– Вам не кажется, что он чересчур нервничал?
– Вы бы тоже занервничали, агент Коллинз, – заметила Штайр. – Нормальная реакция человека, попавшего в подобную ситуацию. Совпадения, намекающие на виновность, нервозность усиливают.
– А не обыскать ли нам его квартиру? – подал голос Ричардсон. – Посмотреть внимательно карандаши и принадлежности для рисования.
– Это не так просто, – возразила Коллинз, вспоминая разговор с Перри Дентоном. – Разве что Родригес сам позволит нам сделать это. Ордер мы не получим. И вообще, вопрос деликатный. Предъявить обвинение сотруднику полиции в совершении убийства без серьезных улик невозможно.
– По времени все совпадает, – проговорил Ричардсон. – В заключении медэксперта указано, что смерть наступила между десятью и полуночью. Родригес вернулся из Бостона в семь и сам признал, что вошел в квартиру Кордеро около одиннадцати тридцати.
– Слишком хорошо совпадает, – усмехнулся Арчер.
– Но этого недостаточно, – заметила Коллинз.
– А если он сбежит?
Коллинз посмотрела на Ричардсона:
– Зачем? Думаю, Родригес даже ни о чем не догадывается.
Ричардсон взглянул на экран.
– Но он действительно чересчур возбужден.
– С Родригесом многое неясно, – вздохнула Штайр. – Когда он был подростком, его отца, копа, застрелили при невыясненных обстоятельствах. Убийство так и осталось нераскрытым, и там вполне может оказаться что-нибудь более серьезное.
– Сомневаюсь.
– Я сказала «может», агент Коллинз. Кстати, тогда у следственной группы имелись какие-нибудь подозрения насчет Родригеса-младшего?
– Кажется, нет. Я побывала в отделе нераскрытых преступлений, и мне сообщили, что относительно недавно к ним пришла детектив Руссо и попросила вновь заняться убийством Хуана Родригеса, причем чуть ли не конфиденциально.
– Известно, почему она это сделала? – поинтересовалась Штайр.
– Нет, но я выясню.
– Они затребовали из банка данных министерства юстиции образцы органики двадцатилетней давности, обнаруженной на пистолете убийцы, и отправили на анализ ДНК, – произнес Арчер.
– А ДНК Родригеса у нас есть? – спросила Коллинз.
– Нет.
Она опять вспомнила разговор с Перри Дентоном и последовавший затем звонок с приглашением поужинать.
– Тогда пусть этим займется полиция. Я имею в виду его ДHК. Им проще. А потом результаты передадут нам. – Дентон обещал ей это. – Вес пройдет спокойно, не будем никого смущать и наступать на ноги. – Она заставила себя улыбнуться Роберте Штайр. – Ведь дело расследовать все равно придется нам.
– Вам не кажется странным, – спросил Арчер, – что Родригес захотел участвовать в расследовании дела Рисовальщика?
– Его попросила Руссо, – напомнила Коллинз.
– В том, что убийца порой участвует в расследовании своего дела, нет ничего необычного, – сообщила Штайр. – А сколько раз бывало, когда преступник оказывался на фотографии среди случайных свидетелей и зевак на месте убийства. Да что там далеко ходить за примерами. Мартин Смитсон, сотрудник полицейского управления Сиэтла, расследовал дело об изнасиловании и убийстве шести девушек в период с 1998 по 2000 год, сам будучи убийцей. Так что участие в расследовании собственного преступления – очень умный ход. Родригес, если он убийца, всегда был на шаг впереди нас. Преступники подобного рода обычно хладнокровны и очень изобретательны. Презирают власти и часто стремятся совершить какую-нибудь неслыханную дерзость прямо под нашим носом. – Штайр задумалась. – Родригес показался мне симпатичным и обаятельным. Но надо ли напоминать, что именно так и выглядит порой классический социопат.
– Например, Банди,[42] – напомнила Коллинз.
Штайр кивнула.
– Вы читали расшифровку стенограммы показаний Алберта де Сальво, Бостонского Душителя?[43] В ней он описывает эпизод, когда вся их семья собралась за ужином и сестра рассказала, что ходит в группу дзюдо, чтобы научиться защищаться. Де Сальво спросил, сможет ли она одолеть Душителя, и сестра ответила, что, наверное, сможет. Тогда он неожиданно прижал ее мертвой хваткой и сказал: «Попробуй вырваться», – а все вокруг наблюдали и смеялись. Во всяком случае, так об этом рассказывал де Сальво. Вы поняли, о чем я говорю?
– Да, – отозвалась Коллинз, радуясь найти что-то общее с психологом из Квантико. – Дэвид Берковиц любил поболтать с приятелем, почтовым работником, о маньяке, рассуждал, сумасшедший он или нет, и надеялся, что «этого сукина сына все-таки поймают».
– После каждого убийства он обязательно исполнял песенку.
– Аде Сальво, только что изнасиловав и убив девушку, приходил домой, ужинал и играл с детьми.
Арчер усмехнулся:
– Понятно. Но тогда Родригес сильно прокололся, если, конечно, он такой. Не проявил достаточно ума.
– Вероятно, устал, – произнесла Штайр. – Сам захотел, чтобы его поймали. – Она перелистнула копию его личного дела. – Он одинокий, никогда не был женат, несомненно, талантливый художник. И к тому же вопрос с гибелью отца до сих пор неясен.
– Да, – согласился Арчер, подумав, – но нашим Рисовальщиком движет расовая ненависть. А Родригес пуэрториканец. Где тут смысл?
– Он не только латинос, но еще и еврей, – добавила Коллинз.
– Полагаю, немало пострадал от этого в детстве, – заметил Ричардсон.
– Серийные убийцы иногда охотятся в своем собственном стаде, – пояснила Штайр. – Нельзя исключать, что он возненавидел себя и, убивая себе подобных, считал, что символически искореняет зло.
Арчер пожал плечами, видимо, вспоминая свой жизненный опыт:
– Лично я никогда не слышал о латиносе, еврее или чернокожем, который убивал бы из расовой ненависти.
– Вы совершенно правы, – кивнула Штайр. – Я вовсе не утверждаю, будто Родригес и есть тот самый Рисовальщик. А лишь говорю, что это вероятно.
– В общем, будем ждать анализов ДНК, – сказал Ричардсон.
– Да, – подтвердила Коллинз.
Штайр сняла со стены рисунок убийцы.
– Вам не кажется, что этот рисунок несколько иной?
Итак, я стал подозреваемым. Невероятно, но факт.
Терри обещала помочь, но не сказала как. Посоветовала набраться терпения, но опять же не уточнила, как это сделать.
А я не мог сидеть спокойно, весь дрожал. Боялся, что не выдержу и что-нибудь случится. Инфаркт или инсульт. Казалось, будто это приближается. На всякий случай принял две таблетки аспирина и позвонил Хулио.
Офис адвокатской фирмы «Расселл, Брэдли и Роуч» выглядел как респектабельная похоронная контора. Все вокруг в приглушенных серых тонах. И в кабинете Хулио тоже. Даже он сам сидел за столом в сером костюме в тонкую полоску.
Я рассказал об убийстве Кордеро, о моей татуировке, которую убийца изобразил на рисунке на его руке вместе с пририсованным сбоку ртом, точной копией моего пропавшего наброска, о моем карандаше, оказавшемся под трупом. Они скоро сведут все вместе, это лишь вопрос времени.
– Успокойся, старина, – проговорил он, пытаясь не хмуриться. – Улики косвенные.
Я засомневался, напомнив ему, что он адвокат по недвижимости. Хулио взялся шутить, заставил меня рассмеяться, но его лицо выдавало тревогу, которую невозможно было скрыть.
Зазвонил телефон. Ему нужно было идти на встречу. Он уже опаздывал. В общем, мы расстались, и я отправился домой.
Остановился у Элегги, нелепого сооружения у двери с леденцами на камешках. Надо бы взять это и выбросить, но я боялся обидеть богов. Никогда в жизни я не чувствовал такой безысходности. Стал соображать, чем бы заняться, и понял – надо закончить рисунок. Поискал блокнот, нигде не нашел, даже на мгновение запаниковал, что убийца опять побывал здесь.
Потом вспомнил, что оставил его у бабушки.
Увидев меня, бабушка обрадовалась, но в глазах мелькнула тревога. Я сказал, что пришел за блокнотом. Ей хотелось задать мне много вопросов, однако она сдержалась и оставила меня одного в гостиной.
Я раскрыл блокнот, чтобы просмотреть наброски. Заточил карандаш и стал ждать вдохновения, которое не приходило. Закрывал глаза, раскрывал, пытался расслабиться – ничего не помогало.
Вошла бабушка с банкой пива. Села рядом и коснулась моей щеки. Я снова почувствовал себя маленьким и рассказал ей обо всем. Она покачала головой, бормоча:
– Loco, loco.[44] – Таких слов я вообще никогда от нее не слышал. – Этот человек, este demonio desgraciado,[45] он наложил на тебя проклятие.
– Нет, – возразил я, пытаясь вы глядеть уверенным. – Это просто… ошибка.
– Нет, это не ошибка. На все есть причины.
Бабушка встала, попросила подождать. Я слышал, как она в соседней комнате говорит по телефону. Через минуту она появилась в дверях.
