По утрам я обычно не в настроении и болтовня меня утомляет, поэтому я не был готов к его первой фразе:
— Жаль, что вчера вечером вы так разволновали Еву.
Его заявление мне показалось обидным, и я сухо спросил:
— Разволновал? Я как-то не заметил.
— Упомянув о Генри.
Я опустил газету и посмотрел на него, стараясь припомнить, что же такого я ей сказал.
— Она всю ночь не спала.
— Я виноват. Но вовсе не хотел ее огорчить. Мне показалось вполне естественным вспомнить о смерти общего знакомого. В конце концов, именно Генри нас познакомил. Но я непременно принесу ей свои извинения, как только она появится.
— Она не будет завтракать. Она пошла к мессе.
Из-за его довольно странного тона и, возможно, из-за того, что время было еще раннее и я туго соображал, я решил выяснить, в чем все-таки дело.
— Почему же она расстроилась?
— Почему? Неужели непонятно?
— Нет. Правда нет.
— Они с Генри были одно время очень близки.
— Ну да, и я тоже. Его смерть меня потрясла. Он был моим самым лучшим другом.
— Это совсем не то, — загадочно промолвил он.
Что же в нем было отталкивающего? Вкрадчивость? Самоуверенность богача?
— Ваша сестра дала мне понять, что вы не общались с ним и с Софи.
— Да? В некотором смысле, пожалуй, это верно. В нашей жизни люди приходят и уходят.
Я налил себе еще чашку кофе и сказал, нарочно глядя мимо него:
— Тогда, значит, вам неизвестно, что за неприятности толкнули его на такое? — Я быстро посмотрел на Виктора и увидел на его лице странное, пожалуй, даже гневное выражение.
— «Неприятности»? Почему вы так говорите?
— Не нашел лучшего слова. Думаю, только неприятности могут довести человека до самоубийства.
— А, понимаю, что вы имеете в виду. Верно.
— Мне казалось, не в характере Генри совершать нечто подобное. Он обычно умел справляться с любой бедой.
— Возможно, это Софи его довела, — сказал Виктор.
Я прикинулся удивленным.
— Разве они не были счастливы? Я считал их брак вполне удачным.
— Значит, вы мало знаете, — ответил он и тут же спохватился, хотя, по сути, ничего не сказал, затем, успокоившись, добавил: — Впрочем, кто знает чужую семейную жизнь? Ведь многие, пытаясь покончить с собой, надеются, что их спасут. Это — как крик о помощи доведенного до отчаяния человека.
— Лишь в тех случаях, когда принимают таблетки, — возразил я. — Но повешение — акт более решительный, не так ли? Его исход практически предопределен, тем более в гостиничном номере, да еще в Москве. Это чересчур далеко от добрых самаритянских друзей.
От этой беседы у Виктора явно испортился аппетит, и он отодвинул тарелку с недоеденным завтраком.
— Рассуждения о том, зачем да почему, его уже не воскресят. — Он сказал это подчеркнуто выразительно, и на том разговор наш закончился.
Еву я увидел лишь перед самым ленчем, когда забрел в библиотеку, где она полулежала в кресле.
— Я, видимо, должен принести вам свои извинения, — сказал я, игнорируя требование ее братца оставить в покое этот предмет. — Я не хотел вас огорчить, вспомнив о Генри.
— Что сказал Виктор? — спросила она. — И почему он все время встревает? Он иногда бывает ужасно глуп.
— Как прошла месса? — спросил я, полагая, что это лучший способ сменить тему.
— Месса? Я не была в церкви целую вечность. Я просто совершала моцион. В Англии непременно толстеешь, здесь так много едят. С тех пор как мы приехали, я прибавила несколько фунтов.
Это была типичная жалоба всех дистрофиков.
— И надолго вы теперь в Англию?
— Кто знает? — Как и ее брат, она любила отбивать у собеседника охоту разговаривать. Говоря друг о друге, они разыгрывали недовольных супругов. Не испытывая ни малейших материальных затруднений, они тем не менее сетовали на свою судьбу, находя повод для недовольства всем и вся за пределами своего узкого мирка. Они занимали меня как писателя, потому что считали себя вне критики и вызывали невольное желание пробить панцирь их превосходства, потрясти их, привести в замешательство. Не могу сказать, что я в этом преуспел, — Виктор и Ева оставались абсолютно индифферентны к окружающему. В их же собственном мирке капризы и грубость были непременными, усердно культивируемыми атрибутами общения.
Вытянутое лицо Евы напоминало мне элегантные манекены в витринах магазинов одежды, которых лишь по ошибке можно было принять за людей.
Я хотел спросить ее о Софи, но тут в библиотеку вошел Виктор.
— Вот ты, оказывается, где, а я тебя всюду ищу, — сказал он, бросив на нее вопросительный взгляд, который, очевидно, служил и предупреждением. — Китти предлагает прокатиться верхом.
— Да? Вот уж чего мне совершенно не хочется. Я только что вернулась с прогулки и собираюсь принять ванну.
Я не преминул вставить:
— Ева решила остаться грешницей и пропустила мессу.
Ева обернулась к нему.
— Да, Виктор, чего ради ты сказал Мартину, что я пошла в церковь? Иной раз уписаться можно от твоих глупых выдумок.
Горячность сестры его обескуражила, и он растерялся, но тут же сказал:
— Значит, я извинюсь перед Китти, раз ты не хочешь?
— Да, именно не хочу. Мы с Мартином собираемся в деревню — купим каких-нибудь газет поинтереснее. У Китти всегда одна мутота.
— Ну хорошо. — Мне показалось, что Виктор вот-вот заплачет. — Желаю приятно провести время. — Он повернулся и вышел из комнаты.
— Вы видели его лицо? — спросила она, едва за ним закрылась дверь. — Ведет себя как последний раздолбай. Привык все решать за других, а я этого терпеть не могу.
— Но вы тоже любите решать за других. С чего вы взяли, что я поеду с вами в деревню? Может быть, у меня свои планы или мне как раз нравится мутота?
— А если я попрошу?
— Вот это уже другое дело.
— Пожалуйста.
— О, уверен, вы можете это сказать более проникновенно.
— Ну пожалуйста, Мартин, не будете ли вы таким душечкой и не отвезете ли меня в деревню?
— Вот это уже лучше. Ладно. Только не задерживайтесь в ванной. Мне было бы жаль терять все утро.
— А я и не собиралась в ванную, — сказала она. — Это я просто так сказала. Для Виктора. Можно ехать сейчас же.
Мы вышли к моей «хонде». Бросив на нее взгляд, Ева заметила:
— Эти маленькие дешевые машинки — просто прелесть, правда?
Она оглянулась на дом, а я открыл дверцу.
— Он смотрит на нас. Где-то там притаился и смотрит. Безумец.
— А почему он ведет себя так?
— Вы не догадываетесь?
— Нет, как вы могли заметить вчера вечером, я не большой мастер разгадывать загадки.
— Он ревнует.
— Думаю, в данном случае у него нет для этого никаких причин, — сказал я, когда мы тронулись с места.
— Ну кто знает? Все течет…
Я промолчал. Когда мы подъехали к деревенскому магазину, я остался в машине, а она пошла покупать всякую макулатуру со сплетнями. Затем появилась и крикнула:
— Я не взяла с собой денег!
— Сколько вам нужно?
Она шлепнула мне на колени кипу газет.
— Посчитайте, а то я в арифметике полный нуль.
Я протянул ей пять фунтов. Она взяла и спасибо не сказала. Вернувшись и сев в машину, Ева пробежала глазами всю кипу, побросав на заднее сиденье приложения с рекламой викторианских оранжерей и комплексных туристических поездок, и по дороге выдала мне краткое обозрение.
— На этой неделе сплошная скука. Чарльз и Ди, согласно уверениям безымянного близкого друга, снова готовы помириться. Как вдохнуть новую жизнь в ваш брак с помощью масла грецкого ореха. Тайная жизнь — Мадонна пытается скрыться от своих фэнов. Ничто в сравнении с теми, кого вы найдете в Америке. Никаких запретов и куча веселья — можно подумать, что Мерилин Монро жива-здорова и работает в какой-нибудь семье девушкой au pair.[61] А вот то, что я называю «вдохновляющим»: все эти английские газетенки помешались на сиськах. Посмотрите-ка вот на эту. — Она развернула передо мной страницу. — Пятьдесят четыре дюйма, а ей всего семнадцать. Корова. И что, такие штучки возбуждают мужчин?
— Некоторых, возможно.
— Но не вас?
— Нет, не меня.
— А вам какие нравятся?
— Трудно сказать.
— А Софи? Она возбуждала вас?
— Да, когда-то, — ответил я, не отрывая глаз от дороги.
— Она многих возбуждала.
— Неудивительно, она была очень красивой девушкой.
— Была? Но, может быть, она и сейчас красивая?
— Да. Наверное, так. Мы с ней давно не виделись.
— Значит, она в вашем вкусе?
— Пожалуй.
— Вы очень скрытный, да?
— Да нет, просто наш разговор мне кажется странным.
— Почему? Потому что о сексе? Вы не любите говорить о сексе?
— В подходящей компании, в подходящем месте.
— Что же сейчас тебе не подходит? — Она перешла на «ты». — Кстати, не хочешь ли ты меня трахнуть? Или ты, как те типы в твоих романах, предпочитаешь порядочных английских девушек, которые занимаются этим только в постели? Видишь, я прочитала кое-что из твоей писанины.
