улыбкой и, словно сам всю жизнь прожил в этом доме, выйдет через дверь, ведущую в гараж.
Вас никто не поймает. На первом этапе будет одновременно атаковано так много мест, что страна просто не сможет эффективно отреагировать, предсказывал Странд. Вертолеты разобьют на квадраты небо у вас над головой. Родриго будет сосредоточен.
Днем он высадит вас в центре перекрестка с круговым движением, на газоне, покрытом редкой, засохшей травой. Вы замешкаетесь и слезете не сразу, так что он скажет вам: это здесь. Вы нерешительно поставите ногу на бортик, и сухие цветы оцарапают вам икры. Вы будете готовы остаться одна. Наблюдая за тем, как удаляется Родриго, вы ощутите разочарование из-за того, что он уезжает безо всякой торжественности, без единого жеста, лишь бросив вам многозначительный взгляд человека, который знает, что ему предстоит, и понимает, что вы тоже знаете, что вам предстоит.
Через несколько минут появится Ма на ярко-синем «КТМ». Она остановится на круге и снимет шлем. Вы поздороваетесь. Она предложит вам выкурить с ней одну сигарету на двоих. Давно для тебя все это началось? – спросит она. Вы кивнете, толком не зная, что означает это давно. Вы зададите ей такой же вопрос, и она поднимет брови, словно показывая вам, что уже потеряла счет времени. Вы спросите себя, на что, интересно, похож протокол Ма. Кому пришло в голову сажать цветы посреди асфальта, скажет она, указывая на погибшие растения у вас под ногами. Вы насладитесь этим мгновением, не отвлекаясь на посторонние мысли, вы будете смотреть на пожухшие цветы, пока страна вокруг вас будет преображаться, сопротивляться, отчаянно суетиться. Ма раздавит ногой окурок. Вам будет пора.
Ма будет ехать быстрее, чем Родриго, на поворотах мягко склоняясь к дороге. Теперь вам нужно будет спешить. Вы доверитесь Ма так же, как прежде доверились Родриго. Через несколько часов на горизонте начнут вырисовываться окрестности столицы.
Трое братьев наконец прибывают в Мехико, с его выцветшими многоэтажками, с его продавцами тортилий, с его проспектами, через которые перебегают, не доходя до светофора, с виднеющимися вдали небоскребами района Санта-Фе. Они едут вдоль Национального дворца, где – о чем они никогда не узнают – хранится знаменитая фреска Диего Риверы «История Мексики». Проехав чуть дальше, они паркуются у второсортной гостиницы «Бель Вьяджо», которую Серена – их кузина, она ждет их вот уже несколько дней, – назвала так потому, что Италия для нее – синоним путешествия, а еще потому, что ей нравится, как звучит слово «Вьяджо».
При встрече она обнимает и целует их, а они радуются и встрече, и поцелуям. Они не виделись двадцать лет. Она не задает им вопросов о том, как у них идут дела, семья для того и нужна, чтобы принять в тяжелую минуту, и выясняется, что в гостинице для них есть работа, немного, но им будет чем заняться и что починить, но сначала поесть, она подает рис с бобами и маленькие эмпанады, такие как дома, потому что здесь, в Мексике, готовить их не умеют. Они снова говорят о родине, выпивают, я сейчас покажу вам комнаты. Здание ветхое, вы и сами увидите, все время нужно что-то чинить. Всякие мелочи, то выключатель не работает, то кровать скрипит, то унитаз засорился. Если вы разбираетесь в мелком ремонте, это мне поможет, но вы ешьте, ешьте, а потом я покажу вам комнаты.
Ужин заканчивается, и братья потягиваются и тихо рыгают. Они, как могут, наслаждаются происходящим, но немного смущаются этой своей кузины, которая их так принимает и от которой они не знают, чего ожидать. Потом Серена ведет их на склад и предлагает примерить комбинезоны обслуживающего персонала с вышитой карминными буквами эмблемой «Бель Вьяджо». Та же эмблема и на кепках, которые она им выдает. Три кепки, по одной на человека.
В шлеме Ма отразятся эти каменные стены, эти арки и эти проспекты, нагроможденные здесь веками истории, той истории, которой – таковы были слова Льюи – мы не признаем, да мы уже сыты по горло этой твоей историей, парировал Гиг, и жизнь клуба шла дальше своим чередом. Во всем городе будет ощущаться едва сдерживаемая паника, порой вдали будут слышаться крики, выстрелы, уверял Люф. Зеваки в окнах домов будут смотреть на балет мотоциклов и машин специальных служб.
Вы вцепитесь в Ма. Сообщники, стоящие на перекрестках, будут подавать ей знаки, указывать путь. Она несколько раз переедет с одного берега реки на другой. Воздух начнет пропитываться дневным зноем, станет тяжело дышать, небо затянут тучи. Вы проедете сквозь лабиринт узких улочек, опять свернете на широкий бульвар, а потом среди рядов элегантных зданий в классическом стиле наконец возникнут мощные очертания дворца, на фасаде которого будет виднеться золоченый, выбитый на мраморной плите девиз государства, те самые заезженные слова, над которыми так охотно смеялся Странд, над которыми и мы все тоже смеялись, с некоторым ужасом, с тем ужасом, который следовало сдерживать, который следовало душить, чтобы сполна отдаться общему делу. Как и предполагалось, по сторонам массивной двери будут стоять двое часовых с ружьями-штыками у плеча. Ма уедет, оставив канистру у ваших ног. Часовые не попытаются вас остановить. Они не станут задавать вам вопросов. Вы войдете внутрь, словно перед вами самый обычный дом.
Венсан Мань старательно вытрет ноги о коврик у гаража. Если везде идут работы, это еще не значит, что стоит тащить в дом грязь, станет оправдываться он. Они пройдут в кухню. Она подаст каждому по бокалу коньяка, это нас приободрит. Есть новости насчет Нино? Супруги Мань помотают головами. А у вас, насчет Елены? Она вкратце опишет ситуацию, визит полицейских, телефонный звонок, бегство похитителей, никаких следов Елены. Они склонят головы в знак сочувствия, потом откинут их назад, посылая глоток алкоголя глубже в горло.
А Шарль? – спросит Венсан Мань, чтобы что-то спросить. Его нет дома, ответит она. Не знаю даже, куда он пошел. И в этот момент головы, одна за другой, снова откинутся назад, глотая коньяк.
Марин Мань примется всхлипывать, и все станут хлопать ее по плечу. Не понимаю, скажет она. Ладно, ладно, станут утешать они. Как такое вообще возможно? – пробормочет она. И в последний раз, все вместе: головы резким движением назад, алкоголь – в глотку. После этого супруг Мань не сдержится, но это ведь полное безумие,
