхожу к зеркалу.
Лучше бы не смотрела.
Передо мной другая Аасма – потерянная, жалкая, побитая. Она мне не нравится.
Невероятно, как может измениться человек за одни лишь сутки.
Или я спала намного дольше?
Эмоции и чувства порой оставляют на нас настолько сильные отпечатки, что мы перестаём себя узнавать. Когда ты счастлив – сияешь, разбитый – теряешь лицо, превращаясь в серое безликое пятно.
Вот и я поменялась – щеки осунулись, веки опухли, на иссушенных губах расползлись трещины.
Но самое главное взгляд – стеклянный, пустой. Чем-то похож на тот, что был у матери в первую ночь после того, как привезли тело отца.
Распускаю волосы, беру расческу с полки. Нужно привести их в порядок. Выглядят они просто ужасно – спутались, огрубели, пожирнели. Приходится приложить немало усилий, чтобы расчесаться. Нужно попросить бабу Валю заплести косу, а пока можно походить и с гребешком. Для этого она и оставила его на полке – позаботилась даже о моих патлах.
Выхожу из комнаты в длинный и узкий коридор на втором этаже.
В каком именно доме и как живет баба Валя мне всегда оставалось догадываться, потому что доподлинно я ничего не знала. В гости она нас не приглашала, да и мы к ней не рвались, даже мыслей до этого не доходило. Она всегда приезжала сама.
Казалось, баба Валя живет скромно, непритязательно, а здесь у нее целые хоромы. И всё такое деревянное, резное, благородное – глаз не нарадуется.
Помимо моей комнаты на втором этаже нахожу еще три.
Первая – полупустая, в ней кроме огромного слоя пыли на полу и стеллажей с книгами ничего нет.
Именно такой я почему-то и представляла себе книжную бабы Вали – просторная комната, укрытая полумраком, полки с множеством книг, покрытые многовековой пылью, таинственная тишина… Волшебный мир, полный разных историй и людей, скрытый в обычной с виду комнате.
Проходить и рассматривать книги я не решилась. Подумала, баба Валя непременно поймет, что я приходила сюда без её ведома (возможно, по следам, оставленным в пыли) и огорчится. Нельзя же мне здесь хозяйничать?
Закрываю дверь и иду дальше.
Две остальные комнаты закрыты.
В одной из них точно живет баба Валя.
Стучу в двери, зову её, но никто не откликается.
Возвращаюсь обратно, минуя коридор, спускаюсь по лестнице и оказываюсь в просторном зале на первом этаже. Отсюда можно пройти в столовую, спуститься в подвал или выйти на улицу через огромную дверь, венчающую небольшой предбанник.
Слева в дальней стене тоже дверь. Еще одна комната или что-то вроде кладовки.
Хороший дом, уютный. Каждый шорох здесь и скрип отдает чем-то теплым и приятным, звучит как добрая мелодия, западая в душу. В этом доме не может быть плохо или грустно и если проникнуться его убаюкивающей тишиной, отнестись к нему с уважением, то он непременно ответит взаимностью.
Лестница на второй этаж с витыми отполированными перилами, высокие потолки, стулья с длинными резными спинками, благородно скрипящие половицы, картины на стенах, подсвечники – всё здесь дышит покоем и безмятежностью, выглядит приятно и гармонично.
Не шастала нигде. Прошла в столовую, ощущая себя пустой, искореженной и оголенной, переживая внутри вместе с тем какой-то подъём, чувствуя надежду. Этот разрыв эмоций не пугал меня. Бурлящие во мне чувства я принимала лишь за реакцию сознания на перенесенное потрясение и старалась не придавать этому значения.
Родителей уже ничто не вернет и никто их не заменит – мне предстоит привыкать к новым условиям жизни. Наверное, в ответ на эти мысли во мне и зарождалось или уже родилось что-то новое. Чувствую, что смогу жить дальше и мне не стыдно за это. Найду силы стремиться к чему-то новому, начать всё сначала. Возможно, это всё обманчиво и через пару дней пройдет, но как бы то ни было мне этот неожиданный порыв ложится на душу и даже немного вдохновляет.
В центре столовой стоит длинный дубовый стол. У дальней стены такой же, но немного поменьше – со склянками, банками, тарелками. В углу большой шкаф со всей остальной кухонной утварью. У стены слева за
