— Ну-ну-ну, так не пойдет, — вмешался Рауди, потирая затылок. — Пора и меня послушать.
Птичка поспешно увела Андреа из комнаты, приговаривая по дороге, как опытная сиделка:
— Нам без тебя не обойтись. Так, как ты разбираешься в чайных листьях, никто не разбирается. Есть валет в колоде, и ты можешь помочь нам найти его, так что, пожалуйста, прошу тебя, не слушай Бетти.
«…валет в колоде?»
— Что за валет?
— В этом и фокус, — сказал Рауди. — Он нам загадку загадал.
Квинтон Гулд любил это ощущение: оно возникает, когда делаешь то, что нужно, пусть даже потенциальная цена поступка высока.
«Свою цену так или иначе заплатили все избранники Бога, придет и мой черед гореть на костре. Но пока я исполняю порученную роль, кто помешает наслаждаться ощущением своей предназначенности?»
В голове у него послышалось жужжание, и он недовольно передернулся, прогоняя звук. Церкви — воровские притоны. Проповедники — кретины. Они говорят о любви и милосердии, а потом поворачиваются спиной к любому, кто согрешил перед Богом. Неужели не понимают, что все — змеи, все нуждаются в любви и милосердии? Разве проповедники хоть чем-нибудь отличаются от обыкновенных прихожан?
Лицемерие — душевное заболевание. И подобно всем душевнобольным, лицемеры не способны признать свою болезнь. Неудивительно, что таких Бог себе в невесты не берет.
«Уходите, вы, змеи, я вас не знаю. Я выплюну вас изо рта».
Вновь услышав жужжание, Квинтон помотал головой и глубоко вздохнул, чтобы снять напряжение.
«Да не взволнуется сердце твое. Невеста ждет, и я приведу ее пред очи жениха».
Ободренный своими мыслями, Квинтон вернулся в реальность. «Крайслер» он оставил рядом с фурой, и теперь сидел за рулем полицейского джипа. Донести до сознания Роджера — так звали напарника Терезы — свое намерение потребовало усилий. Малый не хотел расставаться с формой, а Квинтону она была нужна. Пришлось его прикончить выстрелом в голову, а тело запихнуть в багажник. Положительный момент состоял в том, что квадратные солнечные очки Роджера оказались модными, а форма, если не считать слишком длинного внутреннего шва, по размеру вполне подходила. Роджер был крупный мужчина с коротковатыми ногами, и Квинтон, чтобы не выглядеть клоуном, предпочел остаться в своих брюках. Во всем же, что выше пояса, они выглядели едва ли не близнецами.
Синий «рейнджровер», за которым он следовал, вскоре свернул к Касл-Року. Через восемьсот метров узкая дорога полностью опустела. По обе стороны к небу тянулись высокие сосны, что обеспечивало столь нужное ему прикрытие.
Внедорожник снова повернул, теперь на проселочную дорогу, упирающуюся в отдельно стоящий дом, как бы встроенный прямо в деревья. Эдакая классная хижина с большими окнами. Принадлежит явно не бедным людям. Он последовал за «рейнджровером» и остановился в двадцати ярдах позади него.
Квинтон посмотрел на Терезу, сидящую рядом с ним с устремленным вперед взглядом.
— Ну вот, Тереза, приехали. Теперь мне потребуется ваша помощь. Только не надо ничего говорить, ни слова. Просто сидите и делайте вид, будто ничего особенного не происходит, и тогда, возможно, Бог дарует вам милосердие.
Из «ровера» вышла женщина и помахала рукой. Квинтон с улыбкой помахал ей в ответ.
— Уверяю вас, Тереза, все пройдет отлично. Только ни слова, даже дышите потише. Вы ведь понимаете: я должен сделать это, чтобы не оставить свидетелей. Не могу позволить себе дать этой женщине уйти, ведь она видела меня. В конце концов, речь идет всего лишь еще об одной жизни. Да, это неприятно, но что поделаешь?
«Прости меня, Отче, ибо я согрешу. Сейчас согрешу».
Никогда еще не испытывала Райского Птичка такого волнения, как в эти несколько минут.
Поначалу она не верила в затею, ей казалось, ее обманом заставили еще раз встретиться с мистером Рейнзом, чтобы еще раз испытать сердечную боль. Но постепенно ее ощущение менялось, особенно когда она заметила, что Рейнз ведет себя так, будто ему неловко за свою назойливость. Понадобилось полчаса и с десяток взглядов исподтишка, чтобы убедиться: ему и впрямь не по себе.
В сочинениях ее, если персонаж отводит при разговоре взгляд и краснеет, пусть даже едва заметно, это означает, что он либо ощущает вину, либо ему кажется, что его переиграли.
«Если я не ошибаюсь — а я не ошибаюсь, — Брэд пытается оправдаться в моих глазах. Невероятная идея, но все свидетельствует именно об этом: его выражение лица, его взгляд…»
Рауди, прыгая по комнате с фотографиями в руках, распространялся о деле, Птичка же отрешенно сидела, пытаясь понять, что произошло с Брэдом, этим красивым, одетым по последней моде мужчиной. «Почему, стоит мне взглянуть на него, он отводит глаза? Откуда эти робкие, смущенные улыбки, словно нас объединяет глубоко запрятанная тайна?»
Шаг за шагом Птичка пришла к единственному сколько-нибудь разумному объяснению: «Похоже, я нравлюсь Брэду. Не в романтическом смысле. Но все же настолько, чтобы нервничать в моем присутствии. А может даже, при всей абсурдности такого предположения, я внушаю ему благоговейный трепет… Или я просто внушила это себе? Вдруг мое душевное заболевание более серьезно, чем считалось поначалу? А что, если это психический срыв?»
Потрясенная этой мыслью, она решила проверить себя. Проверка началась с долгого взгляда, обращенного на Брэда. Он покраснел. Не веря себе, Птичка забылась и долго не отводила взгляд, так что ему пришлось в конце концов на него ответить. Получилось что-то вроде объятия, только на расстоянии.
Птичке захотелось стремглав бежать отсюда. Но, как металлическую стружку к магниту, ее еще больше потянуло к Брэду. А его к ней. Так, во всяком случае, показалось. Он вел себя как мужчина, которому нравится девушка, но вот что делать ей, Птичка понятия не имела. Но ощущение было приятное: легкое головокружение, невесомость воздушного шара…
И тут Брэд отослал Андреа и выбрал Птичку. И весь мир перевернулся.
Он подошел к ней сзади, и в голове у нее все смешалось — смелые, запретные, спутанные мысли о любви. Он повторял ее имя. Райская Птичка. Райская Птичка. А потом она увидела, как Андреа пытается увести его. Краем глаза заметила, как она берет его за руку. А он сопротивляется.
Услышала, как Брэд произносит: «Мне надо остаться наедине с Птичкой».
Птичка «полетела». Она едва сдерживала восторг и даже — о ужас! — не злилась на себя за то, что испытывает его.
— Ну же, Андреа, что ты молчишь? — заговорила Птичка, пытаясь отделаться от этого чувства. — Ты же у нас специалист по картам. — Это не соответствовало действительности, но ей хотелось продлить ощущение полета и задержать Брэда.
— Валет в колоде?
— Сейчас объясню, — вмешался Рауди, не давая Андреа рта открыть. — Вообще-то валет — это карта. Всего одна карта из пятидесяти двух. Но так называют также ключ к шифру, которым закодирована головоломка.
— То есть, — оживился Брэд, — убийца говорит нам, что оставил валета в колоде? Иначе говоря, ключ к своим преступлениям?
— Вот именно, — кивнула Птичка, указывая на записку.
— А вы хотите, чтобы я от вас спрятался? — спросил Брэд.
«Где-то в этой куче улик затаилась карта-картинка. Валет».
Он в замешательстве раскинул руки, и левой чуть не коснулся подбородка Птички.
«Не отступить ли? — подумала она. — Его рука совсем рядом, можно при желании потрогать. Какие все-таки у него сильные руки. И чистые. Ногти подстрижены коротко. Обручального кольца нет».
Андреа подошла к Брэду и накрыла ладонью его ладонь.
— А вы уверены, что это именно так?
Птичка подняла глаза, увидела, что он перехватил ее взгляд, и без смущения шагнула вперед:
— По крайней мере нам так кажется. Правда, мы все тут немного странные.
— Странные? — У Брэда засверкали глаза. — В таком случае объясните, почему я не вижу ничего странного.
— А что вы видите? — осведомилась Андреа.
— Чертовски умных людей.
— Умных, но странных, — гнула свое Птичка.
— Умных. Очень умных. Интересных. Красивых. Если все это странно, тогда мне явно не хватает кое-чего из того, что есть у вас.
Андреа смотрела на него так, словно он сорвал с себя рубашку.
Но Птичку заинтриговало слово «красивый».
«На кого он смотрел, произнося его? Вроде бы на Рауди. Не на Андреа. И уж точно не на меня. Хотя там, за забором, в мире, в котором живет мистер Рейнз, красива именно Андреа. Здесь, в „зоопарке“, он может произносить всякие лестные слова, но там, у себя? К тому же у Андреа были мужчины, и она знает, как обращаться с ними, а я просто Птичка, которая даже за ворота не может вылететь».
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Рейнз, — произнесла Птичка вслух. — Мы, здешние обезьяны, очень вам признательны.
